Томас Фейхи - Ночные видения
Захваченная видениями, Кристина не видит, как посетитель отворачивается от карт и засовывает руку под пальто, откуда вытаскивает два ножа. Устремившись вперед, протягивает руки над столом и пытается вырезать на ее груди некий знак в форме овала. Ножи протыкают кожу, Кристина подается назад и падает на пол. Незнакомец отталкивает стол левой рукой и делает к ней шаг.
Он наклоняется, словно для того, чтобы прошептать что-то, и его лицо жутким образом преображается. Оскаленные зубы. Глаза навыкате. Напряженный взгляд. Стекающая изо рта слюна. Он со свистом вдыхает. Кристина инстинктивно выбрасывает ноги и попадает ему в колено и голень. Незнакомец падает на нее. Воздух вырывается из его легких, губы мужчины почти касаются ее уха, колючая, небритая щека прижимается к ее щеке. Он замирает.
Кристина чувствует липкое тепло его крови, просачивающейся через рубашку и смешивающейся с ее кровью. Она отворачивается, и ее рвет. В квартире уже почти совершенно темно, и сквозь гулкий шум в висках до нее доносится уличный шум. Гул проезжающих автомобилей, громкие голоса, звонки велосипедов, стук пневматического молотка. Все это кажется ей далеким. Кристина думает, что надо позвонить в полицию, позвать на помощь. Но нет, говорит она себе, сначала мне нужно отдохнуть.
Я должна поспать.
4 октября 1982 года 15.20
Кристина не помнит, как вызывала полицию, но, проснувшись, видит в своей квартире людей в форме. Лицо лежащего на полу посетителя напоминает кусок старого мрамора, и один из следователей притрагивается к нему, прежде чем застегнуть молнию на мешке с телом.
Детектив Джейкобс пишет что-то в блокноте, затем, отвлекшись, спрашивает об одежде. Кристина ведет его в ванную, и он, натянув перчатки из латекса, поднимает вещи с пола и засовывает в пластиковый пакет. Она не узнает свой белый топ, на котором еще не высохла кровь.
— Крис…тина. — Полицейский медленно, напряженно нахмурившись, записывает ее имя. — К-а-с-т-и-н-е-л-л-а. Вы, должно быть, итальянка.
— Как это вы догадались? — Она прислоняется к дивану и смотрит на плакат с итальянским пейзажем, висящий на стене за его спиной. В висках все еще шумит, и это беспокоит ее — как бы не отключиться. — У меня кружится голова.
— Вас отвезут в больницу. Вы довольно сильно ударились головой об пол, когда боролись с ним. Что касается раны на груди, то ничего серьезного нет.
Грудь под повязкой зудит, и Кристина переводит взгляд на рубашку — кровь не просачивается, на белой марле ни капельки.
— И все-таки непонятно, — говорит Джейкобс, — как вы его закололи.
— Я… Это не я. Мне кажется, что он упал на нож. Не знаю, не уверена.
Следователь ждет, не будет ли продолжения, но Кристина молча опускает голову.
— Вам нужно отдохнуть, мисс Кастинелла. Надеюсь, к вечеру вы будете чувствовать себя лучше и сумеете вспомнить, что же здесь произошло. — Он поднимается. — Я загляну в больницу через несколько часов.
— Кто он? — дрожащим голосом спрашивает Кристина.
— Мы почти уверены, что за ним числится шесть убийств, совершенных в этом районе начиная с сентября. Вам повезло.
К Кристине подходит санитар и помогает ей встать на ноги.
— Шесть убийств?
Само число почему-то представляется ей неверным.
Детектив Джейкобс провожает Кристину взглядом, потом поворачивается к следователям, которые фотографируют место преступления и собирают на кухне улики.
19.12
Кристина выходит из такси и решает, прежде чем возвращаться домой, пройтись по Эм-стрит. Тротуары мокрые, а угрюмое серое небо все еще брызжет дождиком. После вопросов, заданных в больнице детективом Джейкобсом, она начала вспоминать. Коридор с забрызганными кровью картинами. И музыку, спокойную, неотступно следовавшую за ней в том видении.
Чем больше думает Кристина о странном посетителе, тем сильнее сомневается, что он действительно пытался убить ее. После того как она оказалась на полу, он наклонился, как будто хотел шепнуть ей что-то. Может быть, даже произнес какие-то слова, которых она не услышала. Шевелились ли его губы? А потом незнакомец упал на нее… и на свой же нож. Он словно хотел удержать ее весом собственного тела и свободной рукой. Другая рука сжимала нож. Она ощущала его кулак на своей груди. Но он не пытался подняться. Не ударил ее, не повторил попытку вырезать что-то. У Кристины возникло ощущение, что ему нужно было лишь поплотнее приникнуть к ней, и он прижимался к ней, пока не умер.
В больнице врач взял у нее кровь на анализ, и только тогда Кристина забеспокоилась всерьез. А если у того мужчины был СПИД? Если он был болен? Вдруг она заразилась какой-нибудь смертельно опасной болезнью? Ответы на эти вопросы даст вскрытие убийцы. Но будет ли она по-настоящему уверена в том, что все в порядке, даже после аутопсии?
Кристина останавливается перед газетным киоском и смотрит на ряды блестящих журнальных обложек. Внезапно к ней приходит новое видение. Женщина, окруженная перевернутыми деревьями… Нет, это женщина перевернута вверх ногами. Она подвешена за ноги, руки разведены и привязаны веревками к деревьям. Толстые, узловатые, словно пораженные артритом ветви сгибаются под тяжестью слегка раскачивающегося, будто марионетка, тела. Ноги женщины скрещены и связаны одной веревкой, спина изранена — очевидно, ее тащили по земле. На груди вырезан кровоточащий круг.
К глазам подступают слезы.
— Что же со мной такое? — шепчет она и слышит мужской голос — это продавец включил радиоприемник. Диктор читает новости:
— Сегодня в возрасте пятидесяти лет скончался известный пианист Гленн Гулд[5]. Артист, чье творчество вызывало немало споров, Гулд прославился в первую очередь тем, что записал «Гольдберг-вариации» Баха, причем сделал это дважды, в начале своей карьеры и в конце ее…
Из радиоприемника слышится музыка, отрывок из этих самых вариаций, и Кристина застывает на месте. На нее накатывает густая волна тошноты — она узнает музыку из последнего видения.
— Гольдберг, — произносит Кристина, и киоскер поворачивается и озадаченно смотрит на нее.
Ею овладевает острое желание бежать, спасаться — от образов, звуков, дождя. Кристина идет по мостовой, торопясь домой, в свою квартиру, и имя Гольдберга повторяется в голове, а музыка неотступно следует за ней, как собственная тень в солнечный день.
4
ПОТЕРИ И НАХОДКИ
Пятница
Звонок в дверь, за ним два быстрых удара. Саманта знает — это Фрэнк. Стук костяшками пальцев — звук, в ожидании которого она жила последние месяцы. Сколько раз она ошибалась, принимая за его шаги шаги соседа, за его стук — стук в дверь напротив. Иногда Саманта просто открывала дверь, как будто надеясь, что он уже стоит за ней, раскаявшийся и несчастный. А вместо этого Фрэнк сам нашел ее на углу улицы, именно там, где, по его расчетам, она и должна была оказаться в определенное время. Так что утренний стук не стал для нее сюрпризом.
Она смотрит на часы — 6.45 утра.
Саманта кладет книгу на прикроватный столик, чувствуя тепло горевшей несколько часов лампы. Конечно, читать в постели вредно, однако прошлой ночью она долго думала о Фрэнке, об их разговоре, о Кэтрин. Тело налито усталостью — результат не только вчерашней работы, но в первую очередь многомесячной бессонницы и кошмаров. Она надеялась, что если будет задерживаться на службе, не есть после шести вечера и пользоваться кроватью исключительно для сна, то это поможет. Увы, проблемы не отходят, и к вечеру нервное возбуждение нарастает до такой степени, что глаза просто не желают закрываться. Ее по-прежнему тревожит состояние здоровья отца, волнуют дела подопечных, не дает покоя переезд Фрэнка в Вашингтон. Да еще мужчина, напавший на нее два года назад, появляется едва ли не в каждом сне. Наблюдает за ней. Выбирает удобный момент, чтобы вновь нанести удар.
Иногда Саманта спрашивает себя, не виновато ли во всем ее одиночество. Если она так и останется одна, что будет?
Она открывает дверь.
— Привет, Сэм. Извини, что побеспокоил так рано. Только что позвонили из департамента полиции Сан-Франциско. На автостоянке возле Пресидио нашли арендованную Кэтрин машину. И тело.
— Ее? — неуверенно спрашивает Саманта, не зная, хочет ли услышать ответ.
— Нет, не ее, какого-то мужчины. Я еду туда. — Фрэнк замолкает, опускает голову, рассматривает свои черные кожаные туфли. — Ты можешь поехать со мной?
