Питер Альбано - Возвращение седьмого авианосца
— Я не могу проглотить обиду.
— Слова самурая! Тогда помните об основном. Прежде всего бомбардировщики.
Летчик возбужденно продолжал.
— Прошу вас, адмирал, не забывайте о моей просьбе.
— Разумеется. Но вы, лейтенант Коноэ, подумайте о том, как я искал достойный выход из острой, как самурайский меч, ситуации, когда мы потеряли в Триполи всех заложников. Я, и только я был виноват. Но для себя я принял то же решение, что предложил вам. Император нуждается в нас обоих!
— Банзай! — закричали Хиронака и Кавамото.
На безжалостном лице Коноэ не отразилось никаких чувств, когда он заговорил.
— Благодарю вас, адмирал, я понял.
Упоминание о заложниках всколыхнуло память Брента. Свыше тысячи заложников были захвачены террористами Каддафи, когда банда головорезов напала на японский лайнер «Маеда Мару» и отбуксировала его в Трипольскую гавань. Все помнят шум, поднявшийся в Японии, беспрецедентную личную просьбу императора к адмиралу Фудзите, секретное снаряжение ЦРУ семи «Флетчеров», арабский джихад против Израиля, долгий переход вокруг Южной Америки, чтобы не попасться арабам на глаза в Суэцком канале. Потом тяжелые, потребовавшие больших жертв, воздушные бои над Мисратахом и Эль-Халилем, где ветераны Фудзиты лишили Каддафи мощи его истребительной авиации. И ужас боя надводных сил, когда «Йонагу» настиг крейсер «Бруклин» и его сопровождение. Лишь сверхъестественное тактическое чутье Фудзиты и самоубийственная храбрость его летчиков спасли могучий авианосец.
Смелый рейд кэптена Файта в Трипольскую гавань был, вероятно, самой мужественной акцией кампании. Файт поставил свой корабль, замаскированный под арабский эсминец, рядом с «Маеда Мару», пока авиагруппы «Йонаги» яростно атаковали гавань. И тут американский капитан пережил неописуемый ужас: все пассажиры и команда были мертвы, давно мертвы. Они умерли мучительной смертью, будучи задушенными или расчлененными.
Брент вспомнил ярость и жажду мести, когда Фудзита напустил своих «карающих орлов» на арабов, грозивших сбросить израильские войска в море у Эль-Халиля. Месть была кровавой: разбитые и рассеянные объединенными силами израильтян и японцев арабские армии.
Но адмирал Фудзита обвинял лично себя за гибель заложников, что в его самурайском уме означало предать императора. Согласно кодексу чести самурая харакири был традиционным путем сохранения «лица» воина. Но арабские авианосцы бороздили моря, надеясь заманить «Йонагу» в засаду и потопить его. Фудзита решительно поклялся беспощадно бороться и жить до тех пор, пока гнусный ливийский диктатор имеет силы для уничтожения его судна. Намерение осуществить харакири было отложено.
Мысли Брента прервал стук в дверь. Пара дюжих матросов-охранников с 6,5-миллиметровыми пистолетами «Рикусики» в кобуре ввела двух пленных, одетых в зеленую униформу, на несколько размеров меньшую, чем требовалось; арестантов подтолкнули к переборке.
Пленные являли собой контрастную пару. Один был достаточно старым, с лысиной, отражавшей свет лампы над головой, квадратным подбородком, покрытым седой щетиной, и массивной шеей, напоминавшей актера прошлых лет Эрика фон Штрогейма[3] с его манерой поведения — прямой спиной, прусской шеей, злобными искрящимися глазами, высокомерно поднятым подбородком. Брент с трудом подавил ухмылку.
Пленный помоложе, с каштановыми волосами и зелеными глазами, был высоким и стройным, его плечи слегка сутулились, очевидно от испуга. Он прижался к переборке, съежившись, словно его втолкнули в пещеру, полную драконов.
— Вы, — сказал Фудзита, кивая пленному постарше, — шаг вперед!
Мужчина в ответ глухо стукнул каблуками своих промокших ботинок и отдал честь.
— Оберст Генрих Виттенберг, — представился он с сильным немецким акцентом, звуки его резкого голоса заполнили ангарную палубу.
— Мы, японцы, не приветствуем друг друга на нижних палубах, полковник, — заметил Фудзита. — А эта каюта находится внизу. — И он лениво махнул рукой.
— Ja, Kapitan.
— Я ношу звание адмирала!
— Ja, Herr Admiral.
— Вы немец?
— Jawohl.
— По-английски, пожалуйста, если умеете. Все офицеры на этом судне говорят по-английски.
Немец кивнул.
Собравшиеся молча и заинтересованно, будто присутствующие на теннисном матче зрители, следили за тем, как пленный и адмирал продолжают обмениваться репликами.
— Почему вы атаковали меня?
— Я офицер ливийских ВВС — штурмовая эскадрилья. Мне было приказано атаковать вас, — ответил Виттенберг.
— Эскадрилья — двенадцать самолетов.
— Korrekt! — подтвердил полковник, переходя на немецкий. — Истребителей.
— Вы летели на двухмоторном «Мессершмитте»?
— Ja, адмирал! — жестом он указал на своего молодого напарника. — Лейтенант был моим стрелком-радистом.
Фудзита слегка махнул рукой в сторону Мацухары.
— Познакомьтесь с подполковником Мацухарой. Он вас сбил.
Мужчины посмотрели друг на друга. Мацухара медленно оскалился в ухмылке.
— Я получил удовольствие, полковник.
— Возможно, — процедил немец. — Но мы еще встретимся при других обстоятельствах.
— К вашим услугам, — тихо ответил японский летчик. — Но в следующий раз я бы посоветовал вам не прекращать огня. На тысяче метров мои двадцатимиллиметровые пушки разнесут вас в клочья.
Немец напрягся, словно его окатили холодной водой.
После некоторого молчания и сигнала рукой Фудзиты Мацухара продолжил.
— Место дислокации вашей базы, полковник Виттенберг?
— Согласно Женевской конвенции я не обязан…
— Япония ее не подписывала.
— Дикари!
— У нас не было Освенцима, — парировал Фудзита.
Брент заметил, как у Бернштейна напряглась спина, но израильтянин не произнес ни слова, пока Фудзита барабанил скрюченными пальцами по поверхности дубового стола. Немец использовал передышку, чтобы обвести глазами непонятную компанию людей, присутствовавших в комнате. Его взгляд задержался на Бернштейне, он с любопытством разглядывал израильскую форму. Внезапно его глаза расширились от удивления.
— Израильтянин! Juden!
— Ja, oberst, — кивая ответил израильтянин. — И член Ассоциации узников Освенцима.
— Я не имел к этому никакого отношения, — быстро бросил немец. — Я служил в «Люфтваффе».
— Да, об этом знал только Адольф Гитлер, — жестко заметил Бернштейн. — Все остальные просто следовали приказам, закрыв глаза и заткнув уши.
Фудзита, согнувшись, подался вперед и сидел словно нахохлившаяся птица, пристально и внимательно оглядывающая с высоты окрестности. Наблюдает. Брент знал, что старый японец любил откинуться в кресле и следить за горячими перебранками других. А тут представилась отличная возможность: два человека, оказавшиеся участниками жесточайшего в истории человечества преступления, причем их роли в нем были различны, что придавало ситуации особую остроту.
— Ja, вы, евреи, проклинаете любого родившегося и неродившегося немца за то, что они не дали вам завоевать господства в мире.
— Только мы, оберст? А сами немцы?
Эти двое смотрели друг на друга, как если бы хотели уничтожить собеседника силой взгляда. Но ни один из них не был готов к прозвучавшим словам Виттенберга.
— Вас загоняли в газовые камеры, словно овец. Почему вы не сопротивлялись?
— Свинья! — прорычал Бернштейн, приподнимаясь. Но Марк Аллен удержал его.
Не замечая предупреждения, загоревшегося на лице Бернштейна, немецкий летчик торопливо заговорил, как будто освобождаясь от долго копившихся мыслей.
— Без Адольфа Гитлера не было бы Израиля. Он повернул мировое мнение в вашу пользу, Juden. Создал возможность для образования государства Израиль как «острова спасения» для евреев Европы. Без него вы все еще скитались бы по пустыне.
— Ja, oberst, но вы погубили шесть миллионов моих соплеменников.
— Достаточно! — фыркнул Фудзита и обратился к охраннику: — Матрос Исимина, этого офицера в карцер. — Матрос грубо толкнул немецкого полковника к двери.
— Erzahle ihm nichts, Guenther! — закричал Виттенберг, когда за ним закрылась дверь.
Фудзита посмотрел на Брента Росса.
— Он приказал ему ничего вам не говорить, — перевел Брент.
Все присутствовавшие поняли восточную тактику: сосредоточиться на молодом напуганном стрелке, поскольку летчика заставить говорить было трудно.
— Смирно! — резко прозвучал голос Фудзиты. Юноша вытянулся, у него задвигались скулы. — Имя?
— Лейтенант Гюнтер Мюллер, — почти без акцента тихо ответил немец.
— Подразделение?
— Elfter Jagerstaffel, Dritter Geschwader.
— По-английски! — В голосе Фудзиты звучало раздражение.
— Одиннадцатая истребительная эскадрилья, Третья авиагруппа, адмирал.
— У Каддафи так много немцев, что вы можете использовать старую немецкую технику?
— Да, адмирал. Немцев и русских.
— Конечно, русских, — услышал шепот Бернштейна Брент.
