Монс Каллентофт - Летний ангел
Чуть запыхавшись, он остановился возле Малин; в это время она, не в силах сдержаться, отчитывала Эллинор Гетлунд:
— На месте преступления следует строго подчиняться указаниям сотрудника полиции!
— Когда мы сможем увезти ее? — спрашивает Эллинор Гетлунд, даже не пытаясь оправдываться.
— Когда я скажу!
— Но…
— Никаких «но»! — говорит Малин и поворачивается к Заку: — Где ты пропадал, черт тебя побери?
— Машина заглохла. У меня оказался совершенно пустой бак. Такого со мной уже много лет не случалось. Все эта жуткая жара.
— При чем тут жара?
— От нее мозги плохо работают.
— Это точно. Надеюсь, в этом расследовании мы ничего не провороним.
Малин рассказала ему все, что знала сама и что увидела в беседке, а затем они пошли туда вместе. И вот теперь Зак стоит рядом с ней с выражением скепсиса на худом лице.
— Мы ведь не знаем точно, была ли она изнасилована?
— Нет, но очень многое указывает на это.
— Ну да.
— И это могло произойти вон в тех кустах.
— Или кто-то надругался над ней в другом месте, а потом приволок сюда, — кивает Зак. — Черт, как здесь жарко. Странное дело.
— Я хочу, чтобы ты поговорил с ней, — произносит Малин. — Попробуй добиться хоть чего-нибудь. Мне что-то подсказывает: ее удастся разговорить только здесь, и нигде больше.
Задняя дверца машины «скорой помощи» открыта.
Пострадавшая, завернутая в оранжевое одеяло, сидит на кушетке. Молодая женщина-медик устроилась рядом, почти вплотную, словно вообще не собирается с ней расставаться. Девушка с головой закуталась в одеяло, глаза опущены. Из машины пахнет больницей, дезинфицирующими средствами, по стенам тянутся шланги от оборудования для подачи кислорода, с потолка свисают маленькие трубки с желтыми пробками. На внутренней перегородке приделан аппарат «сердце — легкие».
«Много ли жизней ты спасла? — думает Малин. — Но этой девушке ты не сможешь помочь».
Да и сможет ли кто-нибудь?
Зак первым залезает в машину, Малин за ним, жестом показывает Эллинор Гетлунд, чтобы та встала. Полицейские садятся с двух сторон от девушки.
Зак поворачивается к ней, произносит:
— Если ты хочешь поднять голову и посмотреть на меня, то очень хорошо. Если не хочешь, это необязательно.
Девушка сидит неподвижно.
— Что произошло здесь ночью? Ты можешь рассказать?
На несколько минут повисает молчание.
— Кто-то совершил над тобой насилие? — Зак проводит рукой по своему гладкому черепу. — Если ты предпочитаешь молчать, это твое право. Но было бы хорошо узнать, как тебя зовут.
— Меня зовут Юсефин Давидссон, — говорит девушка.
И снова умолкает.
«Скорая помощь» уезжает — катится в сторону фонтана, мигает тормозными огнями, поворачивая к выходу в сторону улицы Линнегатан.
Юсефин Давидссон так больше ничего и не сказала — только свое имя.
Что произошло?
Как ты попала в парк?
Где твоя одежда?
Кто-то мыл тебя?
Кто твои родители?
Где ты живешь?
Кто звонил нам? Тот, кто случайно первым увидел тебя, или…
Их голоса звучат все более безнадежно. Ее молчание приводит в недоумение, слова путаются в головах, раскаляющихся от жары.
«Меня зовут Юсефин Давидссон» — и все.
— Что теперь? — спрашивает Зак, когда «скорая помощь» скрывается из виду.
— Теперь будем ждать Карин.
— Юханнисон?
Малин слышит презрение в голосе Зака и думает: «Почему ты так ее не любишь? Потому что она красива? Потому что она умна? Или потому, что она богата, а богатство — это изысканность?»
— Бали. Мы будем жить на курорте Булгари в Улувату, — говорит Карин Юханнисон, соскребая с перил засохшую кровь. — У меня отпуск в августе, и мы поедем туда на целый месяц. В тех краях это самый лучший сезон.
— Янне и Туве сейчас там.
— Да что ты! Вот здорово! А где именно?
— Какой-то отель на побережье под названием Кута.
— Это самый роскошный пляж. Но там очень много народу.
Малин думает о том, какая Карин загорелая, хотя и просидела все лето в криминально-технической лаборатории. Она выглядит, как всегда, свежо и бодро просто до неприличия, в голубых глазах отражается внутреннее благополучие, кожа на лице упругая, ухоженная. Платье из дорогой розовой ткани, мягкими складками облегающее тело, дополняет впечатление изысканности.
Карин уже прочесала кусты, обследовала траву возле беседки и разложила найденный мусор по маленьким пакетикам с наклейками.
— Я поищу отпечатки пальцев, но их здесь может оказаться тысяча — или, наоборот, никаких. С деревом трудно работать.
— А я думал, вы можете снять отпечатки с любого материала, — говорит Зак.
Карин не отвечает ему.
— Возможно, все было именно так, как ты говоришь, Малин. Что он изнасиловал ее в кустах, а потом перебросил через перила. Посмотрим, что скажет врач по поводу повреждений.
— Мы пока не знаем, было ли изнасилование, — с упрямством произносит Зак. — И можно ли говорить о преступнике «он».
— Пора ехать в контору, — говорит Малин, недоумевая про себя, куда запропастился Даниэль Хёгфельдт.
Ему или кому-нибудь из его газеты давно пора появиться. Но возможно, их человек в полиции, через которого они получают сведения, сейчас в отпуске или разговор по рации о девушке в парке не привлек его внимания.
Но скоро он приедет — Даниэль неизбежен, как лето. Самая жаркая новость сезона — круче, чем лесные пожары.
«Девушка изнасилована в парке Тредгордсфёренинген».
За ограждением начали собираться любопытные — по-летнему одетые люди, которые задаются тем же вопросом: «Что здесь произошло?»
Зак оставляет машину: кто-нибудь из патрульных отгонит к управлению. Малин берет свой велосипед и, прежде чем вместе с Заком покинуть парк, бросает последний взгляд на колонны.
Солнце взобралось уже высоко, полосы света проникают в круглую беседку, лучи прорезают застывший воздух, словно пытаясь своей изменчивой игрой разрушить тени происшедшего.
Кажется, лучи хотят сказать: это только начало, лето будет еще жарче, еще невыносимее. Погодите, вы увидите — после нас наступит кромешная тьма.
— Форс, ты идешь?
Голос у Зака веселый и одновременно спокойный.
Наконец-то им досталось настоящее дело, за которое можно взяться всерьез. К тому же сейчас лето, и он избавлен от хоккея.
Малин знает, что сын Зака, Мартин, звезда местной хоккейной команды, гордость Линчёпинга, в ближайшие три недели полностью занят тренировками. Зак ненавидит хоккей, но из солидарности с сыном ходит на все матчи сезона. Однако в такое время года льда нет даже в спортивном комплексе «Клоетта-центр».
Пешеходная дорожка, ведущая прочь от парка, пролегает между двумя жилыми домами. Цветы на окаймляющих ее клумбах увяли, вылиняли от жары. По улице Юргордсгатан в сторону университетской больницы проезжает автобус номер 202.
«До полицейского управления всего метров шестьсот, — думает Малин. — И здесь, рядом с оплотом правопорядка, совершены нападение на девушку и изнасилование».
Чувство защищенности — всего лишь иллюзия.
Мимо них проносятся на велосипедах четыре девочки школьного возраста. На багажниках у них надувные мячи и игрушки.
Они едут к прохладе. Возможно, к бассейну Глюттингебадет. Или в «Тиннис»?
Веселье и шумиха. Летние каникулы — и некто, поджидающий за деревом в темноте.
5
Мы будем купать, купаться, купаться, говорите вы, где мои плавательные рукава, мама, ты видела мой надувной круг, где он? Я не хочу утонуть, мама.
Я слышу вас.
Вы где-то над моей темнотой, но я не знаю, слышите ли вы, как я зову: «Мама! Мама! Папа! Папа! Идите сюда, идите сюда, заберите меня. А кто это там кричит про купание, надувной круг и мороженое?»
Но я чувствую капли.
Они не движутся. Чем пахнут эти капли? Не так, как вода. Железом? Мочой животных?
Ваши ноги.
Я слышу, как вы топчетесь по мне.
Наверху.
Мне кажется, что я лежу, но может быть, я в воде, я купаюсь — может быть, это темное и влажное вокруг меня и есть вода? Должно быть, да, я люблю воду.
А теперь вы играете.
Где мой мячик, мама?
Хочешь, я его поймаю? Но мои руки не могут двигаться. Они лежат неподвижно вдоль тела, я пытаюсь пошевелить ими, пытаюсь снова и снова, но они как будто слиты с тем, что окружает меня.
Зачем вы топчетесь по мне?
Я не хочу, чтобы вы это делали.
Где я?
Где ты, папа?
Я могу плавать, я могу нырять, но я никуда не могу приплыть.
