Роберт Ротенберг - Старая ратуша
— Двадцать лет. Вам стоит попробовать интенсивную йогу. Мужчинам нравится.
— Мы отключили лифты, — сказал Грин. — Приношу свои извинения зато, что вам пришлось спускаться по лестнице.
— Я никогда не пользуюсь лифтом, — кокетливо хихикнула Уингейт. — Двенадцать этажей вверх и вниз. Мой инструктор по йоге говорит, что у меня самые упругие мышцы, которые ему доводилось видеть у восьмидесятитрехлетней.
Грин позвонил диспетчеру. Он знал, что на верхнем этаже лишь две квартиры.
— Вы ничего не заметили на двенадцатом этаже прошлым вечером или сегодня утром? — поинтересовался он.
— Конечно, — не моргнув глазом ответила женщина.
— И что же?
— Свою газету. Я беспокоюсь за мистера Сингха — работает без устали каждый божий день.
— Больше ничего?
— Нет. Умоляю, мне надо бежать.
— Давайте договоримся, — предложил Грин. — Я выпущу вас из здания, чтобы вы успели на занятие, если вы позволите мне заскочить к вам завтра утром и задать несколько вопросов.
Она быстро взглянула на часы, весьма стильные, марки «Свотч».
— В таком случае вам предстоит отведать моего рождественского печенья. — Она наградила его обворожительной улыбкой.
— В какое время — до шести?
— Приходите в восемь. У меня только по понедельникам занятия рано утром. Благодарю. — Женщина положила руку ему на плечо, словно в вальсе, и проскользнула мимо. Безупречная осанка.
Он посмотрел, как Уингейт легкой походкой пересекла пустынную улицу и исчезла в утренней темноте. Все еще ощущая аромат ее духов, Грин помедлил, прежде чем отправиться наверх, где в ванне лежало тело мертвой женщины.
Глава 6
«Шесть часов. Отлично, — подумал Альберт Фернандес, вытирая лицо полотенцем и зачесывая назад свои черные волосы. — Десять минут, чтобы побриться, подровнять ногти, почистить зубы и вытереться насухо. Затем еще пятнадцать, чтобы одеться, а если поторопиться — то и десять. В 6:30 включится кофеварка, а в 6:50 буду уже в дверях. За тридцать минут доберусь на машине до центра и припаркуюсь за десять минут до критического времени — 7:30 — для тех, кто приезжает пораньше, чтобы занять там место».
Обернувшись пушистым зеленым полотенцем, Альберт тихо вышел из ванной. Марисса спала. Он остановился. Ее черные волосы разметались по белой простыне, ему были видны ее изящные плечи.
Они были женаты уже два года, однако Фернандес никак не мог привыкнуть к мысли, что каждую ночь он ложится в постель с этой красивой женщиной. «Все-таки стоило при возить такую молодую невесту из Чили вопреки родительской воле», — подумал он.
Родителям хотелось, чтобы он женился на канадской девушке из добропорядочной семьи каких-нибудь социалистов — сродни тем, кто принял их как политических беженцев в семидесятых, — но он, отправившись на родину, нашел невесту там, в одной из самых богатых семей в стране. С тех пор ни отец, ни мать с ним не разговаривали.
Кинув влажное полотенце на стул, Фернандес прошел в наилюбимейший в квартире уголок — гардеробную. Ему нравилось смотреть на свои элегантные костюмы.
«Мои пропуска к успеху», — думал он, щупая габардиновый рукав темно-синего пиджака. Провел рукой по ряду висящих на плечиках многочисленных сорочек и выбрал кремовую, из египетского хлопка, с отложными манжетами. Он поднес рубашку к свету и, покачав головой, пару раз укоризненно цокнул языком. Марисса росла, окруженная прислугой и еще не научилась гладить. Придется обратить ее внимание на воротнички. Нежно погладив свою увесистую вешалку с галстуками, он остановился на темно-красном от Армани.
Элегантная одежда являлась важной частью личного бизнес-плана Фернандеса. Чтобы иметь возможность ее покупать, он мог экономить на чем угодно. В основном прокуроры из центральной канцелярии Высокого суда[5] одевались как учителя или торговые агенты — обувь на каучуковой подошве, коричневый костюм и скромный галстук, — но Альберт всегда одевался безупречно, как и следовало истинному юристу.
Выбрав мягкие кожаные туфли, он внимательно их осмотрел — надо почистить. На это у него уйдет еще две-три минуты.
Накинув рубашку, он завязал галстук, затем надел брюки и выбрал один из любимых ремней — кожаный, гладко-коричневый, с простой полированной металлической пряжкой.
Став работником прокуратуры, Фернандес купил энциклопедию моды для мужчин, и там было сказано, что пряжка должна находиться на третьем делении. Он начал застегивать ремень и попытался затянуть его до хорошо натертой линии после третьего деления. Однако этим утром ему показалось туговато. В какое-то мгновение он даже не понял, что ему пришлось втянуть живот, чтобы привычно застегнуть ремень.
Заволновавшись, он расстегнул рубашку и посмотрелся в зеркало. Его тонкая талия, несомненно, раздалась. Невероятно. Он всегда презрительно косился на коллег-юристов, с их нависающими на виниловые ремни животами.
«Вот тебе на!» — мысленно чертыхнулся он.
Больше никаких бутербродиков или пончиков из традиционного пакета, который ходил по офису в конце каждого рабочего дня!
Наконец, полностью одевшись, он вышел в полутемную спальню. На светящемся циферблате часов было 6:18. На две минуты раньше намеченного графика. Марисса пошевелилась во сне и повернулась. Сползшая простыня слегка обнажила ее грудь.
Фернандес на цыпочках подошел к кровати и нагнулся, чтобы поцеловать ее волосы. Его взгляд невольно опустился туда, где сползла простыня. Хотя он часто видел жену обнаженной, но не мог отказать себе в удовольствии всякий раз при удобном случае подглядывать за ней.
Теплая рука коснулась его бедра.
— Ты недоволен моя глажка? — сонно-хрипловатым голосом пробормотала Марисса.
Должно быть, она услышала его цоканье.
— МоЕЙ глажкОЙ, — поправил он. — Да, тебе нужно еще потренироваться.
Рука Мариссы сползла с его ноги.
«Черт! — ругнулся он про себя. — Постоянно совершаю одну и ту же ошибку».
У него в гардеробе между двумя свитерами была спрятана книга, которую он читал по вторникам вечером, когда Марисса уходила на занятия учить английский. Книга называлась «Как сохранить брак в первые годы совместной жизни». Среди ключевых выводов, повторявшихся вновь и вновь, там говорилось, что супругам надо не осуждать, а поддерживать друг друга.
— Но я не сомневаюсь, что у тебя все получится, — быстро добавил он, нащупывая ее руку.
— Мне нужно делать утюг более горячо, да? — спросила она. Ее рука вновь поползла вверх по его ноге, нежно гладя по штанине.
— Да, горячее, — сказал он. — На это нужно время.
Теплые губы Мариссы приоткрылись в едва заметной улыбке.
— А жать нужно более сильно? — спросила она, водя рукой по его ноге.
— Да, сильнее. Вот видишь, как ты быстро схватываешь.
— Горячее и сильнее, — повторила она, вытаскивая из-под одеяла вторую руку и начиная гладить его по бедру.
Фернандес невольно бросил взгляд на часы. Они показывали 6:26. Теперь он уже на минуту отставал от намеченного графика. Если не найдет места на «ранней» парковке, другая обойдется ему на четыре доллара дороже.
Марисса облизнула губы, подвинулась к нему поближе и потянулась к пряжке ремня. «Интересно, она заметит, что он застегнут на другом делении?» — забеспокоился Фернандес, когда супруга начала расстегивать ремень.
Он отвел взгляд от часов.
«Альберт, ты это заслужил, — мысленно сказал он себе. — Я всегда приходил на работу первым. Что случится, если вдруг приду в офис вторым или третьим?»
Марисса расстегивала ему брюки.
«В конце концов, чтобы компенсировать четыре доллара, пожертвую обедом. Может, и похудею немного…»
Взяв его руку, она прижала ее к груди. От соприкосновения с мягкой ладонью ее сосок стал упругим. Она повела его руку ниже вдоль своего тела к приподнятым бедрам.
Он стоял с расстегнутым ремнем и спущенными до колен брюками. Марисса обхватила его и притянула к себе.
Вот уже несколько месяцев Марисса выражала недовольство:
— Альберт, ты слишком рано уходишь по утрам, а возвращаешься домой слишком поздно.
— Так надо, — объяснял он. — Чтобы продвинуться по службе, я должен работать больше других.
— Но ведь и своей жене ты нужен, — не отступала она.
«Конечно, нужен», — поддакивал про себя Фернандес, когда ее губы разомкнулись и она вобрала его в себя.
Их тела начали двигаться в унисон; ее черные волосы разметались по белой постели. Он вдыхал ее нежный аромат.
«Закрой глаза и наслаждайся», — велел он себе.
Когда Альберт застегивал брюки, часы показывали 6:39 — наверняка поздновато для «ранней» парковки. Включенная на кухне кофеварка работала почти десять минут. Кофе перестоял, однако варить свежий времени не было. Он перелил его в свой старый термос со стеклянной колбой. Каким бы плохим ни казался ему этот кофе, он будет в сто раз лучше, чем жуткое офисное пойло.
