Людмила Петрушевская - Странствия по поводу смерти (сборник)
Набрала снегу на салфетку, протерла лицо. Потом руки, такие же черные, особенно под ногтями.
Как это получилось, за одну секунду вид как у бомжихи, а ведь, упавши, сразу же и вскочила! Нет, не сразу. Непонятно сколько пролежала. Что ли, сознание потеряно было? Уже и не узнаешь…
Поискала, надломила над пеньком толстую ветку елки. Как ориентир. Нет! Эта ветка сразу повисла, оборвется. Сама оборвала ее, взяла из сумочки пакет салфеток, вынула салфетки, а пустой пакетик надела на острый конец еловой ветки. Задвинула подальше. Среди хвои он будет не так заметен. Но поблескивает.
Брать с собой черный пакет она не может, в сумочку он не влезет, а тащить его отдельно как-то неудобно. Полетела в Петербург с пакетом битого стекла.
Но почему-то она подумала, что надо спрятать, как-то закамуфлировать этот черный пакет с хрусталями.
«Мало ли, вдруг пригодится? Заказать браслет. На какие деньги-то», – обрезала себя нищая Вера.
Но все-таки поддела землю у пенька носком, она еще не замерзла, была мягкая, сучком от елки подкопала под пеньком ямку. Положила туда пакет. Завалила землей. Притопнула. Подумала. Нет, все равно видно.
Поблизости торчал наполовину ушедший в землю здоровый кусок какого-то старого кирпича. Кирпич в лесу – дело редкое, да. Откуда тут он? Кто его приволок? Зачем? Водрузила кирпич на едва присыпанный черный пакет. Он все придавил.
Оглянулась.
Это была полянка. Стояли три небольшие елочки в ряд, одного роста. Вера обломила у каждой верхушку. Три безверхие елки и пенек в центре.
Под ним полкирпича, выглядит как орудие убийства.
Теперь все ей казалось тут местом задуманных преступлений, весь лес.
В результате на снегу валялась куча мокрых, грязных лохмотьев. А рядом вынутые из пакета сапоги, очень длинные, черные лакированные, на высоком каблуке. Сняла кроссовки, попыталась надеть сапоги. А носки-то толстые. Сняла их. Но номер не прошел. Не налезло.
И правильно, сапоги эти явно от профессионалки, носить с мини-мини-юбчонкой и стоять на дороге.
Надела обратно свои мокрые носки и кроссовки.
Всю эту грязь и рвань – джинсы, куртку, свитер, как для издевки рассовала в сверкающие пакеты и засунула обратно в чемодан. Сапоги положила тоже в пакет и в чемодан, хотя и пожалела. Жаба придушила. Дорогие. Что им тут валяться. Таньке подойдут, подруга моя мелкая.
Как раз ей на Новый год. Хотя она такие не напялит. Куда их ей носить, она преподает латынь, кандидат наук.
Нет, эти сапоги не для нашего круга общения.
Сунула их в чемодан.
Вдали все еще орали на дороге.
Найдут огромный розовый чемодан – вот им будет повод для размышлений.
Блестящие пакеты, а в них окажется грязное, рваное бомжовское обмундирование и лакированные сапоги в дорогой сумке. Будут рассматривать дотошно. Сдадут на анализ. Неделями будут изучать. Счастливых предположений!
Зачем теперь ехать в Питер? Сокровища – вот они.
Вера, кроме того, была удивлена, как это покойница взяла с собой в дорогу такое барахло – ни пижамки, ни белья, ни домашней одежки и тапочек. И все новенькое, только купленное, с лейблами.
И тут раздался вой машины – полиция?
Вера вздрогнула, схватила чемодан за дужку и из последних сил забросила поближе к шоссе. Потом добежала до него и еще раз кинула его к дороге.
И рванула обратно, выбирая лужи. «В лужах следов не видать», – подумала она. Кроссовки честно держались на бегу.
Промчалась мимо пенька с кирпичом. Три безверхие елочки.
Остановилась передохнуть. Сильно билось сердце.
Сгребла с пенька верхний слой нападавшего снега. Сунула в пересохший рот. Вот не взяла с собой бутылочку воды. Всегда надо брать. Мало ли какие будут обстоятельства.
Стала собирать снежок с еловых лап. Пить хотелось страшно.
И вдруг она услышала, что по лесу издали идут люди, переругиваясь.
Подходят облавой.
Пришлось бежать. Огромными шагами и побыстрее.
О, завопили. Нашли чемодан. Сейчас остановятся и будут досматривать, что в нем.
Нет, голоса приближались.
Тогда Вера помчалась к Москве, параллельно шоссе, как она представляла себе свое место в лесу.
То, что она чемпион, было известно давно в школе и в институте. Она побеждала всех, и мальчишек из спортшколы тоже. Но отец не хотел отдавать ее во взрослый спорт. «Там серьезные допинги», – считал он. «Искалечат тебя. Не сможешь рожать», – считал он заранее.
Голоса остались позади.
Вера увидела сквозь заросли пустое шоссе, остановилась, отряхнулась. Сняла с волос резинку, распустила их, взбила свои светлые кудряшки. Посмотрела в зеркальце. Все равно вид потасканный, какой-то чумной. Ямы под глазами, морщинки у рта.
Господи, и все это только что произошло со мной.
На шоссе (подумала она) вышла молодящаяся, косящая под подростка, ненакрашенная дама тридцати лет, и именно что в мокрых кроссовках.
Столичные интеллигентки все ходят ненакрашенные, лохматые и в кроссовках, только дурочки из Среднежопинска приезжают на дешевых ходулях в Москву покорять папиков.
Выбралась на асфальт.
Тут же как заказанное возникло идущее в сторону Москвы пустое такси.
Водила развернулся, отворил дверцу:
– В Шереметьево?
Вера покачала головой.
Этот таксист только что проехал мимо горелого остова автомобиля, мимо стоящих там же «Скорых помощей» и пожарных машин, потом мимо одинокого красного «Бентли», вокруг которого ходили люди.
И одинокая дама шикарного вида на обочине могла, конечно, заинтересовать полицию. Водилы любят угождать дорожному начальству.
– Довезу, – сказал дядя.
Она опять покачала головой.
Тут он вылез из машины, матерый человечище, и пошел к багажнику с деловым и каким-то хитроумным видом.
А зачем водила ходит к багажнику? Там у него монтировка.
В этот миг на шоссе показался идущий в сторону аэропорта – и причем остановился прямо рядом – очень дорогой троллейбус «Инфинити» (Вера вспомнила того человека с его машиной, он таким общим словом называл все громадины, толпящиеся в московских переулках).
Таксист замер с инструментом в руке.
В троллейбусе открылась большая калитка.
Вера взобралась в салон.
Тяжелая калитка плавно и медленно затворилась, и троллейбус помчался.
– Еду в Шереметьево, – сказал водитель, похожий на древнего человека. На неандертальца. «Бывают же такие хари», – подивилась Вера.
– ОК, – ответила она холодно и кратко, находясь в образе дорогой жены.
Но через минуту она невольно как-то растопырила перья, как испуганная сова в Интернете, желая заслонить собой весь этот кавардак на дороге. Села даже боком, лицом к водителю.
Сзади, из затемненного салона, сказали:
– Ну я жду сообщений.
– Что? – откликнулась Вера.
– Это я не вам. А что, у вас были тут проблемы?
Вера собрала перья, обратилась в приличную сову, села лицом к дороге.
Тот, задний седок, все сейчас увидит.
– Вы подоспели вовремя. Я отказалась ехать с этим водителем. Он вдруг запросил лишнего. Я вышла. Он не отпер багажник, не отдал мне чемодан. Потом вообще развернулся в Москву. Достал биту. Вы видели.
– Ничего, все в порядке. Не волнуйтесь. Чемодан у него возьмут у первого же поста. Я сейчас позвоню.
– Да он его выбросит. Просмотрит и возьмет что надо.
– А что там есть?
– Ну что. Все мое.
– Аппаратура какая-то?
– Нет. Я профессор, ехала на лекции. Там и взять-то было нечего. Книги. Файл со слайдами у меня в сумке.
– А. Что преподаем?
– Историю Древней Греции. Детям.
– Нормально, – удивился невидимый владелец машинищи.
Это был троллейбус той же модели, в которую никак не мог наиграться бывший муженек.
Быстро и незаметно они просквозили вдоль опасного места.
Вера была готова продолжать беседу, но пассажир молчал.
Видимо, оценивал происходящее по пути.
Он же все видел в свое затемненное окно.
В аэропорту Вера вышла со словами: «Ну, спасибо и пока», постояла, никто из машины не выходил, там о чем-то приглушенно и быстро говорили, думала подождать доброго хозяина, поблагодарить, но потом вспомнила, что у нее рейс, помахала автомобилю ручонкой и вошла в здание аэропорта, ффу, спасибо.
Отправилась налегке искать свой прилавок, чтобы зарегистрироваться.
Встала в очередь, слава тебе господи, успела.
Впереди были нормальные люди, тут же семья с ребенком встала за ней, Вера посторонилась, радостно уступила им свое место, мамочка поблагодарила, папаша продвинулся с тележкой, полной обычных чемоданов.
Тут не было бандитов, никто не стрелял, не взрывал, не матерился.
Есть же мир обычных добрых пассажиров.
Вера даже поинтересовалась, как зовут малыша, ей ответили. Но она не расслышала, потому что ее взяли за локоть, довольно крепко.
Все.
Опять начинается.
Ее отвели назад и подальше.
Она обернулась, быстро собравшись, чтобы заорать в случае чего.
Сзади стоял мужчина-красавец, ну просто мечта.
