Зухра Сидикова - Стеклянный ангел
Да, с Ясей было все не так просто. Пожалуй, она не смогла бы стать полностью ее дочерью. Она помнила свою маму, очень любила деда, знала свою родословную по его рассказам.
Наверное, если бы Вера Алексеевна хотела кого-нибудь усыновить, она выбрала бы Рому Легалова. Отличный мальчишка, симпатичный, умница, спортсмен. Рому подбросили на крыльцо детского дома сразу после рождения.
Нет, нет, выделять кого-то из этих детей, значит, других обижать. Лучше уж пусть будет, как будет. Стало быть, судьба у нее такая — быть общей мамой, то есть ничьей…
Она еще зашла к повару обсудить меню новогоднего вечера, и только потом, накинув на плечи пальто, вышла во двор. Воздух был такой вкусный, морозный. Она перевела дух, улыбнувшись нахлынувшему вдруг предчувствию чего-то радостного, того, что должно было вот-вот случиться, и ускорила шаг. Оставалось еще одно дело, и оно являлось для нее сейчас, пожалуй, самым важным. Она вздохнула и быстрым шагом пошла по расчищенной дорожке в глубь школьного участка, где желтело окнами небольшое одноэтажное строение: здесь находились квартиры работников детского дома.
Когда-то Вера Алексеевна сама жила здесь — пока не получила отдельное жилье. Прежде это было ветхое здание, но ее стараниями его отремонтировали, и теперь в нем стало уютно и удобно. Три однокомнатные и две двухкомнатные квартиры, большая кухня и санузел, правда, общего пользования, но все в отличном состоянии.
Она вошла в небольшой холл, оклеенный светлыми обоями, остановилась у открытой двери одной из комнат, в которой две женщины мыли окна.
— Ну как дела? — спросила с улыбкой.
— Нормально, уже заканчиваем.
— Славно, славно, — сказала Вера Алексеевна, прошлась по комнате, подняла глаза к потолку.
— Ниночка, — обратилась она к полненькой женщине, стоявшей на стремянке, — завтра привезут мебель: диван, стол со стульями, шкаф. Проследите, пожалуйста, чтобы все расставили. Лукич выдаст занавески и люстру, пусть Сергей все повесит.
— Конечно, Вера Алексеевна, прослежу, не беспокойтесь. Все будет сделано, как надо.
— Спасибо, девочки. В этом году выделяю премию особенно активным работникам, вас обеих уже внесла в список.
— Спасибо, Вера Алексеевна, вот, кстати, к праздникам! — заулыбались женщины.
— Ну, я пошла, мои хорошие, дел еще невпроворот.
— Тут Марьяша снова приходила, — негромко сказала полненькая Нина.
— Правда? — Вера Алексеевна подошла к женщине ближе. — Наверное, вещи забирала?
— Да, она оставляла тут кое-что у соседей. К нам заглянула, жаловалась опять. Говорит, жить теперь негде.
— Ну как это негде? Это неправда! Тетка у нее одна в трехкомнатной, это всем известно! — возмутилась Вера Алексеевна. — Она и так долго прожила здесь, больше пяти лет. Ведь это жилье только для новичков, для тех, кого приглашаем на работу, и кому на первых порах действительно жить негде. Марьяше давно уже пора за ум взяться. Что ж теперь ходить жаловаться? Выставляет меня на каждом углу злодейкой какой-то. Забыла уже, как я ее приняла без опыта работы, сразу после института, жильем обеспечила. Оклад приличный назначила. Ах, да ну это все! Не хочу об этом — давление опять подскочит. Прощайте, девочки, некогда мне, дел еще выше крыши.
Вера Алексеевна вышла во двор, постояла немного на крыльце, пытаясь успокоиться. Разговор о Марьяше расстроил ее. Она не любила быть несправедливой, и сейчас у нее кошки скребли на душе. Ей было жалко Марью Васильевну, которую все называли Марьяшей, — толковую молодую воспитательницу, но по-другому она поступить не могла.
Интересы детского дома были превыше всего. Комната нужна была для человека, на которого Вера Алексеевна возлагала большие надежды.
Месяц назад ее пригласили на конференцию в Москву. Она взяла билет в комфортабельное двухместное купе — она не экономила на дороге, по сути это была единственная возможность отдохнуть. Шел одиннадцатый час ночи, она переоделась, улеглась с книжкой, мечтая о том, что сейчас немного почитает, а потом уснет под мерный успокаивающий стук колес.
И тут в купе вошел мужчина. Она недовольно ойкнула, села, запахнув халат, и уже собиралась идти к проводнице выяснять, почему к ней подселили мужчину, но он приложил руку к сердцу и сказал жалобно: «Милая дама, не прогоняйте меня, я очень опаздываю. Последние деньги потратил на билет, очень тороплюсь. Я вам не помешаю! Вот лягу сейчас, отвернусь к стенке и буду лежать тихо-тихо. Вы даже не заметите моего присутствия».
Слова эти он произнес с такой забавной интонацией, что Вера Алексеевна засмеялась и сменила гнев на милость.
Звали мужчину Павел Сергеевич, он оказался на редкость милым человеком, и они проговорили всю дорогу.
Он рассказал, что действительно потратил последние сбережения на то, чтобы все-таки попасть в срок на просмотр в московский цирк, откуда он внезапно для себя в совершенно уже отчаянном положении получил приглашение. Вера Алексеевна узнала, что Павел Сергеевич — цирковой акробат, что цирк, в котором он проработал много лет, закрыли, по причине возраста его не берут в другие коллективы, и что это приглашение — его последний шанс, если его не возьмут и в этот раз, жизнь его будет кончена, он станет безработным и бездомным.
Вера Алексеевна глядела в его глаза, в которых она ясно читала тоску и одиночество, глядела, как он ест котлеты и пирожки с капустой, которые она выложила перед ним, как задумывается иногда, подперев кулаком подбородок, и вдруг почувствовала к этому человеку жалость, сильную женскую жалость, желание помочь и еще что-то такое, чего не чувствовала уже несколько лет, с тех пор как рассталась с Симаковым.
На вокзале они попрощались. Павел Сергеевич посетовал, что не может проводить ее: «Нельзя опаздывать», задержал ее руку в своей, спросил, явно смущаясь, может ли он ей позвонить, а она вдруг перевела дух и решительно сказала:
— Павел Сергеевич, вот вам моя визитка, и знаете что? Если вас не примут, приезжайте к нам! Приезжайте! Я обеспечу вас и жильем, и работой. Будете молодежь учить своему мастерству. Зарплата у нас небольшая, но жилье бесплатное, питание хорошее. Вы ведь сами хвалили и котлеты, и пирожки… А главное, талант ваш не пропадет даром — вы детей, брошенных детей, хорошему научите! Здоровыми их сделаете, сильными!
Он заулыбался, растерянно замотал головой. Но она не дала ему и слова сказать.
— А вы не отказывайтесь, сразу не отказывайтесь! Подумайте, а я буду ждать.
Потом она поцеловала его в щеку и быстро ушла, чувствуя, что он смотрит ей в спину.
И вот две недели назад он позвонил, сказал, что если она не передумала, он приедет к Новому году.
Конечно, она не передумала, и ждала этого звонка, и надеялась. Ей казалось, что с приездом Павла Сергеевича все изменится, и не только в жизни детского дома.
Вера Алексеевна вернулась в свой кабинет, ей хотелось немного посидеть в тишине — от усталости болела голова. Ей хотелось отвлечься, перестать думать, перестать, наконец, беспокоиться обо всем и сразу — доставят ли вовремя подарки, будет ли вездесущий Симаков в сегодняшней комиссии, успеет ли дворник очистить дорожки от снега — вон его сколько навалило за ночь.
— Там девочку привезли, Вера Алексеевна! — прервала ее размышления Рудакова, ее заместитель по воспитательной работе. Она кричала из коридора, еще только по пути в кабинет директора.
— Какую еще девочку? Дарья Михайловна! Можешь ты войти, и нормально объяснить? Что ты все на бегу?
— Извините, Вера Алексеевна, столько дел, я как белка в колесе, — Рудакова запыхалась, тяжело опустилась на стул.
— Какую девочку, я тебя спрашиваю?
— Ну эту, после пожара которая… Вчера ведь Симаков звонил, ругался — сколько, мол, мне еще ее в больнице держать?
— Ах да, — Вера Алексеевна вздохнула, вспомнив неприятный разговор с главврачом поселковой больницы Симаковым. Отчитал ее как девчонку, даром, что столько лет твердил, что любит… Теперь, когда они расстались, — не захотела она больше слушать его обещания, оставила его жене, — Симаков как с цепи сорвался, при каждом удобном случае норовит задеть ее. Встречаться им приходится нередко на различных собраниях-совещаниях, да иногда бывает, кто-то из ребятишек в больницу попадет — слава богу, не часто…
Вот и сейчас, неужели не мог подержать девочку у себя? Знает ведь, что у Веры комиссия — столько хлопот! А тут новый ребенок, да еще из неблагополучной семьи, после такой трагедии! Думала, после праздников и заберет. Так нет же, обвинил ее в бессердечии, кричал, что у нее совести нет — ребенка в Новый год в больничных стенах оставляет! Праздник она, видите ли, ребенку хочет испортить. И как, мол, она не понимает, что праздник в кругу детей — самое подходящее время для адаптации. Девочка такое пережила: мать в огне погибла, нужно сделать так, чтобы она хоть немного отвлеклась.
