Франк Тилье - Переломы
Алиса замолкает и заглядывает в кошелек. Там лежит банкнота в пятьдесят евро и насколько монет. Она протягивает деньги, забирает сдачу, чек и выходит. Внизу на чеке проставлена дата. Она останавливается. Среда, 10 октября 2007 года, 18.02.
Прошло два дня после эксперимента в лаборатории.
Поднимается ветер, темнеет. Алиса застегивает молнию на куртке и идет к своему «фиату-крома».
Она быстро оглядывает салон. Все на месте. Медалька со святым Христофором, упаковка бумажных носовых платков, чеки возле пепельницы. Она проглядывает их, но не находит ничего интересного.
Теперь надо быстро тронуться с места. К счастью, местность ей знакома. Она узнает Сен-Мартен-Булонь, городок на Опаловом побережье, недалеко от ее дома. Значит, она вернулась в Па-де-Кале, за двести пятьдесят километров от Булонь-Бийянкур. Она зевает, ее одолевает усталость. Выпивает до дна свою воду. Одной рукой она держит руль, второй шарит в бардачке. Ничего, никаких бумаг, никаких указаний на то, что могло произойти после тестирования в Исследовательском центре.
Наконец Алиса приезжает в нужное место. Булонь-сюр-Мер. Она едет по улочкам, круто спускающимся к порту, ей не терпится оказаться в безопасности, в своих четырех стенах, в маленькой квартирке на четвертом этаже.
Уже поднявшись, она замечает, что не заперла дверь на ключ. Вечно она забывает. Сосед по площадке выглядывает из двери. Молодой парень, лет девятнадцати-двадцати, курит целыми днями.
— Все в порядке, Алиса?
Она застенчиво кивает, собирается войти в квартиру, но на мгновение задерживается.
— Почему ты спрашиваешь?
Сосед выходит, он обнажен по пояс.
— Ну… Позавчера, когда ты вернулась… Ты была вся в крови. Я уж хотел звонить в полицию.
— В крови?
— Ты, как я посмотрю, ничего не помнишь?
Алиса, не в силах поверить, трясет головой. Что это значит? Молодой человек нахально улыбается.
— Я тебя раньше без очков не видел. Да ты красотка, когда захочешь.
Алиса, не поднимая глаз, входит и захлопывает дверь. Она ничего не понимает. Наверняка этот придурок опять накурился какой-то дряни.
На кухонном столе стоят баночки из-под йогурта и пустые упаковки от печенья. В спальне — застеленная кровать, шкаф закрыт. Все вроде бы в порядке, все нормально. Тем лучше.
Она возвращается в гостиную. Мигает лампочка автоответчика. Алиса бросается к телефону.
Два сообщения от Люка Грэхема, ее психиатра, который тщетно пытается связаться с ней. Последнее сообщение поступило вчера. «Здравствуйте, Алиса, это снова доктор Грэхем. Почти сутки ничего не знаю о вас. Номер моего мобильного: ноль шесть-двадцать три-пятьдесят четыре-шестьдесят восемь-сорок восемь. Позвоните мне, хорошо? Надеюсь, мы увидимся в ближайший понедельник. Я готов все обсудить и начать кое-что новое. Мы приближаемся к финалу».
Алиса хмурит брови, впервые за год доктор дает ей номер своего мобильного. Она записывает его на клочке бумаги, потом нажимает кнопку на автоответчике. Другие сообщения. Три — от Леонара, хозяина ресторана, где она работает… Он явно нервничает, грозит уволить ее, если она не объявится. Алиса размышляет, эти сообщения означают, что ее здесь не было и что на работу она не ходила. Или же она была здесь, но закрылась и не отвечала.
Она нажимает кнопку «Следующее сообщение». Незнакомый мужской голос: «Говорит Фред Дюкорне из Кале. Послушай… Ты как-то быстро уехала, оставив на кровати номер своего телефона, и я хотел узнать, все ли в порядке. Постарайся мне звякнуть, хорошо? Просто чтобы я был спокоен…»
А это кто такой? Почему он обращается к ней на «ты»? Она оставила номер на кровати? На какой кровати?
Алиса пытается перезвонить, но номер не определился, а Дюкорне его не оставил. Она быстро записывает «Фред Дюкорне, Кале» под номером доктора Грэхема. С чего бы это она отправилась за сорок километров, в город, где никогда не бывала?
Потом она пытается связаться с доктором Грэхемом. Он не отвечает. Она в свою очередь оставляет ему сообщение: «Доктор Грэхем? Это Алиса Дехане. Все в порядке, я дома. В этот раз черная дыра длилась два дня. Я хочу знать, что случилось в Центре. Позвоните мне, пожалуйста…»
Автоответчик по-прежнему мигает. Алиса нажимает на кнопку. Последнее сообщение, тоже вчерашнее: «Алиса? Это папа. Я в Лилле, в больнице Салангро. Позвони мне, как только получишь это сообщение».
Алиса сразу же набирает номер справочной, потом звонит в больницу.
Ей приходится ждать, в трубке звучит музыка. Зажав телефон между плечом и щекой, она идет в тесную ванную комнату. Кран подтекает, полотенца разбросаны, значит, она сюда заходила. Она включает громкую связь и раздевается. В трубке по-прежнему звучит музыка.
Она поворачивает кран очень осторожно, чтобы теплая, восхитительно теплая вода не слишком шумела.
Алиса погружает кончики пальцев в воду. Старается выпрямиться перед зеркалом, потом проводит влажной рукавицей по плечу. Потом медленно омывает свое тело с головы до пят. Она не носит никаких украшений, кроме цепочки с медальоном, оставшейся от бабушки. Пальцы натыкаются на шрам от аппендицита, прямо над пахом. Ровная белесая линия, совсем тонкая, Алиса ее ненавидит.
Наконец в трубке слышится голос. Молодая женщина хватает телефон.
— Папа!
— Алиса? Как дела?
— Что случилось?
Он отвечает сухо, в его голосе слышится упрек:
— Теперь тебе интересно, что со мной?
— Папа, пожалуйста.
— Я сглупил, поранился садовым инструментом. Я пытался связаться с тобой, но не мог дозвониться. Куда ты запропастилась?
Алиса, прижав трубку к уху, смотрит в зеркало. Нежное лицо, обрамленное темными волосами до плеч, глубокие голубые глаза. Аккуратный тонкий нос, как у матери. Конечно, бедра широковаты, но гармонично сложенное тело с белой кожей напоминает греческие статуи из алебастра.
— Я не знаю. У меня с позавчерашнего дня был провал.
Вздох.
— И ты ничего не помнишь?
— Нет. Ты первый, кому я звоню, я только что вернулась домой и…
— Что еще учудил этот твой психиатр?
Она хватает полотенце и прижимает его к щекам. Потом замечает, что занавеска для душа задвинута до конца. Она хмурится. Она никогда не задвигает занавеску.
— Он просто лечит меня, папа. И не забывай, ты сам мне посоветовал.
— Ты не оставила мне выбора. Ты думала, что тебе будет лучше вдали от дома, а стало хуже. Всем стало хуже. Возвращайся, Алиса!
Алиса страдает каждый раз, когда он просит ее вернуться домой. Она знает, что Клод говорит искренне, что он зовет ее от чистого сердца, что его голос не обманывает. Но она поклялась себе, что выстоит. Ей двадцать пять лет, и ей нужно строить свою жизнь не в богом забытой деревне.
— Это не так просто.
— Для меня просто. Я готов к тому, о чем говорю.
Алиса, задыхаясь, резко отдергивает занавеску.
Блузка, в которой она была в Исследовательском центре, лежит в красной воде.
Ей становится плохо. При виде крови у нее кружится голова. Она слышит, что отец волнуется, но быстро отключает связь. Едва успевает дойти до кровати и падает без чувств.
8
Ночь. В квартире Алисы все спокойно. Доротея Дехане в темноте тихо крадется к ванной и забирает блузку. Ее сестра наверняка спит в спальне глубоким сном.
Она осторожно проводит по эмали губкой, чтобы стереть все следы крови. Ну вот, как новенькая…
Она выходит из квартиры на четвертом этаже и, сжав зубы, прикрывает за собой дверь.
— Алиса?
Доротея оборачивается. Она совсем забыла про этого дебильного соседа.
— Да… Не ори так, мать твою…
— Что ты тут делаешь в такое время?
— А ты? Шел бы лучше к себе, чем людей караулить.
— Угу… Точно, без очков ты милашка. Если хочешь, моя дверь открыта.
— После дождичка в четверг!
На первом этаже Доротея надевает туфли на каблуках и обматывает шею сиреневым шарфом, а потом уходит в темноту, держа в руке пластиковый пакет с блузкой и грязным полотенцем. Спустился густой туман. Очень сыро. Доротея садится в машину и трогается с места. Она не сразу зажигает фары, выезжает на шоссе А16 и сворачивает на Вимрё, километрах в десяти к северу от Булонь-сюр-Мер. Ей совсем не нравится водить, особенно ночью. По петляющему шоссе она добирается до узкой песчаной дороги, ведущей к прибрежным дюнам в Слаке. Богом забытое место, конец света, именно то, что ей надо.
Молодая женщина выключает мотор, выходит и берет из багажника канистру с бензином. Она чувствует, как стынут пальцы. Холод пощипывает щеки.
По мокрому песку она уходит в темноту, в сторону дюны. Под подошвами хрустят раздавленные ракушки. Она забирается на дюну, спускается к берегу. Чуть дальше море выводит свою странную мелодию. Доротея останавливается, сгибается, упершись руками в колени, немного приходит в себя. Последнее время она почти не выходила из дому… малейшее усилие дается ей с трудом. Наконец она бросает пакет на землю.
