Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом
Данфорт посмотрел на этого необычного человека и улыбнулся в ответ. Досье ЦРУ гласило, что Фассету было сорок семь лет, но выглядел он куда моложе. Широкие плечи, мускулистая шея, гладкое лицо под коротким светлым ежиком — все это напоминало Данфорту, что близится его семидесятый день рождения.
— Конечно, я помню. Входите, пожалуйста.
Фассет вошел в холл, и его внимание привлекли несколько акварелей Дега. Он подошел поближе:
— Они в самом деле прекрасны.
— Так и есть. Вы в этом разбираетесь, мистер Фассет?
— О нет. Я просто восторженный любитель… Моя жена была художницей. Нам довелось провести немало времени в Лувре.
Данфорт знал, что не стоит интересоваться женой Фассета. Она была немкой и поддерживала тесные связи с Восточным Берлином. Там и убита.
— Да-да, конечно. Прошу вас вот сюда. Грувер ждет вас. Мы в патио смотрели программу Вудворда.
Двое мужчин вышли в небольшой дворик, вымощенный кирпичом. Джордж Грувер поднялся с места:
— Привет, Ларри. Дела вроде начинают двигаться.
— Похоже. Я этого ждал.
— Как и все мы, не могу не добавить, — заметил Данфорт. — Выпьете?
— Нет, благодарю вас, сэр. Если вы не против, я бы хотел как можно скорее перейти к делу.
Трое мужчин сели вокруг керамического столика.
— Тогда давайте начнем с того, на чем мы сейчас остановились, — сказал Данфорт. — Что представляет собой план неотложных действий?
Фассет слегка смутился:
— А я думал, что все одобрено вами.
— О, я читал сообщения. Просто я хотел бы получить информацию от человека, который непосредственно занимался этим делом.
— Хорошо, сэр. Фаза первая завершена. Таннеры, Тремь яны и Кардоне — все в Сэддл-Уолли. Никаких отпусков у них не планируется, так что будут на месте всю следующую неделю. Эту информацию подтверждают наши источники. В городе тринадцать агентов, и все три семьи находятся под постоянным наблюдением… Все телефонные разговоры перехватываются. Установить это невозможно. Лос-Анджелес сообщил, что Остерманы вылетают в пятницу рейсом 509 и прибывают в аэропорт Кеннеди в 4.50. Как правило, они сразу же берут такси и направляются в пригород. За ними, конечно, последует наша машина…
— А что если они изменят своим привычкам? — прервал его Грувер.
— В таком случае они не летели бы этим самолетом. Завтра мы пригласим Таннера в Вашингтон.
— В данный момент он ни о чем не догадывается, верно? — осведомился Данфорт.
— Никоим образом — если не считать патрульную машину, которую мы используем, если завтра утром он заартачится.
— Как, по-вашему, он все это воспримет? — наклонился вперед Грувер.
— Я думаю, будет просто вне себя.
— Он может отказаться сотрудничать, — сказал Данфорт.
— Не похоже. Если я все выложу, выхода у него не будет.
Данфорт посмотрел на собранного мускулистого человека, который был преисполнен такой уверенности:
— Вы не сомневаетесь, что мы добьемся успеха? Вы убеждены в этом?
— У меня есть для этого основания, — Фассет твердо встретил взгляд старика. Когда он продолжил, голос его обрел суховатую интонацию: — Они убили мою жену. Они настигли ее в два часа на Курфюрстендам — пока я был «задержан». Она пыталась найти меня. Вы это знаете?
— Я читал досье. Примите мои искренние соболезнования.
— Мне не нужны ваши соболезнования. Эти приказы поступали из Москвы. И я доберусь до них. Я доберусь до «Омеги».
Часть вторая
2. Понедельник — 10.15
Выйдя из лифта, Таннер направился в свой кабинет по коридору, устланному толстым ковром. Около получаса он провел у монитора, просматривая запись. Она подтвердила то, о чем сообщали газеты: Чарльз Вудворд сделал из заместителя госсекретаря Аштона посмешище.
Представляю себе, в каком состоянии находится сейчас множество людей в Вашингтоне, подумал он.
— Ну и шоу, правда? — сказала его секретарша.
— Туши свет, как говорит мой сын. Не думаю, что нас ждут приглашения на обед в Белый дом. Звонил кто-нибудь?
— Весь город. Главным образом, поздравляют. Я оставила список на вашем столе.
— Это приятно. Они пригодятся. Что-то еще?
— Да, сэр. Дважды звонил человек из Федеральной комиссии по средствам коммуникации. По фамилии Фассет.
— Кто?
— Мистер Лоренс Фассет.
— Обычно мы имели дело с Кренстоном.
— Так я и ответила, но он сказал, что дело срочное.
— Может быть, Государственный департамент собирается арестовать нас еще до захода солнца…
— Сомневаюсь. Скорее всего, они обождут денек-другой, чтобы все это не походило на сведение политических счетов.
— Вы лучше перезвоните ему. У этой комиссии вечно все важное и спешное.
Войдя в кабинет, Таннер сел за стол и пробежал поступившие послания. Он улыбнулся: даже конкуренты были поражены.
Зажужжал телефон внутренней связи.
— Мистер Фассет на проводе, сэр.
— Благодарю.
Таннер нажал соответствующую кнопку:
— Мистер Фассет? Простите, меня не было на месте, когда вы звонили.
— Это я должен извиниться, — ответил вежливый голос на другом конце провода. — Просто у меня сегодня напряженное расписание, а вы стоите первым номером.
— Что за проблемы?
— В общем-то обычные, но довольно спешные, если коротко. Документы, которые вы представили в мае, создают нам некоторые проблемы.
— Что? — Джон припомнил разговор, произошедший несколько недель назад. В памяти всплыли слова Кренстона, что, мол, это совершенно несущественно. — Чего не хватает?
— Во-первых, двух ваших подписей. На страницах семнадцать и восемнадцать. И есть некоторые неясности относительно ваших проектов вплоть до января.
Теперь Джон Таннер припомнил. Это была ошибка Кренстона. Страницы куда-то делись из папки, пересланной из Вашингтона за подписью Таннера, — поэтому и не завершен полностью проект на следующие месяцы. И Кренстон был вынужден снова признать, что ошибся.
— Если вы проверите, то убедитесь, что мистер Кренстон счел возможным обойтись без этих страниц, в силу чего и было несколько отложено окончательное решение по проекту. Он согласился с этим.
В Вашингтоне настала секундная пауза. Когда Фассет снова заговорил, в голосе его вежливости было уже чуть меньше:
— При всем уважении к мистеру Кренстону должен сказать, что у него не было права принимать такие решения. Вы, конечно, осведомлены об этом.
Это был не вопрос, а утверждение.
— Подождите минутку. Ведь это сущая мелочь?
— Не я устанавливаю правила. Я просто соблюдаю их. Уже два месяца ваша сеть работает с нарушением правил. Мы не можем себе позволить согласиться с таким положением дел. Кто бы за это ни отвечал, это факт. Вы допустили нарушение. Так что давайте сегодня же разберемся.
— Хорошо. Но я предупреждаю на тот случай, если ваши действия инспирированы Государственным департаментом. В таком случае наши адвокаты привлекут его к суду за клевету.
— Я даже не представляю, что вы имеете в виду, не говоря уж о том, что мне не нравятся ваши инсинуации.
— А я думаю, что вы прекрасно все представляете. Шоу Вудворда вчера днем.
Фассет рассмеялся:
— Да, я слышал о нем. «Пост» расписал его во всех подробностях… Но, я думаю, вы можете успокоиться. Я дважды пытался связаться с вами еще в прошлую пятницу.
— В самом деле?
— Да.
— Минутку.
По внутренней сети Таннер связался с секретаршей:
— Норма? Мистер Фассет звонил мне в пятницу?
Наступило краткое молчание, пока секретарша Таннера просматривала запись о вызовах в пятницу.
— Вполне возможно. Было два звонка из Вашингтона, оператор номер тридцать шесть просил вас связаться с округом Колумбия, если вы появитесь до четырех. Но вы до половины шестого были в студии.
— Вы спрашивали, кто звонил?
— Конечно. Но мне сказали, что дело может обождать до понедельника.
— Спасибо.
Таннер вернулся к разговору с Фассетом:
— Вы знаете номер оператора?
— Тридцать шесть. Из Вашингтона. Повторять вызов до четырех часов.
— Но вы не назвали себя, не представились…
— Была пятница. И мне пришлось пораньше уехать. Неужели вы чувствовали бы себя лучше, если бы знали о срочном вызове, на который не можете ответить?
— О’кей, о’кей. Неужели нельзя было прибегнуть к помощи почты?
— Простите, мистер Таннер. Мне в самом деле очень неудобно, но у меня были определенные инструкции. Вы представляете собой отнюдь не маленькую местную станцию. Документы должны были быть в порядке еще несколько недель тому назад… Кроме того, — тут Фассет снова засмеялся, — не хотел бы я быть на вашем месте, если некоторые службы Государственного департамента обнаружат, что ради вас мы нарушаем правила… Это отнюдь не угроза. О ней не может быть и речи. Оба мы допустили ошибку.
