Рассел Джеймс - Назовите как хотите
— Разумеется.
— Пока что-то не похоже.
— Простите мою душу грешную. Итак, каков же этот «приблизительный маршрут»?
Он надулся:
— А может, вы мне и не понадобитесь. В любом случае, он сам со мной свяжется.
— Это почему?
— Он знает, что у меня есть деньги.
— Хорошая мысль. Так куда он направился — приблизительно?
В поисках вдохновения Деларм уставился в ветровое стекло:
— Нет, я не могу вам доверять. Забудьте, что я вам наговорил.
— Я не смогу забыть! Я-то думала, мы — команда.
— Мы можем ею стать.
Стречи неловко поерзала на сиденье. Будь на месте Деларма любой другой мужчина, она бы подумала, что ей пытаются сделать непристойное предложение. Но этот был религиозен, как был честен Брут, заколовший Цезаря. Она осторожно спросила:
— А когда мы сможем ею стать?
— Завтра.
— Завтра! — рассмеялась она. — А сегодня мы что же — так, катаемся?
— Клайв может связаться со мной. Но если он этого не сделает, я вернусь к вам.
— Вы умеете дать девушке почувствовать себя нужной.
— Я отвезу вас в отель.
Она снова пристально посмотрела на него, но и здесь он, кажется, не лукавил. Он пристально смотрел вдаль — так смотрит с кафедры проповедник. А может, он пытается подавить в себе нормальные мужские желания.
— Прекрасно, — сказала она. — Я поговорю с вашими конкурентами.
— Я вам запрещаю.
— Мистер ди Стефано попросил меня…
— Я бы не стал связываться с подобным человеком.
Это уж точно, подумала она. Но вслух произнесла:
— А бедный мистер Дин…
— Титул ему не нужен. Все, что он хочет, — найти свою жену.
Она подняла было брови, но эти слова обескуражили ее.
— И потом, есть еще Ниббетты….
— Они не имеют значения.
Она помедлила. Потом саркастически заметила:
— Выходит, остаетесь только вы.
— Именно.
Ниббетты, однако, вовсе не догадывались, что не имеют значения. Фрэнки ди Стефано еле удалось отделаться от многочисленных Ниббеттов — к вящему своему удивлению, он обнаружил, что они все еще верят, что аукцион выиграл Уолтер. Этот последний восседал на хромированном барном табурете, точно на троне, расточая ближним благосклонные улыбки. Друзья и родственники окружали его, точно толпа галдящих придворных.
Фрэнки прошествовал через вестибюль, качая головой. Что, вообще, происходит? Нет, понятно, что Англия по самую верхушку Биг-Бена кишит чудаками всех мастей, но ведь эти треклятые Ниббетты — американцы! Разумеется, они догадались, что Клайв — мошенник: они не поверили, что титул мог достаться кому-либо, не говоря уже о них самих? Хотя, конечно же, они заплатили деньги — и, как это делают покупатели во всех частях земного шара, надеются, что получат за свои кровные сполна.
Он стоял у лифта и тупо жал кнопку вызова. Здесь хоть что-нибудь работает? Фрэнки тупо глазел на панель, затерянный в этом океане болванов и тупиц.
Раздался какой-то маслянистый скрежет, двери раздвинулись, и он вошел в лифт. Не успели они сдвинуться, как он заметил, как Стречи входит сквозь вращающиеся стеклянные двери отеля. Он тут же высунул ногу. Двери сомкнулись на ней, содрогнулись — точно им не понравился вкус — и разъехались. Он окликнул ее.
Она сказала:
— Вас-то мне и надо.
— Заходите в лифт. Едем наверх.
В спальне номера Фрэнки веяло боксерской раздевалкой — как раз в тот момент, когда спортсмена взвешивают перед выходом на ринг. Фрэнки и Стречи исполняли роль противовесов, а вот Микки и Паттерсон источали столько тестостерона, что в комнате едва не стоял туман. Микки ходил взад-вперед, точно волнующийся перед схваткой новичок, тогда как раненый Паттерсон с шумом сопел и угрожающе смотрел на окружающих через нашлепку на носу. Фрэнки — рефери — бдительным взглядом оглядывал комнату.
— То есть, — говорил он, — вы мне хотите сказать, что никто ничего не знает? Пытался что-то вызнать у Ниббеттов, но те, по ходу, конкретно поверили в сказку. Стречи ездила посмотреть достопримечательности с проповедником, который принимается блефовать всякий раз, как только доходит до дела. А Микки имел приятную беседу с треклятым Линкольном, который только тем и занимается, что воет об утрате своей благоверной. — Он обернулся к Паттерсону. — А тебе было сказано связаться со своим лондонским начальством — так ведь?
Паттерсон пожал плечами:
— Они сказали, что уже помогли, чем могли. И еще сказали, чтобы я обратился к пинкертонам.
Фрэнки ткнул в него указательным пальцем:
— Сам придумал? Смотри, шутников я не люблю.
— А меня он смешит, — улыбнулся Микки.
— Кончай, слушай.
Микки пристально посмотрел на него:
— А я еще и не начинал.
— Мальчики, мальчики, — примиряюще проворковала Стречи.
Фрэнки яростно посмотрел на нее:
— Полагаю, ты все-таки знаешь, где Клайв. Ты еще к нему не остыла.
Микки указал на Паттерсона:
— Вот им и распоряжайся. А мы со Стречи уходим.
— Никуда вы не пойдете.
Микки бросил взгляд на Стречи:
— Хватай чемодан.
Фрэнки рявкнул:
— Послушай, ублюдок. По меньшей мере полдюжины парней готовы подать на нее в суд — она должна каждому сотню тысяч баксов. Единственный выход для нее — скормить им малютку лорда Клайва — и даже тогда не факт, что она выберется из дерьма. То, что ты с ней, не меняет дела ни на йоту. Так что почему бы тебе не заткнуться и не послушать меня?
Микки и Стречи бродили по зимнему саду отеля между горшков с пыльными растениями, потерявшими всякую надежду увидеть настоящее солнце.
— Никто не станет подавать на тебя в суд, — сказал Микки. — У тебя нет денег, на которые они могли бы претендовать.
— Клайв убедит их, что денег у него тоже нет. С тем чтобы на него не могли подать в суд. Оттого-то я и считаюсь владелицей компании. Глупая, правда?
— Ты никогда не была глупышкой.
— Была — когда выбирала себе мужчин.
Она осторожно просунула свою руку в его. Он опять с ней — и это здорово.
— Мне надо найти его, — сказала она.
— Выходит, в суд на тебя подать могут. Тебе остается только обанкротиться.
— Фрэнки не станет подавать на меня в суд. Он хочет только возврата своих денег. Если я убегу, он снова найдет меня.
— Так что нам надо найти твоего приятеля.
Она сжала его руку:
— Бывшего приятеля.
— Значит, все кончено?
— А как ты думаешь, Микки? Разумеется, все кончено.
Миссис Ниббетт решила позвонить своей кузине в американское посольство.
— Титул лорда, Гретхен, — ты хоть понимаешь, что это означает?
— Конечно, милая, — это славный титул…
— У нас есть герб, старинные пергаменты и даже — ты не поверишь — несколько акров старой доброй Англии, которые принадлежат Уолтеру, — вроде феодального поместья!
— Мне кажется, милая…
— Ниббетты прибыли! Представляешь, что скажут дома!
— Ну да, здесь это будет выглядеть лучше.
— Не понимаю, как ты можешь оставаться такой равнодушной, Гретхен! Раз уж ты работаешь в посольстве, — сколько твоих коллег имеет титул?
— Ой, титул-шмитул.
— Вот что я тебе скажу — нам даже пришлось побороться за этот титул.
— На турнире, что ли, — неужели Уолтер сражался?
— Нет, нам пришлось выдержать конкуренцию с полудюжиной прочих покупателей — все американцы и очень важные люди. Полагаю, англичане не смогли бы выплатить подобную сумму. Речь идет о ста тысячах долларов!
— Ста тысячах?!
— Ну да. Основные конкуренты были готовы их выложить — но ты же знаешь моего Уолтера: он всегда готов приплатить…
— Конечно, я знаю Уолтера. Сколько всего было конкурентов?
— Кто знает? Торги велись по телефону.
— А-а.
— Да нет же — конкуренты у нас были более чем реальными. Пятеро из них приезжали сюда посмотреть на поместье вместе с нами — в смысле пятеро, включая нас. Трое из этих людей сейчас здесь — попрощаться, стало быть, приехали. Но аукцион выиграли мы, Гретхен! Только представь себе: Уолтер — лорд поместья Эском!
— Да что у вас там были за конкуренты, Господи Боже?
— Лорд Уолтер — о, я так волнуюсь! Что значит — какие конкуренты? Ну, скажем, знаменитый калифорнийский винодел мистер Линкольн Дин.
— В первый раз слышу.
— Ну, еще бы — ты же у нас трезвенница, Гретхен. Еще священник, мистер Эдгар Деларм.
— В первый раз слышу.
— Еще бизнесмен из Нью-Йорка, мистер Фрэнсис ди Стефано.
— Фрэнки ди Стефано?
Гретхен упала со стула.
19
Пока Стречи звонила, Микки дожидался ее в баре «Серпа и мотыги». Бармен учтиво поинтересовался: «Чего пожелаете, милорд?» и так, видимо, проникся этой своей шуткой, что заказанную пинту пива поставил перед ним со словами: «Прошу вас, милорд». После чего быстренько убрался к себе за стойку, где в полутьме принялся вытирать стаканы. Микки решил, что в провинции у народа не так много развлечений.
