Говард Фаст - Синтия

— Десять тысяч! Господи, ну зачем они мне? Пропить их что ли? К тому же мне никогда до них не добраться. Если Э.К. узнает, что я прикарманила его десятку, он растерзает меня в клочья. Он спит и видит во сне деньги так, как проститутка — дни своей девственности. Нет, тут уж ничего не попишешь. Перед вами увядший цветок лаванды сорока двух лет отроду. А чёрт, мне на самом деле сорок семь. Что ж, я добилась своего. Вышла замуж за богача! Ну, а вы, стало быть, явились сюда из-за девицы, больше ведь не из-за чего?

— Я думал, вы сами затроните тему.

— Какую тему?

— Тему Синтии.

— Синтии? А что с ней, спаси её Господь?

— Говорят, она ушла из дома.

Миссис Брендон подошла ко мне и легонько поцеловала меня в щёку. Если не считать алкогольных паров, это было даже приятно. Впрочем, в вопросе женщин меня нельзя считать объективным. Они мне нравятся все — независимо от роста, возраста и комплекции.

— Господь с вами, старина, — сказала она, — сами посудите, разве вы не ушли бы, если бы были дочерью Э.К.?

— Мне не просто вообразить себя дочерью Брендона, миссис Брендон, — сказал я, — но возможно, я и впрямь так поступил бы.

— Зовите меня Алисой. Мы ведь по сути дела собутыльники, и я начинаю кое-что видеть через прелестную пьяную дымку. Э.К. вызвал вас, считая, что его дочку похитили. Ему всё время мерещится похищение. Но при чём тут страховая компания?

— Он застраховал дочь от киднэппинга, — пояснил я.

— Не может этого быть!

— Тем не менее это так. Кроме того, он не плохо застраховал и жизнь девушки.

— Да? И кому выплачивается сумма?

— Ему. Он владеет обоими полисами.

— Знаете, — задумчиво проговорила она. — Оказывается, он ещё больший мерзавец, чем я предполагала.

— Не знаю, не знаю. Но деньги он любит.

— А кто их не любит? Но вы считаете, старина, что Синтию умыкнули?

— А вы другого мнения?

— Да. Синтия объелась папашей и решила уйти. Ей бы следовало сделать это давным-давно. Но у неё, видите ли, принципы. Я бы лично ограбила его до нитки.

— Вам нравится Синтия?

— У нас общий враг.

— А где он?

— Кто?

— Общий враг.

— У себя в офисе. Потом, если он окажется в настроении, то вернётся сюда, посмотрит на меня с презрением, и начнётся ещё один прелестный вечерок.

Когда она говорила, дверь открылась и на пороге оказался, глядя на нас с нескрываемым презрением сам хозяин. Для своих лет он выглядел неплохо. Он был в форме. У него был квадратный подбородок, жёсткий взгляд и, если бы он красил свои седые волосы, то стал бы очень похож на Рональда Рейгана. У него были бледно-голубые глаза, каковые он вперил в меня, пытаясь понять, кто я такой и что здесь делаю. Я назвал своё имя, которое, как обычно, не произвело никакого впечатления, и сообщил, что работаю в страховой компании, которая ведёт его дела.

— В таком случае вам надо иметь дело со мной, а не с моей женой, — ровным голосом сообщил он.

— Последний из джентльменов, — обронила Алиса. — Ну что ж, идите, старина, и заходите, когда мы потеряем бриллиантовое кольцо или нефтяную скважину.

— Достаточно, Алиса, — перебил её муж.

Она замолчала. Лёд в его голосе был сигналом, который она сочла за благо принять к сведению. Я понял, что в трезвом состоянии она сильно его побаивалась.

Мы оказались в его кабинете, все стены которого от пола до потолка были уставлены книгами в кожаных переплётах, которые, судя по всему, никто не читал. В полках было сделано два отверстия для портретной галереи предков. Брендон жестом предложил мне садиться. Затем осчастливил меня следующей репликой:

— В компании мне сказали, что выделили для этого дела лучшего сотрудника. Вы не производите такого впечатления. Как, вы сказали, вас зовут?

— Харви Крим, — сладким голосом подсказал я.

— Ну, и что же вы собираетесь делать?

— В каком смысле?

— Как собираетесь искать мою дочь?

— Мне сказали, что вы уверены насчёт похищения. Почему?

— Её нет с понедельника. Сейчас четверг.

— Почему вы думаете, что её похитили? Она не могла просто уйти из дома?

— Она уже однажды пыталась так поступить. Тогда я ей сказал: если подобное случится ещё раз, и я в течение двадцати четырёх часов не получу сведений о её местопребывании, я оставлю её без гроша.

— Ясно. Она дочь вашей бывшей жены?

— Да, но это не имеет никакого значения.

— Но если имел место киднэппинг, тогда должно было появиться письмо с требованием денег — как это обычно бывает в таких случаях.

— Они выжидают.

— Но…

— Чёрт побери, Крим. Вам говорят, её похитили. Вы понимаете, что означает для меня необходимость выплатить три-четыре миллиона наличными?

— Но вы же застрахованы.

— Не валяйте дурака, Крим. Это будет слишком крупная операция…

— Если её похитили…

В таком духе мы и толковали. Он был убеждён, что её умыкнули и потребуют выкуп — от пяти до десяти миллионов долларов. Он вбил это себе в голову, и его невозможно было переубедить. Мне, правда, удалось добиться от него кое-каких фактов насчёт дочери, но с темы киднэппинга сбить его оказалось нельзя.

Наконец я сказал:

— Мистер Брендон, предположим, что вашу дочь и правда похитили. Предположим, за неё потребуют выкуп в пять миллионов долларов. Вы готовы платить?

Он помолчал и сказал:

— Смедли просил показать вам фотографии, — и с этими словами взял со стола тоненькую пачку фотографий и протянул мне. Одна из них была цветной. На ней была изображена девушка с рыжими волосами. Похоже, цвет волос она унаследовала от матери. Это была высокая, длинноногая, худощавая девица, и если она не поражала неземной красотой, то было видно, что у неё есть характер.

— Ну, так вы бы заплатили такой выкуп? — повторил я.

— Сколько вы зарабатываете в неделю, мистер Крим? — в свою очередь спросил он, и в его интонациях почувствовалось презрение.

— Чистыми выходит двести шестьдесят.

— В таком случае вы не имеете никакого отношения к суммам вроде пяти миллионов. Для вас это пустой звук. Для меня — реальность.

— Но вы не ответили на мой вопрос.

— На рынке, мистер Крим, за вас не дадут пять миллионов. За эти деньги можно приобрести сотню специалистов получше, чем вы. Почему нельзя сказать то же самое о моей дочери?

— В самом деле, почему? — я не мог сдержать улыбки. — Но в то же самое время это было бы дурной рекламой, верно?

— Верно. Но прежде чем вы ещё раз позволите себе такую улыбочку, мистер Крим, я бы хотел вам напомнить, что, во-первых, я обладаю всеми связями, какие только можно купить за деньги, а, во-вторых, я физически крепче вас и могу без особого труда разломить вас на две части.

— Я это запомню, — пообещал я, — Ведь мало кому захочется, чтобы его разломили пополам.

— Сущая правда, мистер Крим.

— Так или иначе, я обогатил свои знания — мне известно, что вы человек опасный, мистер Брендон. Может, хотите услышать и обо мне?

— Милости прошу, мистер Крим. Для меня будет приятной неожиданностью узнать, что и вы человек опасный.

— Нет, мистер Брендон, ничего опасного во мне нет. Но я очень даже смекалист, что может доставить порой куда больше хлопот.

— Если это так, мистер Крим, то, пожалуй, вы без особого труда найдёте мою дочь.

— Может, и найду, — улыбнулся я и поспешил добавить:

— Я не ухмыляюсь, мистер Брендон, поэтому не торопитесь применять свою силу. Я просто тихо улыбаюсь в знак удовлетворения.

С этими словами я встал и вышел из кабинета, и не подумайте, что для этого не потребовалось определённого мужества. Я опасался, что Э.К. Брендон выстрелит мне в спину и дело с концом, но он позволил мне удалиться с миром. Смешно, как многие из нас представляют себя здоровяками, готовыми чуть что пустить в ход кулаки. Это даже неприлично. Я только надеялся, что никак не уронил престиж компании. После того как Смедли проявил ко мне такую снисходительность, было бы обидно лишать его обильных страховых взносов от мистера Брендона.

Дворецкий проводил меня до выхода. Согласно сведениям, предоставленным мне компанией, его звали Джонас Биддл. Я-то не сомневался, что это, так сказать, псевдоним, а от рождения он был известен как, скажем, Станислав Брунски. Не успел он затворить за мной дверь, как я спросил:

— А скажи-ка, старина, горячий ли нрав у твоего хозяина? Он и правда стреляет в тех, кто ему не нравится? И как часто это происходит?

— Информация стоит денег, — невозмутимо отозвался дворецкий.

— Опомнись, друг, — сказал я. — Ты начитался похождений Майка Хаммера[1].

— Я не читаю, — возразил он, — я смотрю телевизор.

— Тогда застрелись, — дружески посоветовал я ему.

На это он захлопнул дверь перед моим носом. Я же спустился на лифте с двадцать девятого этажа, прошёл через вестибюль. У подъезда стояла полицейская машина из девятнадцатого участка, и возле неё маячила крупная моложавая, облачённая в твидовый костюм фигура сержанта Келли. Он поджидал меня.