Горечь - А. Норди
Мартин забился под массивную корягу, торчавшую из земли, и обхватил себя руками. На пальцах налипли склизкие сгустки «горечи», и Мартин, не долгое думая, мазнул ими под языком.
Спустя мгновения он растворился в потоках покоя и неги.
* * *
Мартин проснулся: утреннее солнце слепило глаза, в ушах стоял птичий гвалт. Овраг затянуло влажной дымкой, и одежда насквозь промокла от росы.
Он выбрался из ложбины и, трясясь от озноба, побрел по тропинке среди сосен. На душе было легко и спокойно, и Мартин решил, что ночные события оказались очередным кошмаром. Его ждала взбучка от Абсалома за нарушение режима, но она представлялась сущей ерундой по сравнению с тем, что привиделось ночью.
Но что, если существо из ямы и смерть Осмунда не были плодом его воображения? Холодок пробежал по спине, но Мартин отогнал дурные мысли.
Тропа вывела его к опушке леса, за которой раскинулись домики общины. Скорее всего, наступило время совместной медитации, а это означало, что Абсалом и его подопечные собрались в беседке. Туда и направился Мартин. Скрываться не было смысла, в любом случае его ждет наказание, и чем скорее он прикинется нашкодившим щенком, тем лучше.
К удивлению Мартина, в беседке обнаружилась только Яна. Девушка подметала пол и, заметив Мартина, взволнованно спросила:
— Где ты был? Мы обыскались вас с Осмундом!
Дыхание перехватило, и Мартин присел на лавку.
— Абсалом с утра поднял тревогу, когда не нашел вас в домике, — продолжала Яна. — Вместе с Дэном он отправился в лес на ваши поиски. Мартин, что случилось? И где Осмунд?
Он не знал, что ответить. Где-то глубоко внутри шевелились страх и тревога, но действие «горечи» их заглушило: все чувства словно лишились окраски и стали нейтральными, превратились в далекие отголоски душевных волнений.
— Понятия не имею, — пробормотал Мартин. — Пойду в домик.
Яна нахмурилась, провожая его взглядом, но Мартину было все равно. «Горечь» дарила спокойствие, убаюкивала сомнения и совесть. В конце концов, Осмунд сам виноват, что потащился за ним к котловине. Не надо было кидаться на него! Уголовник получил по заслугам, и теперь его труп остывал возле расщелины в земле, откуда выползла неведомая тварь. Мартин — такой же человек, как и все: он имел право на трусость и малодушие. Кто бы на его месте не испугался чудовища, присосавшегося к виску Осмунда?
Размышляя об этом на пути к домику, Мартин горько ухмыльнулся: точно такими же словами он успокаивал себя, когда погибла Алина.
Зайдя внутрь, Мартин направился в свою комнату. Под ногами привычно скрипели рассохшиеся половицы, но к знакомому звуку прибавился еще один — липкое чавканье. Мартин опустил взгляд и увидел, что его кроссовки шлепают по лаково-красной лужице, растекшейся на полу. Это была кровь, и Мартин почувствовал резкий железистый запах, поднимавшийся от нее.
Лужа вытекала из комнаты, в которой жил Осмунд. Распахнутая дверь приглашала заглянуть внутрь, но Мартин застыл как вкопанный: пот струйками побежал по спине, руки задрожали и во рту пересохло. Он хотел бросить все к чертям собачьим и удрать из домика, но переборол себя: хватит на сегодня трусливых поступков.
Может быть, раненому Осмунду удалось добраться до общины, и теперь ему требовалась помощь? Вот он, шанс на искупление: Мартин кинул Осмунда в лесу, но сейчас мог ему помочь. Как бы строго ни относился староста к Мартину, но оставить его без помощи во второй раз стало бы непростительной ошибкой.
На трясущихся ногах Мартин медленно подошел ко входу в комнату и заглянул внутрь. От увиденного перехватило дыхание, внутренности сжались в ледяной комок.
Посреди комнаты в огромной луже крови лежал Арнольд — Мартин узнал его по рыжей шевелюре, испачканной алыми мазками. Рубашка парня была разорвана, и на бледной худосочной груди зияли крупные раны с неровными краями, словно нанесенные с бешеным остервенением. К одной из таких ран, расположенной в области сердца, черным шлангом присосалась тварь из расщелины. Изгибаясь и пульсируя, она торчала изо рта Осмунда, который на четвереньках склонился над распластанным Арнольдом. Староста общины, казалось, находился в полной власти существа: глаза его закатились — виднелись только белки; расставленные над Арнольдом жилистые руки, испачканные в грязи, мелко дрожали, а выгнутая спина сотрясалась от спазмов. Тварь, свисавшая из его рта, с чудовищным причмокиванием выкачивала кровь из раны на груди Арнольда. Гибкое, покрытое черной слизью существо напоминало гигантскую пуповину, соединившую два организма — Осмунда и Арнольда.
Мартин выскочил из дома. Он бежал, не разбирая дороги, сбивая ведра, корыта и прочую утварь, раскиданную по двору, — бежал куда угодно, лишь бы оказаться подальше от кошмарного зрелища, свидетелем которого он стал.
Вскоре он оказался на околице. Легкие жгло от быстрого бега, руки тряслись. Мартин остановился, чтобы перевести дух и проверить, нет ли за ним погони. Он обернулся к дому Осмунда. Территория общины пустовала: не было ни души, и только ветер шумел в березах, окружавших хутор. Там остались Яна и Лика — девушкам наверняка угрожала опасность, ведь неизвестно, что было на уме у твари, проникшей в Осмунда. Наверное, стоило их предупредить или броситься на помощь, если они оказались в беде, но Мартин не мог пошевелиться: вместо крови в его жилах текло малодушие, и даже «горечь» не могла его выжечь.
— Вот он где, наш беглец! — прогремел грозный бас сзади.
Мартин от испуга подскочил на месте и повернулся в сторону звука. Из леса к общине бодрым шагом приближались Абсалом и Дэн. Наркоман недобро сощурился при виде Мартина, словно давая знак: не болтай лишнего. Абсалом собирался сказать что-то еще, но, заметив испуганный взгляд Мартина, переменился в лице. Он нахмурился и строго спросил:
— Что случилось?
— Арнольд… — только и смог выдохнуть Мартин, кивнув в сторону домика Осмунда. — Он мертв.
Абсалом грязно выругался под нос, и это были первые бранные слова, вылетевшие из его уст за время
