Лоренс Блок - Капля крепкого
Но ничто не напоминало об этом в уютном небольшом зале ресторана «У Максла», где Джен долго изучала меню, а затем заказала телятину в маринаде с овощами, красную капусту и картофельные клецки. Все эти блюда она называла по-немецки. Официант, выглядевший довольно глупо в своих коротеньких кожаных штанишках, одобрил ее выбор или произношение, а может, и то и другое и прямо-таки расцвел в улыбке, когда я попросил принести мне то же самое. Однако на физиономии его отразилось крайнее неодобрение, даже отвращение, когда в ответ на вопрос, какое пиво предпочитают господа, мы сказали, что выпили бы по чашке кофе.
— Кофе я могу принести попозже, потом, — заявил он. — А хорошую немецкую еду положено запивать столь же добрым немецким пивом.
И тут вдруг я вспомнил вкус доброго немецкого пива, лучшие его сорта — «Бекс», «Сент-Паулиг», «Лёвенбрау», крепкие, с богатыми вкусовыми качествами. Я не собирался заказывать пиво, мне даже ни чуточки его не хотелось, но память о нем осталась. И я решил прогнать воспоминания, пока Джен втолковывала официанту, что сегодня вечером никакого пива он нам подавать не будет.
Обстановка была скромной, кругом одни туристы, но еда очень даже неплохая, и в конце мы заказали еще кофе, и даже съели какой-то сладкий и липкий десерт.
— Я бы так каждый день обедала, — заметила Джен, — если бы вдруг захотела весить фунтов триста. А тот парень с разбитой физиономией… Вроде бы он назвался Джеком?
— А что?
— Ты с ним разговаривал.
— Да я рассказывал тебе о нем.
— О том, что вы жили в Бронксе, верно? И один раз даже арестовал его.
— Не совсем, — ответил я. — Арестовывал его не я. Просто увидел на опознании. А потом его отпустили, потому что свидетель указал на другого парня. Кстати, я так и не сказал ему, что был на опознании.
— А я спросила, что у него с лицом. Промолчала бы, если бы он сам не напросился, сказал, что он не всегда выглядит таким «красавцем». В общем, превратил все в шутку, чтобы разрядить обстановку.
— А я однажды встретил Джорджа Шиаринга, — вспомнил я.
— Джазового пианиста?
Я кивнул:
— Кто-то нас познакомил, сейчас уже не припомню, кто и по какому случаю. И он с ходу выдал три или четыре шутки про слепых. Не слишком смешные, но не лишенные смысла. Допустим, встречаешь слепого человека и прекрасно понимаешь: он слеп, но научился убираться у тебя с дороги, привлекая внимание к своей слепоте.
— Да, примерно так же поступил Джек. А потому я не отстала и спросила, что же все-таки с ним произошло.
— И?…
— Взвалил всю вину на чертовы ступеньки. Сказал, поскользнулся на одной, упал и разбил лицо. Очевидно, его дружок увидел в том другой смысл, так выразительно закатил глаза. Я хотела спросить, что за ступеньки, но не успела и рта открыть, как он принялся снова благодарить меня за выступление, а потом отошел, чтобы пропустить ко мне другого человека.
— Девять, — пробормотал я.
— Девятая ступень? Или ты хотел сказать «нет» по-немецки?
— Он замаливает свои грехи. Во всяком случае, пытается.
— Когда я этим занималась, все сводилось к объятиям, слезам и извинениям. И еще пару раз — к недоуменным взглядам людей, которые никак не могли понять, за что же я извиняюсь.
— Что ж, наверное, у вас с Джеком разный круг общения. Да и просили вы прощения за несравнимые вещи.
— Однажды меня вырвало на одного парня.
— И он не врезал тебе по физиономии?
— Да он даже этого не помнил! По крайней мере сказал, что не помнит, думаю, из вежливости. Хотела спросить: разве можно такое забыть?
Я взял счет, решил расплатиться, как обычно, но она настояла, что платим пополам. А выйдя на улицу, вдруг заявила, что страшно устала, и не обижусь ли я, если она поедет домой без меня? На что я ответил, что это неплохая идея, потому как сам я тоже устал. Сегодня четверг, так что все равно увидимся через два дня. Я остановил такси, придержал дверцу, и тут Джен сказала, что может подбросить меня до гостиницы — это ведь почти по пути. Но я ответил, что пройдусь пешком, не мешает растрясти жир после десерта.
Я проводил взглядом такси, машина двинулась на юг, ко Второй авеню, и потом попытался вспомнить, когда последний раз пил немецкое пиво. У «Джимми Армстронга» подавали темное разливное, казалось, я до сих пор чувствую его вкус.
Я заставил себя пройти пешком два квартала, потом поймал такси.
Вернувшись в гостиничный номер, я разделся и принял душ. Потом позвонил Джиму Фейберу:
— Что, черт возьми, со мной происходит? Она сказала, что устала, и теперь мы увидимся только в субботу.
— Ты ведь хотел провести эту ночь у нее. Во всяком случае, так мне показалось.
— И еще она спросила, не против ли я такого расклада. Ну и я ответил, да, конечно, все нормально и просто прекрасно.
— А на самом деле думал и чувствовал другое.
— Меня так и подмывало сказать: да забудь ты о субботе, плюнь на нее. Отдохни как следует. На полную катушку, черт побери!
— Мило.
— И еще: большое спасибо, леди, но я поеду на другом такси. А вместо этого сказал, что хочу прогуляться пешком.
— Ага. Ну и как сейчас себя чувствуешь?
— Усталым. И еще — глуповатым.
— Что ж, одно другому не противоречит. Ты пил?
— Конечно, нет.
— А хотелось? — спросил он.
— Нет, — ответил я и задумался. — Разве что на уровне подсознания. Вообще-то хотелось немного. Так, самую чуточку.
— Но ты не пил.
— Нет.
— Ну и славно, — отозвался Джим. — Иди ложись спать.
Если не считать детства в Бронксе, видел я Джека Эллери всего три раза. Один раз на опознании через стекло, и еще два раза на собраниях анонимных алкоголиков.
Когда увидел его в следующий раз, Джек был мертв.
Глава 4
В пятницу утром я пошел позавтракать в «Утреннюю звезду», а потом прямо оттуда — в библиотеку Доннела на Западной Пятьдесят третьей. Накануне вечером в немецком ресторане мы говорили о крушении «Генерала Слокума», но я точно не помнил, когда это случилось и сколько людей там погибло. Нашел книгу с ответами на все мои вопросы, в том числе и на те, которые не пришли на ум, когда только начал ее читать. О том, что все ответственные лица непростительно пренебрегли тогда своими обязанностями — от владельцев судна до составителей маршрута. А в тюрьму угодил только капитан, и приговор, вынесенный ему, показался мне чрезмерно мягким за столь серьезное служебное преступление.
Насколько я понял из прочитанного, никто тогда не предъявил никаких гражданских исков, и я решил, что за три четверти века в мире нашем многое изменилось. Сегодня люди подают иск, даже если с головы слетела шляпа, пусть это чужая шляпа, и свалилась она на расстоянии большем, чем в полуквартале от них. И я пытался сообразить, хуже или лучше стало жить в нашей стране после бесчисленных судебных тяжб. Но затем решил не спешить с выводами, потому что прочитанное неизбежно должно было подвигнуть меня взять другую книгу.
За этим занятием я провел все утро, и прямо из читальни Доннела отправился на Шестьдесят третью улицу. Добрался туда вовремя, как раз к началу очередного собрания в половине первого. Закончилось оно через час, и я остановился у ларька. Купил кусок пиццы и бутылку кока-колы — в самый раз для завтрака, хотя не думаю, что выбор вызвал бы восторженную улыбку у приверженцев здорового питания. В гостиницу я вернулся примерно в два пятнадцать — в ячейке у стойки меня ждали два сообщения. Первый звонок поступил в десять сорок пять, ко второму я опоздал минут на десять, не больше. Оба раза это был Джек, и оба раза обещал перезвонить позже.
Я поднялся к себе в номер и позвонил ему — на случай, если он вдруг окажется дома или установил автоответчик. Дома его не было, автоответчик тоже не появился.
Я проторчал в номере до обеда. Но идти никуда не хотелось, к тому же под рукой оказалась интересная книжка. Нет, не то чтобы я решил дождаться от него звонка, но время можно было провести с пользой. Телефон звонил всего раз — Джен подтвердила намерение встретиться со мной в субботу вечером. Потом спросила, действительно ли я вчера прошел пешком от ресторана до гостиницы.
— Прошел два квартала, — отозвался я, помедлив, — а потом подумал: к чертовой матери все это, и взял такси.
Мы еще раз уточнили, где и когда встретимся, и я повесил трубку, дивясь, почему мне так хотелось сразу сказать ей: «Да, представляешь, пешком прошел весь путь от Йорквилля до гостиницы». И что еще? Что теперь у меня болят ноги и распухли лодыжки? Что меня ограбили или пытались пристрелить по дороге и что это целиком ее вина?
Вместо этого я немного помедлил и сказал ей чистую и малоинтересную правду. А она упустила шанс и не стала напоминать мне о том, что я мог бы сэкономить пару баксов и поехать на такси с ней. Думаю, вы вправе отметить: некий прогресс в наших отношениях все же наблюдался.