Стэл Павлоу - Код Атлантиды

– Подводная лодка? – спросил Мейтсон.

Чарли покачал головой и взглянул на Джафну.

– Нам навстречу движется эскадренный миноносец. Норд-норд-вест. Полная скорость. «Ингерсолл Ди-Ди-990»… Морская пехота. Пора убираться отсюда.

Джафна кивнул, рывком раскрыл дверь и отшатнулся назад к мостику, сопровождаемый хлынувшими внутрь грязью и каменными обломками. Большой иллюминатор напротив двери был разбит, ледяной ветер гонял по полу осколки. К ногам Мейтсона подкатился выпачканный илом камень.

Мейтсон повернулся к Чарли. Мгновение они пристально смотрели друг другу в глаза, потом Мейтсон осторожно шагнул к двери и вышел на верхнюю палубу, не обращая внимания на шквалистый ветер, обжигающий лицо. Буровая вышка лежала на боку, занимая всю палубу. Тут и там валялись тела. От носа до кормы корабль сплошь покрывали обломки техники.

– Не забудь о страховке, – спокойно велел Балджер. С отвращением взглянув на сигару, он бросил ее за борт, пристегнул собственный страховочный канат к планширю и зашагал к лестнице. До Мейтсона долетали его слова: – Боже, ну и чертовщина. Какой кошмар, господи!

Ошеломленный Мейтсон направился к верхней палубе. Надо навести порядок. Вот бы вернуться в кровать и начать день заново. Он жаждал почувствовать, как с заходом солнца все остается позади. Но здесь, в Антарктике, ждать заката пришлось бы целых шесть недель.

Приступив к работе, Мейтсон принялся считать погибших. В общей сложности их оказалось тринадцать. Когда, изо всех сил борясь с тошнотой, Мейтсон записывал имена жертв в блокнот, к нему обратился буровик по имени Пико. Он держал в руках какой-то внушительных размеров предмет. По-видимому, тяжелый.

– Эй, наверное, это твое. Что за ерунду, вы, ребята, храните на палубе? На вид штука не дешевая.

Он отдал ношу Мейтсону.

– Насколько я помню, на палубе мы ничего не хранили, – проговорил тот, крутя предмет в руках и внимательно его разглядывая.

Мейтсон был не одинок. Балджер рассматривал такую же штуковину, еще одну поднимал Фрэнки. Когда Мейтсон обратил на них внимание, то сообразил, что странными «камнями» усыпан весь корабль.

Поднеся свой «булыжник» к ближайшей луже, он принялся смывать с него грязь. Камень оказался кристаллическим и почти прозрачным, а когда на него падал свет, создавалось впечатление, будто он озарен голубым сиянием. Мейтсон настороженно взглянул на Балджера, и на мгновение оба забыли обо всех былых стычках.

– Куски породы…

– Какой? – с опаской спросил Фрэнки.

Кожа у него на лице потрескалась. Он тоже не надел шлем и теперь выглядел ужасно.

Мейтсон перевернул камень.

– Похож на алмаз.

– Я таких не видел, – протянул Фрэнки. – Алмазы тяжелее. Откуда взялись эти штуковины? Из нефтепровода?

Присоединившийся к товарищам Чарли обменялся с ними многозначительными взглядами.

– Скорее всего.

Губы Балджера очень медленно разъехались в улыбке, делая его похожим на обнажившего зубы хищника.

– Я ни секунды не сомневался, – пробормотал он.

Мейтсон поднял свой камень к свету, встал так, чтобы всем было видно, и произнес, отказываясь верить собственным глазам:

– Фантастика… на нем какая-то надпись.

На поверхности камня, поблескивая на свету, красовались аккуратно вырезанные знаки. Различимы иероглифы были настолько отчетливо, что казалось, будто алмаз сам каким-то сверхъестественным способом выгравировал надпись на себе.

– Интересно, что это значит? – прошептал кто-то.

– Буквы похожи на египетские.

– Египетские? – Мейтсон указал большим пальцем на верхушку отдаленного айсберга. – Здесь-то? Бред!

Фрэнки наклонился с намерением собрать разбросанные повсюду загадочные камни.

– Надо взять все, что тут есть, – сказал он. – И показать специалистам. По-моему, мы вот-вот разбогатеем!

Его рука застыла, мгновенно придавленная к палубе ногой Балджера, обутой в здоровенный ботинок с толстой подошвой.

– Все это дерьмо – собственность компании, Жирный. Соберешь и отдашь нам, понял?

Мейтсон осторожно провел пальцами по гравировке на камне. По вине этих «алмазов» тринадцать человек только что распрощались с жизнью. Он крепко сжал находку в руках. Может, она и вправду сулит им богатство? Мейтсон в это почему-то не особенно верил. Вновь подняв камень к свету и рассмотрев его внимательнее, он вдруг заметил, что черное пятно на горизонте быстро движется в их сторону. Черное пятно штормовых туч на фоне зеленого неба… Зеленого неба?

Не успел Мейтсон и слова вымолвить, как опять истошно завыли клаксоны. В тот момент, когда о нос корабля разбилась очередная высокая, как утес, волна, а с севера появился эскадренный миноносец, Мейтсон увидел блестящий серый вертолет «Си-Хок», спускающийся с неба. Рев его моторов в штормовом грохоте был едва различим. «Си-Хок» завис над палубой «Ред оспри», на которой лежал помятый деррик. Дверь вертолета отъехала назад, из нее выбросили веревочную лестницу. Когда дюжина военных спустилась на «Ред оспри», подал голос установленный на «Си-Хок» громкоговоритель:

– Морская пехота Соединенных Штатов! Всем оставаться на своих местах! Судно будет досмотрено!

Пехотинцы передернули затворы автоматов. Один из офицеров шагнул вперед. С мрачным выражением, не покидавшим его молодое лицо, он обвел команду «Ред оспри» оценивающим взглядом, сосредоточил внимание на Мейтсоне и направился прямо к нему.

Ральф Мейтсон, все еще крепко сжимая в руках камень, расплылся в маниакальной улыбке.

Их накрыла морская пехота.

Наконец-то. Слава богу, подумал он.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Довольно странно, что Бог для того, чтобы общаться с человеком, счел необходимым выучить греческий язык. И что выучил его так плохо.

– В начале было слово, – провозгласил доктор Ричард Скотт, нащупывая выключатель и по ошибке нажимая на него дважды.

На экране цифрового проектора промелькнул ряд изображений – так быстро, что никто не успел ничего рассмотреть. Скотт издал приглушенный стон и попытался снова выстроить слайды в нужной последовательности, но не смог разобраться с кнопками на верхней панели. Опустив плечи, он посмотрел на аудиторию.

– В данный момент прозвучать перед публикой вновь слову, как видно, не суждено.

Зал отреагировал более шумно, чем следовало ожидать, – Скотт не мог определить почему. На лекцию пришла в основном профессура, которой составила компанию небольшая группка студентов. Народ жаждал послушать человека, чьи выступления в определенных кругах вызывали в последнее время неслыханные волнения. Сам ректор, знаменитый баптист-фанатик, посчитал своим долгом явиться на лекцию и лично раскритиковать работу Скотта – ранее никому не известного профессора из «Ю-Даб»[3]. Его заявления смешили. Куда подевалась пресловутая американская свобода религии? Может, она с самого начала была лишь мифом?

Скотт взволнованно взглянул на проектор и увидел в нем собственное отражение – аккуратно подстриженные волосы, квадратный подбородок. Наугад нажав на несколько кнопок и так ничего и не добившись, он растерянно посмотрел на студентку-помощницу по киноархиву, которой поручили ассистировать ему на случай подобной неувязки.

– М-м… Не могли бы вы… мисс?

В эту минуту посыльный из «Федерал экспресс» просил ассистентку расписаться за доставленную посылку. Скотт был поражен.

– Прошу прощения, сэр? Вообще-то я собираюсь прочесть здесь лекцию.

– Если мы говорим, что будем в десять тридцать, сэр, то в десять тридцать и приезжаем.

Губы Скотта разъехались в улыбке, и он рассмеялся; из динамиков послышался свист.

– Аплодисменты нашим друзьям из «Федэкса», – проговорил Скотт сквозь смех.

Посыльный, уже направившийся к выходу, снял кепку и, к удовольствию публики, отвесил поклон. Ассистентка Скотта тем временем опустила посылку на пол и взбежала на сцену.

Скотт положил руку на микрофон.

– Спасибо.

Смышленая девочка, Новэмбер Драйден, исключительно смышленая. И необыкновенно симпатичная. А главное – очень терпеливая.

– Рассмешите их до упаду, – с улыбкой проговорила Новэмбер, возвращаясь на место.

Скотт начал с шутки.

– Если задуматься, иметь дело с древними рукописями гораздо проще, чем с этими устройствами, – произнес он.

По аудитории прокатилась очередная волна смеха, но, когда на экране появилось изображение первого слайда, народ вмиг угомонился.

По профессии Скотт был антропологом лингвистики и культуры. Он изучал социологию, право, политологию, религию, но специализировался на языке и вот уже несколько лет занимался эпиграфикой – расшифровывал древние рукописи. Будучи большим знатоком своего дела, он тем не менее очень волновался перед сегодняшней лекцией, ведь он находился в Библейском поясе[4]. Доклад о недавно найденных старинных манускриптах, ставивший под сомнение Священное Писание, определенно не обещал вылиться в оживленную дискуссию, а, напротив, грозил повлечь за собой взрыв несогласия. И потом, следовало иметь в виду кое-что еще…