Йоаким Зандер - Пловец
– Георг! Блудный сын! – воскликнул он.
Он обнял Георга так крепко, как никогда раньше. Георг не помнил, чтобы видел в нем столько тепла. Разжав объятья, отец оглядел Георга.
– Боже мой! – воскликнул он. – Ты выглядишь ужасно! Заходи и выпей арманьяка. Тебе нужно выпить! Ты же не принимаешь обезболивающее? Или принимаешь? Все равно один бокальчик тебе не помешает. Эллен, налей Георгу выпить! Я еще никогда не видел его в таком состоянии!
Отец провел его в гостиную, где все родственники сидели на диванах и в креслах. В углу на своем обычном месте стояла елка, украшенная игрушками и фонариками, как в книгах Эльзы Бесков. Стол ломился от праздничных угощений. В камине ярко горел огонь. Георг даже испугался за старую печную трубу, которая не выдержит такого нагрева.
Старшие братья и шурины подошли к нему, чтобы осмотреть его раны. Они в шутку били его в живот кулаком и дразнили за то, что он не умеет водить, спрашивали, в каком состоянии его «Ауди». Эллен всучила ему тарелку с традиционной индейкой и другими вкусностями.
Наконец, его усадили на диван с тарелкой и бокалом портвейна. Родственники вернулись на свои места. Георгу было тепло и хорошо. После пережитых волнений он почувствовал, что его клонит в сон. Веки стали тяжелыми. Всего три дня назад он избил Кирстен. Три дня назад он застрелил двоих людей. Три дня назад он чуть не погиб в море, когда лодка разбилась о скалы.
И вот он здесь. Дома. С семьей. Празднует Рождество. И все вокруг такое знакомое и родное. Как он мог все это презирать? Как он мог всем этим пренебрегать? И внезапно он ощутил себя беспомощным перед этим осознанием. Ощущение было такое, словно он после дня на морозе оказался в горячей ванне. Георг откинулся на спинку дивана и наслаждался теплом и уютом.
– Ты спишь? – Георг поднял голову и увидел в дверях Эллен в халате. Огонь в камине погас, оставив после себя красные угли.
– Не… – выдавил Георг. Сладкий от портвейна язык прилип к пересохшей гортани. Он попытался выпрямиться. Неужели он правда заснул?
– Мы решили, что подождем с твоими подарками до того, как ты оправишься, – сказала Эллен. – Но вчера курьер доставил тебе посылку. Я подумала, может, ты хочешь взглянуть.
Она протянула ему прямоугольную коробку от DHL. На лице ее было написано любопытство. Георг взял посылку. Она была размером с коробку для обуви и совершенно квадратная. Сердце его застучало быстрее. Внутри все сжалось от страха.
– Спасибо, Эллен, – сказал он. – Я посмотрю попозже.
– Конечно, – сказала она. – Как пожелаешь.
Разочарованная, она вышла из комнаты.
Георг положил коробку на журнальный столик и уставился на нее. Ее доставили вчера. После всего, что случилось. В голове метались разные мысли. Бомба. Они решили подорвать его, чтобы он никому не рассказал о случившемся. Но для бомбы пакет слишком легкий. И зачем кому-то посылать ему бомбу, когда есть столько других более надежных способов расправиться с человеком?
Наконец любопытство победило страх. Набравшись решимости, Георг сорвал упаковку и развернул защитный полиэтилен. Его глазам предстал футляр из вишневого дерева с серебряной табличкой.
Георг почувствовал, как сердце замерло в груди, но не от ужаса, а от волнения. «Officine Panerai»[31] – было написано на табличке. Он открыл шкатулку. На синем бархате лежал Panerai 360 M Luminor.
Георгу стало трудно дышать. Черный циферблат. Золотистые цифры. Простой минималистичный дизайн. Светлый ремешок с грубыми швами. Георг моргнул, боясь, что это ему мерещится. Сколько могут стоить такие часы? 50 000 долларов? Больше? Если они вообще есть в открытой продаже. Ограниченный выпуск. Всего триста экземпляров.
Когда Георг снова был в состоянии нормально дышать, он заметил конвертик рядом с часами. В нем была карточка с коротким посланием на английском, написанным вручную:
Георг,
в знак нашей признательности. Все хорошо, что хорошо кончается. Мы надеемся увидеть тебя в офисе не позднее 3 января.
Письмо было подписано Эпплби. Георг захлопнул коробку и зажмурился. «Мёрчант-энд-Тэйлор». Эпплби. Все, что он пережил. Все, на что они его обрекли. Он не вернется в эту фирму. Это исключено.
Георг медленно выпрямился и открыл глаза. Он посмотрел на футляр. Сквозь плохо закрытую крышку видно было содержимое. Запасной ремень. Сертификат качества. Мешочек с инструментами. Он осторожно открыл крышку и погладил пальцами почти невидимое стекло циферблата. Неспешно поднял часы с подушки и поднес к свету углей из камина. Повертел часы в руках. Изучил винтики и гравировку с обратной стороны. Наконец, просто чтобы посмотреть, надел часы на запястье. Мягкая теплая кожа, холодная сталь часов – прекрасный контраст. Приятная тяжесть металла. Часы сидели превосходно. Они были словно созданы для Георга. Только для него и ни для кого другого.
Его губы непроизвольно растянулись в улыбке. По телу разлилось тепло. Гордость переполняла его. И возбуждение. Разве он не достоин этих часов? Разве он не достоин этой роскоши после всего то, что ему пришлось пережить?
1 апреля 2014 года
Вашингтон, США
Клара опустила голову на пыльное окно в такси. В наушниках играли Арво Пэрт.
Первые дни после Рождества Клара провела в кровати в доме бабушки и дедушки. Она ставила эту пластинку снова и снова. Слушала ее раз тридцать-сорок за день. Просто лежала в кровати, смотрела в потолок и слушала музыку. Вставала она, только чтобы поесть или посетить туалет. Клара вынула сим-карту из телефона, чтобы не говорить с Габриэллой или приятелями из Брюсселя. Официально она была на больничном. Диагноз – нервное истощение. Клара потеряла счет дням. Она не помнила, сколько провела в постели. Может, несколько дней. А, может, и неделю. В компании музыки и под встревоженными взглядами дедушки и бабушки.
Но бесконечно прятаться от Габриэллы было невозможно. Однажды Клара проснулась и обнаружила ее на краю своей постели. Габриэлла за нее волновалась. Кларе показалось, что подруга постарела. Не слушая протесты Клары и не обращая внимания на ее неудовольствие, Габриэлла подняла ее с постели и заставила одеться. Потом помогла спуститься по лестнице и отвела в лодку, где уже ждали Буссе, дедушка и бабушка. Они поплыли на остров контрабандистов. Чтобы вернуть его себе, сказал дедушка. Чтобы побороть страх. Чтобы избавиться от кошмаров.
Они провели там несколько часов. Ничего не напоминало о произошедшем. Ни тел, ни крови, ни пулевых отверстий. Только маленький скалистый остров в море, запорошенный снегом.
Буссе включил газовую плитку и сварил кофе. Они почти не разговаривали.
Но после этой поездки Кларе полегчало. Все благодаря Габриэлле, которая взяла на себя все заботы. Она связалась с Эвой-Карин, представилась доверенным лицом и адвокатом Клары и сообщила, что Клара увольняется. К тому же она заставила Эву-Карин выплатить Кларе выходное пособие в размере годовой зарплаты. Габриэлла умела быть жесткой и твердо стоять на своем. В этом Клара ей уступала. Габриэлла вышла на работу еще до Нового года. Ее сделали партнером. Самым молодым партнером в конторе. Да и в целой Швеции.
Поднявшись с постели, Клара уже туда не вернулась. Она старалась все время чем-то себя занимать. Работала по дому, готовила еду с бабушкой, плавала в шхеры с дедушкой.
Еще через пару недель она оделась в приличную одежду и сплавала с Буссе в город. Она начала с небольшого Сёдерчёпинга, чтобы возвращаться к цивилизации постепенно. Купила несколько книг, съела пиццу на Шёнберггатан. Прогулялась по заснеженным улочкам, посмотрела на людей, живущих обычной жизнью. Вечером она одна поехала на автобусе в кинотеатр в Норрчёпинге. Посмотрела глупую комедию. Но эта вылазка придала Кларе сил.
Еще через пару недель она навестила Габриэллу в Стокгольме. Они сходили за покупками в «Нурдиска компаниет» и «Нитти Гритти». Попробовали устрицы и жаркое в новом бистро. Выпили по бокалу и пофлиртовали с бородатым сценаристом на диванах в «Риш». Слегка опьянели, хорошо посмеялись, с трудом вернулись домой по обледеневшим мостовым с хот-догами из ночного магазина в руках. Постепенно Клара начала возвращаться к такой обычной и такой чудесной жизни.
Но по возвращении в шхеры она снова и снова переживала тот кошмар. Клара словно не могла забыть предательство. Предательство своего отца. Предательство Кирилла. Собственное предательство. Клара винила себя в смерти Махмуда. Винила себя в смерти своего отца.
Но так не могло продолжаться. Нельзя было остаток жизни провести в постели, терзая себя сожалениями. Нужно было двигаться, идти вперед.
В марте она связалась со своим бывшим преподавателем – научным руководителем Махмуда. Они вместе пообедали в кафе на рынке в Упсале.
