Ларс Кеплер - Гипнотизер

— Не знаю.

— А я думаю — знаете, — сказал я. — Но не будем вас торопить. Не думайте пока об этом. Хотите смотреть телевизор дальше? Я последую за вами, все последуют за вами, на протяжении всего пути, независимо от того, что произойдет — обещаю. Мы дали вам честное слово, можете положиться на нас.

— Я хочу в вороний замок, — прошептала она.

Я подумал: что-то пошло не так, пока я вел обратный отсчет и внушал представление о ведущей вниз лестнице. А сам погружался в тепловатую воду, медленно опускаясь вдоль скалы, все глубже и глубже.

Эва Блау подняла подбородок, облизнула губы, всосала щеки и прошептала:

— Я вижу, как они забирают какого-то человека. Просто подходят и забирают.

— Кто забирает человека? — спросил я.

Эва прерывисто задышала. Лицо потемнело. Коричневая вода перед ней помутнела.

— Мужчина с хвостом, он подвешивает маленького к потолку, — простонала она.

Я увидел, как она одной рукой схватилась за трос с колышущимися водорослями, ноги медленно двигались, словно она гребла на байдарке.

Почти до обморока резко я вырвался из гипноза. Я понял, что Эва блефует, что она не под гипнозом. Я не понимал, откуда я это знаю, но был в этом уверен. Она защитилась от моих слов, блокировала внушение. Разум хладнокровно шептал мне: она лжет, она ни на секунду не погружалась в транс.

Я смотрел, как она раскачивается на стуле взад-вперед.

— Мужчина тащит и тащит маленького человека, тащит так жестоко…

Вдруг Эва встретилась со мной взглядом и затихла. Рот растянулся в ухмылке.

— Ну как? — спросила она.

Я не ответил. Просто стоял и смотрел, как она встает, снимает пальто с крючка и спокойно выходит из комнаты.

Я написал на бумаге «Вороний замок», завернул в нее пленку номер четырнадцать и обмотал резинкой. Вместо того чтобы, как обычно, отправить ее в архив, я забрал ее с собой в кабинет. Хотелось подумать над ложью Эвы Блау и своей собственной реакцией. Однако уже в коридоре я понял, что именно было не так: Эва продолжала контролировать мимику, она пыталась быть приятной, ее лицо не стало бессмысленным и непонимающим, как у тех, кто впал в транс. Погруженный в гипноз человек может улыбаться, но не обычной, а сонно-расслабленной улыбкой.

Когда я подошел к кабинету, возле двери меня ждала давешняя молоденькая стажерка. Я стал судорожно вспоминать, как ее зовут: Майя Свартлинг.

Мы поздоровались, и не успел я отпереть дверь, как она сказала:

— Простите, что я такая навязчивая, но часть моей диссертации построена на вашем исследовании. Так что не только я, но и мой руководитель хотели бы, чтобы сам объект принял участие.

Она серьезно посмотрела на меня. Я ответил:

— Понимаю.

— Ничего, если я задам несколько вопросов? — сказала она наконец. — Кое-что спрошу?

На мгновение она стала похожа на маленькую девочку: хитрая, но неуверенная в себе. Глаза очень темные, отливают черным на фоне необычайно светлой кожи. Красиво причесанные волосы блестели, заплетенные короной. Старомодная прическа, но Майе она была к лицу.

— Можно? — тихо спросила она. — Вы даже не представляете, какая я могу быть надоедливая.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь ей. В ней было что-то такое живое и свежее, что я, сам того не сознавая, хлопнул в ладоши и объявил, что готов. Она засмеялась и посмотрела на меня долгим взглядом. Я отпер дверь; Майя не долго думая вошла за мной в кабинет, села на стул для посетителей, достала блокнот и ручку и, улыбаясь, посмотрела на меня.

— О чем вы хотите меня спросить?

Майя сильно покраснела и заговорила, все еще широко улыбаясь — казалось, она не может сдержать улыбку:

— Если начать с практики… как вы думаете, пациент может обмануть вас? Просто сказать то, что, по его мнению, вы хотите услышать?

— Сегодня как раз было такое, — улыбнулся я. — Одна пациентка не захотела, чтобы ее гипнотизировали, сопротивлялась внушению и, естественно, сохранила контроль над сознанием, но притворилась, что погрузилась в транс.

Майя немного успокоилась, вид у нее стал поувереннее. Она наклонилась вперед, вытянула губы, потом спросила:

— Она притворялась?

— Конечно, я это понял.

Майя вопросительно подняла брови:

— Как?

— Начать с того, что существуют явные внешние признаки гипнотического расслабления. Самый важный из них — лицо теряет свою искусственность.

— Не объясните подробнее?

— В состоянии бодрствования даже у самого расслабленного человека лицо собранное, губы вместе, мышцы лица взаимодействуют, взгляд и так далее… А под гипнозом человек теряет контроль над мимикой: рот приоткрывается, подбородок отвисает, взгляд бессмысленный… Правильно описать не получится, но это известно.

Майя как будто хотела спросить что-то, и я прервался. Она помотала головой и попросила продолжать.

— Я читала ваш доклад, — сказала она. — Ваша группа состоит не только из жертв, то есть подвергшихся насилию, но и из преступников, людей, творивших с другими страшные вещи.

— Подсознанием и то и другое воспринимается одинаково, и…

— Вы хотите сказать…

— Погодите. Майя… и в контексте групповой терапии здесь нужен один подход.

— Интересно, — сказала она и что-то записала. — Я к этому вернусь. Но вот что мне хотелось бы знать — это как видит себя загипнотизированный преступник. Ведь вы отталкиваетесь от мысли, что пострадавший часто замещает преступника чем-то другим — животным.

— Я не успел изучить, как видит себя преступник, а пускаться в пустые рассуждения не хочу.

Она склонила голову набок:

— Но у вас есть какие-нибудь предположения?

— У меня есть пациент…

Я замолчал и подумал о Юсси Перссоне, норрландце, который нес свое одиночество как непомерную тяжесть, в которой сам виноват.

— Что вы хотели сказать?

— В состоянии гипноза этот пациент возвращается к своей охотничьей засидке, словно ружье ведет его, убивает косулю и бросает там. Выйдя из транса, он отрицает косулю и рассказывает, что ждал в засидке медведицу.

— Так он говорит, когда просыпается? — улыбнулась она.

— У него дом в Вестерботтене.

— Ага. А я думала, он здесь живет, — рассмеялась Майя.

— Медведь — это достоверно, — сказал я. — Там полно медведей. Юсси рассказывал, что большая медведица задрала его собаку несколько лет назад.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

— Уже поздно, — сказал я.

— У меня еще много вопросов.

Я хлопнул в ладоши:

— Нам придется встретиться несколько раз.

Майя посмотрела на меня. Я вдруг ощутил странное тепло, увидев, как по ее светлой коже разливается бледный румянец. Между нами было что-то плутовское, смесь серьезности и сдерживаемого смеха.

— Могу я в ответ пригласить вас на стаканчик? Есть очень приятный ливанский…

Она внезапно замолчала — зазвонил телефон. Я извинился и ответил.

— Эрик?

Симоне. Голос нервный.

— Что такое? — спросил я.

— Я… я за домом, на велосипедной дорожке. Кажется, к нам в дом кто-то влез.

По спине пробежал холодок. Я вспомнил палку-розгу, лежавшую у нашей входной двери, — старинное орудие наказания с деревянным диском.

— Да что случилось?

Я услышал, как Симоне тяжело сглотнула. Там, где она стояла, играли какие-то дети — может быть, на футбольном поле. Послышались свистки и крики.

— Что это? — спросил я.

— Ничего. Школьники, — серьезно ответила она и торопливо продолжила: — Эрик, взломали балконную дверь в комнате Беньямина, стекло разбито.

Краем глаза я увидел, что Майя встала и вопросительно подняла брови: я пойду?

Я кивнул ей и с сожалением пожал плечами.

Майя наткнулась на стул, он процарапал ножками по полу.

— Ты один? — спросила Симоне.

— Да, — ответил я, не зная, зачем солгал.

Майя помахала рукой и тихо закрыла за собой дверь. Я все еще чувствовал запах ее духов — простой и свежий.

— Молодец, что не вошла, — продолжал я. — В полицию позвонила?

— Эрик, у тебя странный голос. Что-нибудь случилось?

— Помимо того, что к нам в дом, кажется, вломились грабители? Ты позвонила в полицию?

— Да. Позвонила папе.

— Хорошо.

— Он сказал, что сейчас же выезжает.

— Симоне, отойди подальше от дома.

— Я стою на велосипедной дорожке.

— Видишь дом?

— Да.

— Если ты видишь дом, то тот, кто в доме, может увидеть тебя.

— Прекрати.

— Милая, отойди на футбольную площадку. Я еду домой.

Я остановился за грязным «опелем» Кеннета, потянул парковочный тормоз, повернул ключ зажигания и вылез из машины. Ко мне подбежал Кеннет. Лицо у него было сосредоточенное.

— Черт возьми, где Сиксан? — закричал он.

— Я сказал ей, чтобы подождала на футбольной площадке.