Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять
— Без четверти четыре! — едко заметила Диана. — Не мне вам советовать, дорогой мэтр, но, будь Жоэль моей дочерью, я бы позвонила в полицию…
Лежанвье колебался в нерешительности. Сердце стучало у него в горле.
— Выпейте, дорогой мэтр! — вмешался все еще не ушедший Билли. — И позвоните… Милочка права…
Милочка?.. Билли Хамбург, конечно, называл так всех женщин, с которыми общался, но момент был выбран явно неудачно. Да и позволил ли себе Вернер Лежанвье когда бы то ни было назвать «милочкой» Дото?
— Алло! — нетерпеливо сказал он. — Ал-ло?
— Полиция.
Бесцветный, властный голос.
Лежанвье повесил трубку.
Он внезапно понял, с кем ушла Жоэль, и счел бесполезным уведрмлять об этом полицию.
Пять часов утра.
Билли Хамбург, наконец, откланялся после слезного звонка Дото. Диана неохотно поднялась к себе.
Машина резко затормозила у подъезда и умчалась раньше, чем ключ нашарил скважину. Входная дверь бесшумно закрылась, мокасины проскользнули по плитам вестибюля.
Вернер Лежанвье появился на пороге кабинета.
За это время он успел переодеться в тонкий халат, подчеркивавший его внушительность.
— Жоэль!
Жоэль уже была на лестнице, на полдороге к своей комнате. Она удивленно обернулась:
— Привет, В. Л.!
— Я хочу с тобой поговорить.
— В это время? А нельзя ли подождать?
— К сожалению, нет.
— Будь по-твоему, — вздохнула Жоэль.
В который раз адвокат был шокирован ее обликом — в джинсах и полупальто она напоминала мальчишку.
— Ты откуда?
— Какое это имеет значение?
— Я тебя спрашиваю, откуда ты пришла?
— Из «Роз Роз», тебе это что-нибудь говорит?
— Рок-бар?
— Ммм, самый новейший.
— И… кто же тебя привез?
Жоэль бросилась в кресло, повернула лампу на складной ноге, освещавшей ее, положила ногу на ногу, закурила мятую сигарету, вытащенную из кармана:
— Допрос третьей степени, В. Л.? В таком случае, я буду отвечать лишь в присутствии моего адвоката!
Лежанвье стоял за своим столом, опираясь на него обеими открытыми ладонями. Он сдержался лишь с большим трудом.
— Мне кажется, я до сих пор не злоупотреблял своими родительскими правами, — проговорил он, взвешивая слова. — Возможно, я даже грешил излишней снисходительностью, о чем свидетельствует твоя развязность. Мне не хотелось бы прибегать к крайним мерам.
— Подписано Дианой, — заключила Жоэль. — Бога ради, В. Л., не надо бранных речей, ты не на публике! (Она нервно затушила сигарету) — Ты хочешь знать, с кем я ходила? Я скажу. С приятелем. Может, ты хочешь знать, с каким конкретно?
— Именно, — ответил Лежанвье. — Мы с Дианой полагали, что ты у Ленэнов. Ты обманула нас, — добавил он.
Жоэль тряхнула хвостом:
— Здесь я протестую! Это получилось не нарочно… Я действительно договорилась с Джессикой. Я одевалась, когда за мной зашел Тони.
— Тони?
— Тони Лазар.
Хотя Вернер Лежанвье и готовился к этому, он словно испытал удар в солнечное сплетение.
— И сколько раз ты встречалась с этим человеком?
— Не знаю… Раз пять-шесть… Каждый раз, как он заходил…
— И стоило ему предложить, как ты тотчас же согласилась с ним пойти?
— В моих глазах он пользуется одним преимуществом.
— Каким?
— Его несправедливо обвиняли, и ты его оправдал.
Лежанвье нашел платок, вытер влажный лоб:
— Он ухаживает за тобой?
— В наши дни никто ни за кем не ухаживает.
— Он пытался тебя поцеловать или…
— В. Л.! Вы нарушаете границы дозволенного.
Адвокат с трудом распрямился, подошел к дочери, схватил ее за запястье:
— Отвечай, он целовал тебя? Отвечай, или…
Жоэль на удивление легко высвободилась, отбежала к двери. Уже на пороге она обернулась…
— Ревность?.. Конечно же, он меня целовал и… спал со мной! Он не первый, но впервые оно действительно того стоило!
Где-то хлопнула дверь.
Диана подслушивала и, должно быть, все слышала.
— Тысяча сожалений, В. Л.! — послышался уже издалека голос Жоэль. — Но ты сам нарывался.
Вернер Лежанвье ничего не ответил.
Возможно, Жоэль только хотела ответить ударом на удар, пренебречь родительским авторитетом?
Тем не менее Антонен Лазар перешел все границы.
Антонен, как называемый Тони, решил Лежанвье, будет вынужден заплатить свои долги.
Глава четвертая
Сильная доза адреналина, введенная в кровь, вызывает смерть через пять минут. Эта субстанция быстро растворяется в крови, и ее следы невозможно обнаружить при вскрытии. Адреналин часто используют при лечении астмы и сенной лихорадки. (Д-р Эберхартш)
Диана в воздушном дезабилье бесшумно толкнула дверь кабинета, оторвав мужа от безрезультатного чтения красной тетради:
— Вернер… Уже два часа, а Жоэль не вернулась…
— Знаю. Дадим ей отсрочку.
— Вы, может быть, знаете и с кем она?
— Думаю, знаю.
— С Тони Лазаром?
— Да.
— И вы это позволяете?
— Я ничего не позволяю. Отныне Жоэль обходится без моего позволения.
— Что вы будете делать?
— Я как раз задаю себе этот вопрос.
На самом деле Вернер Лежанвье очень хорошо знал, что он будет делать. Он не станет больше ждать, как накануне возвращения домой Жоэль. Он поедет, подождет возвращения Лазара в отель.
— Вернер…
— Да?
— Жоэль просто смеется над нами! Вы не хотели отдавать ее в пансион, но…
— Минуту! — отрезал адвокат. — Как вы находите этого Лазара? Привлекательным?
— О Господи, нет!
— Но симпатичным?
— Пожалуй.
— Почему?
— И вы меня об этом спрашиваете? Потому, что вы спасли его, дорогой мэтр, потому, что благодаря вам он пользуется славой невинного мученика.
«И она тоже», — с горечью подумал Лежанвье.
Итак, Лазар сейчас всем был обязан ему: свободой, широкой жизнью, даже тем вниманием, которое оказывали ему женщины…
Оставалось узнать, не собирается ли он потребовать большего?
— Возвращайтесь в постель, дорогая. Постарайтесь поспать. И ничего не говорите Жоэль, когда она вернется.
— Как хотите.
В четыре часа утра Шведский отель был лишь слабо освещен. За решетчатой загородкой с улицы был виден пожилой ночной дежурный в подтяжках и нарукавниках, дремлющий рядом с телефонным аппаратом. Низко висели тучи, дул холодный ветер. Лежанвье, хотя и ходил постоянно взад и вперед, замерз, от холода ему было трудно дышать. Ему бы не следовало курить, но как еще обмануть ожидание, эту глухую тоску, которая брала его за горло?
Много раз машины тормозили на углу улицы, и всякий раз он поворачивал ей навстречу, опасаясь, что Лазар вернется в отель у него за спиной.
Четверть пятого, без двадцати пять. Правда, накануне Жоэль вернулась домой лишь в пять утра…
Лежанвье вспбминал другие бесконечные ожидания. В двадцать, даже в тридцать лет ему случалось ожидать таким образом возвращения более или менее дорогих ему женщин. Они обычно выходили из машин, потные и утомленные, пропитанные запахом любви. Однажды он ударил одну, и за нее заступился шофер такси. Потом они с шофером провели вместе остаток ночи, опустошая стаканы с белым вином и откровенничая, в то время как Мартин — или то была Марсель? — отдыхала в его постели. Сейчас, когда ему уже пятьдесят, он поджидал не женщину, а мужчину. Он набьет ему морду.
— Мэтр Лежанвье, я не ошибся?
Лазар стоял в двух шагах от него, с сигаретой в зубах, в шляпе, сдвинутой на затылок, руки в карманах расстегнутого пальто, весь — сплошная улыбка. Должно быть, он вышел из такси раньше или вернулся пешком вдоль набережных, обдумывая планы на будущее (как поступил бы сам Лежанвье на его месте и в его возрасте).
— Вы меня ждали, дорогой мэтр?
Адвокат кивнул.
— Вы хотели сказать мне что-то срочное?
Адвокат медленно восстанавливал дыхание:
— Откуда вы? Вы провели вечер с моей дочерью?
— Точно так.
— Куда вы ее водили?
— Танцевать.
— И вчера также?
— Вчера также. В то же место.
— Вы… Вы дорожите Жоэль?
Уже в двадцать и еще в тридцать лет Лежанвье также вопреки очевидности расспрашивал о глубоких чувствах потных утомленных молодых женщин, тайком высаживавшихся из такси. В смутной надежде на чудо.
— Скажем, Жоэль дорожит мной. Благодаря вам.
Шум голосов перед входом в отель в конце концов пробудил от неглубокого сна пожилого ночного дежурного. Неуверенными шагами он подошел к двери и окинул улицу изучающим взглядом.
— Нас слушают, дражайший мэтр! — заметил Лазар. — Кроме того, уже поздно. Госпожа Лежанвье, насколько я успел ее узнать, должно быть, обеспокоена вашим отсутствием. На вашем месте я бы вернулся домой кратчайшим путем.
