Джим Хоган - Шифр Магдалины
Подняв голову от магнитофона, он сделал знак Мигелю, чтобы тот принес ему еще один эспрессо, и огляделся по сторонам. К своему удивлению, он обнаружил, что в баре уже давно не один. За столиком на веранде сидела молодая пара и оживленно беседовала о чем-то. А у стойки, повернувшись ко всем спиной, какой-то мужчина молча пил пиво. Превосходная рубашка, подумал Джек, придя в восторг от ее цвета — оригинального оттенка синего кобальта.
Затем он повернулся и бросил взгляд на пляж, надеясь увидеть Клементину. Ее там не было. Десятки других отдыхающих плескались в воде и ныряли, по меньшей мере еще сотня загорала на песке, многие — обнаженными. Кто-то спал, другие читали, нежась на солнышке.
В отличие от него. Здесь, в баре, было прохладно. И даже немного сыро.
Данфи поправил наушники, нажал кнопку воспроизведения и снова начал слушать запись.
Шидлоф заказывает билеты на матч. Шидлоф отменяет визит к зубному врачу. Шидлоф сочувствует своему коллеге по поводу совершенно нестерпимой академической нагрузки. И вдруг Шидлоф набирает какой-то номер, и ему отвечает жизнерадостный голос:
«— Алло, алло?
— Доктор ван Ворден?
— Просто Эл, большое спасибо!
— О! С вами говорит Лео Шидлоф из Кингз-колледжа.
— Да?
— Я надеялся, что смогу с вами встретиться.
— О?
— М-м… Дело в том… я полагал, что в случае, если Вы будете свободны, мы могли бы вместе пообедать».
Пауза, после которой Шидлоф переходит к решительным действиям:
«— Меня заинтересовало „Общество Магдалины“.
Ван Ворден усмехнулся:
— В самом деле?!
— Да. И… ух-х… насколько я понимаю, вы один из тех немногих, кто мог бы просветить меня на его счет.
— Ну да… думаю, что вы правы, но… вы историк?»
Появился Мигель с новой порцией эспрессо для Данфи и бесшумно поставил кофе на стол.
«— Я психолог.
— Ах, понимаю.
Долгая пауза.
— Хотя на самом деле скорее нет. Какой интерес оно может вызвать у психолога? Оно же исчезло лет двести назад!
Шидлоф молчит.
— Профессор?
— Да?
— У меня возник вопрос, зачем психологу…
— Потому что я совсем не уверен в том, что оно действительно…
— Действительно что?
— Действительно исчезло.
На сей раз замолчал ван Ворден. После долгой паузы он произнес:
— Ну что ж, в таком случае нам действительно нужно с вами пообедать».
«Кто такой ван Ворден?» — подумал Данфи. Какой-то профессор. Наверное, преподаватель истории. В любом случае кто-то такой, кто знал достаточно об «Обществе Магдалины», чтобы Шидлоф решил обратиться к нему за советом.
Он перемотал пленку на момент начала разговора. Услышал звук набора номера — семь цифр и затем жизнерадостный голос ван Вордена: «Алло, алло?» Значит, это был местный звонок из дома Шидлофа. По-видимому, ван Ворден живет где-то в центре Лондона.
Данфи подумал, что номер ван Вордена, вероятно, можно найти в лондонском телефонном справочнике, когда до него донесся приглушенный вскрик. Он поднял глаза, что-то мелькнуло слева от него, но он не разобрал что. Когда он повернулся, то застыл от неожиданности и ужаса: человек, сидевший у стойки, саданул Мигеля бутылкой по голове. Затем бита или кирпич или что-то еще ударило самого Данфи, мир мелькнул у него перед глазами яркой вспышкой молнии, затем стал быстро гаснуть, а Джек с грохотом повалился на выложенный плиткой пол. Наушники упали, вопль становился все громче, переходя в страшное завывание. Данфи неловким движением сунул руку за пояс, пытаясь нащупать пистолет, который вручил ему Бойлан. Он уже почти вытащил его, когда носок чьей-то ноги врезался ему в поясницу, а затем в плечо, и снова удар по почкам. Теперь уже кричали два человека. По прошествии нескольких мгновений Данфи понял, что второй кричащий — это он сам. И тут еще один удар в ребра, и он перевернулся, но успел выхватить пистолет и начал стрелять. Он стрелял не целясь, не зная, сколько людей вокруг него и попал ли он в кого-то. Он полз по полу на спине, стараясь увернуться от ударов туфли. Кто-то истерически орал. И он тоже кричал.
Потом что-то случилось у него с головой. Все завершилось каким-то тихим щелчком и потоком мелких ярких искр.
25
Данфи было дурно. Казалось, одинаково дурно было всем частям его тела: желудку, голове. В нижней части ощущалась такая боль, что создавалось впечатление, будто она сломана, а грудная клетка вся состоит из осколков.
Он сидел где-то, опустив голову, уставившись на колени, боясь поднять взгляд. Боясь даже дышать. Тяжелой волной накатилась тошнота, и он рыгнул. Мгновенно мир сделался зримым.
Судя по окружению, он находился в какой-то мастерской. Вокруг мигали и жужжали флуоресцентные лампы, а воздух наполнял резкий неприятный запах. По-видимому, протрава для древесины. В голове пульсировала боль, так, словно кто-то непрерывно сжимал и отпускал ее, сжимал и отпускал. Почти против воли он оторвал глаза от колен, посмотрел вверх и увидел…
Мебель. Много мебели. И рулоны тканей. Какую-то проволоку и пружины. Обивочный цех. И тут неспешно, как будто откуда-то издалека комнату наполнил хлопающий звук. Данфи повернулся в сторону этого звука.
В роскошном, даже, пожалуй, слишком роскошном зеленом кресле сидел Роже Бламон и медленно аплодировал, настолько медленно, что эхо от каждого хлопка успевало угаснуть прежде, чем он ударял в ладони в очередной раз. Он улыбался и, как всегда, одет был безупречно. Часы «Брайтлинг», идеально отутюженные брюки и… рабочая рубаха.
За стойкой, когда Джек слушал телефонные разговоры Шидлофа, сидел тоже он. Данфи видел его, но только со спины, а теперь…
— У тебя вид хуже, чем у дерьма, — заметил Бламон.
С уст Данфи сорвался еле различимый стон.
— Un vrai merdiers.[65]
Данфи услышал чей-то смешок и обернулся. Там, в ботинках и кожаной куртке, откинувшись на спинку дивана, сидел Качок, наблюдая за Данфи с нескрываемым любопытством. А в кресле рядом расположился эльзасец с непроницаемой физиономией.
«Но почему здесь?» — подумал Данфи, оглядываясь. И тут он все понял — белый флаг, словно значок, который иногда носил Бламон, свисал над загроможденным всяким хламом верстаком. А на флаге на сине-золотом поле лозунг «Contre la boue».[66] Кажется, у Бламона есть друзья даже на Канарах.
Инстинктивно Данфи попытался встать, сжав зубы, чтобы побороть боль, но напрасно. Руки у него были связаны за спиной.
— Знаешь что, Керри… — начал Бламон негромким голосом.
— Меня зовут не Керри, — пробормотал Джек.
Бламон усмехнулся:
— Меня не колышет, как тебя там зовут на самом деле.
— А зря, — откликнулся Данфи. — Не зная моего настоящего имени, ты не сможешь вернуть свои деньги.
— А-а-а-а! — воскликнул корсиканец, словно вспомнил нечто существенное. — Деньги. Я сказал Марселю: «Мы побеседуем о деньгах, мы с Керри». — Он бросил взгляд на Качка. — Ведь я так сказал?
Громила кивнул и закурил небольшую сигару.
Все еще улыбаясь, Бламон прошел по комнате, опустился на корточки перед Данфи и заглянул ему в глаза.
— Почему ты взял мои деньги? — спросил он.
— Мне они были нужны, — ответил Данфи. — У меня были серьезные проблемы.
— Были?
Данфи отвернулся. По всему телу растекалась страшная боль, но он понимал, что это только начало. Бламон собирался из него мозги вытрясти. Джек видел, что его ожидает, по выражению глаз корсиканца.
— А ведь сумма-то очень приличная, — заметил Бламон. — И не только основной капитал, но и проценты. N'est-ce-pas?[67]
Данфи вздохнул.
— А кроме процентов, есть также… — Бламон нахмурился. — Как говорится, le dessous de table?
— Взятка, — подсказал Качок.
— Точно.
— Какая взятка? — спросил Данфи.
— Секретарше, — ответил Бламон. — В Сент-Элье. А как, ты думаешь, нам удалось тебя найти?
Значит, он был прав. Великолепно.
— Ну и другие расходы, конечно. Марсель и Люк. Им тоже нужно платить гонорар, как ты понимаешь. У них имеются свои расценки. И немалые! А цена билетов на паром? На самолет? За номера в гостинице? Оплата обедов в ресторанах? Ведь они тоже должны что-то есть.
Данфи перевел взгляд с Бламона на Качка, а с него на эльзасца.
— Эй, — сказал Бламон тихим ворчливым голосом. — Я здесь.
Но Данфи не мог оторвать взгляда от эльзасца: тот сидел сгорбившись в широком мягком кресле и злобно таращился на Джека. Данфи сначала решил, что этот взгляд пронизан ненавистью, что эльзасец смотрит на него так, как смотрят друг на друга враги, встретившиеся в многолюдном зале. Но затем он заметил что-то красное и понял, что дело совсем не в нем. Эльзасец истекал кровью, прямо там, в кресле. А взгляд его был взглядом человека, сосредоточенного на том, чтобы не умереть, удержать в себе жизнь, ускользающую из тела вместе с кровью.
