Родриго Кортес - Садовник
— Пабло! Зачем? — вскрикнула Долорес, но тот даже не обратил на нее внимания и стремительно выскользнул за дверь.
Мигель с трудом поднялся на ноги, поддерживаемый испуганной девушкой, вышел во двор и с горечью признал, что служба для него закончилась.
***Этим же вечером Мигель нанес официальный визит сеньору Рохо. За полным отсутствием иного начальства выложил на стол алькальда служебный револьвер и прошение об отставке и присел на стул.
— Что, Мигель, совсем плохо? — понимающе улыбнулся алькальд.
Мигель кивнул.
— Ну, вот видишь… а хорохорился-то как! — мстительно напомнил алькальд. — А теперь отвечать придется.
— Что мое — за все отвечу, — коротко отозвался Мигель.
Алькальд привстал и, важно оттопырив нижнюю губу и выставив живот, подошел к окну. Там, во дворе недавно восстановленной ратуши, маршировал пехотный взвод.
— Значит, признаешься? — внезапно повернулся он к Мигелю.
Бывший начальник полиции замер.
— Да-да… Пабло Эсперанса мне все рассказал, — удовлетворенно усмехнулся алькальд. — И как ты деньги с него требовал, и как угрожал, и как решил несколько убийств на него спихнуть…
Мигель некоторое время пытался осмыслить всю эту белиберду, а потом сокрушенно покачал головой и натужно рассмеялся. Все было ясно как день. Пабло настолько перепугался, что решил опередить события.
— Кстати, «Испано-суизу» твою тоже нашли… — вернулся к столу и сел, сложив маленькие крепкие кулаки перед собой, алькальд. — Естественно, всю в крови. В общем, новому начальнику полиции будет над чем поработать.
— Я арестован? — спросил Мигель.
— Это не мне решать, лейтенант… так что… гуляй пока.
Мигель встал со стула и направился к выходу, но у самых дверей остановился. Ему вдруг страстно захотелось напомнить алькальду, что не за горами то время, когда и он, невзирая на всю его лояльность ко всем подряд, станет отработанным материалом. И тогда его спишут — так же беспощадно, как и начальника полиции сейчас.
Но он сдержался.
***Когда начальник полиции пытался разобраться с садовыми тропинками, сеньор Сесил Эсперанса был уже похоронен. Он сражался за жизнь даже не отчаянно — остервенело: зацепил и разбил ногой чашечку с кофе, раздавил весом своего тела хрупкий прикроватный столик, сумел просунуть пальцы между горлом и шнурком… Но с хваткой Себастьяна мало что могло сравниться; садовник просто сел ему на спину, затянул шелковой косичкой шею сеньора Эсперанса вместе с пальцами, натянул удавку до отказа и стал ждать. И секунда за секундой защита медленно, но неуклонно ослабевала. А потом Себастьян спрятал косичку в карман, взвалил обмякшее тело на плечо, поднес к окну, сбросил со второго этажа на газон и прыгнул следом.
Еще через два часа сеньор Сесил был посажен в стремительно вырытую узкую и глубокую штольню точно посредине своего участка райского сада. А еще через четыре пришел полицейский.
Привычно прячась за кустами, Себастьян сопровождал его всю дорогу и остался доволен. Полицейский, как и всякий нормальный человек, всячески избегал сходить с тропы и шел строго тем маршрутом, каким должен был бы идти каждый. И только в самом конце отчаялся и рванул прямо по колючкам.
А потом было это странное бегство сеньора Пабло, затем полицейский ушел, а поздно ночью Пабло снова появился — пьяный и злой, сказал что-то кузине, и Долорес испуганно отшатнулась и убежала в свою комнату. Себастьян перестал отходить от дома дальше, чем на десять-пятнадцать метров.
Даже при жизни старшего поколения в этой семье находилось время и место для глубоко затаенных обид. Теперь же, после исчезновения сеньора Сесила, остатки хрупкого равновесия дома Эсперанса мгновенно пошатнулись и начали стремительно проседать. Себастьян чувствовал это всей кожей и рисковать шатким благополучием этой семьи сейчас, когда до конца всего сущего осталось всего ничего, не стал бы ни за что.
Он сбегал на конюшню, вытащил из пачки пару джутовых мешков для подстилки и залег в кустах прямо напротив флигеля. Долго смотрел, как вконец расстроенный сеньор Пабло чистит свой черный «браунинг», периодически целясь в невидимого врага и с остервенением щелкая курком. Затем, таясь за кустами и камнями, он проводил сеньора Пабло до самого грота и терпеливо ждал, когда тот пополнит запасы спиртного. Снова проводил к флигелю…
Обычно примерно в это время за сеньором Пабло заезжали друзья, и они все вместе исчезали на ночь, а то и на сутки, чтобы, как иногда выражался Пабло, «немного разгрузиться». Но сегодня друзья объявляться не торопились, и, как ни высматривал Себастьян, ведущая к усадьбе дорога была совершенно пуста.
Сеньора Пабло это определенно беспокоило. Он беспрерывно вскакивал, начинал ходить по комнате и к полуночи, похоже, принял решение. Вывернул шкафы, судорожно отобрал несколько рубашек, выбрал пару туфель, вскрыл половицу и достал пачек двадцать мятых разноразмерных банкнот и мешочек с мелодично брякнувшим внутри золотом, торопливо запихал все это в желтый поцарапанный чемодан, прижал его коленом, застегнул и выскочил во двор.
Себастьян затаил дыхание.
Пабло как-то болезненно посмотрел на приоткрытую калитку, затем на яркую полную луну в чистом звездном небе и внезапно скривился.
— Нет. Сначала — к этой суке!
Бросил чемодан прямо на клумбу, оттянул вниз галстук, нащупал и расстегнул пуговицу белоснежной рубашки и быстро взбежал по застонавшей лестнице ореховой террасы.
Себастьян осторожно высунул голову из кустов, огляделся по сторонам, стремительно скользнул к террасе, прижался к стенке и замер. Однажды он уже видел подобное выражение лица — у совсем другого человека, и оно ему не нравилось.
Внезапно в господском доме загрохотала мебель, ухнуло и посыпалось на газон оконное стекло, и тут же раздался пронзительный женский вопль.
Сердце Себастьяна забилось. Он уже слышал похожий вопль — за сутки перед тем, как сеньору Тересу и сеньору Лусию вынесли во двор ногами вперед.
Внутри дома снова что-то грохнуло, затем заскрежетало, потом хлопнула дверь, и на террасу выскочила сеньорита Долорес. Всхлипывая и придерживая разорванную на плече ночную рубашку, с безумными, круглыми от ужаса глазами, она скатилась по лестнице и бросилась прочь от дома.
Себастьян внимательно проводил ее взглядом, нервно раздул ноздри и, заслышав дробный топот бегущего вслед сеньора Пабло, вжался в стену.
Сеньор Пабло легко перемахнул через перила террасы, спружинив сильными, тренированными ногами, по-кошачьи мягко приземлился на клумбу, нехорошо улыбнулся и, расчетливо сокращая путь, помчался вслед.
Внутри у Себастьяна похолодело. Он совершенно точно знал, что означает эта нехорошая улыбка, и сама по себе она бы его не смутила, но чтобы кузен?! Садовник слишком хорошо помнил, что по этому поводу говорил падре Теодоро, — родственникам нельзя!
Садовник подобрался и широкими, плавными скачками помчался вслед за сеньором Пабло. Позволить ему совершить смертный грех, ускользнуть из Эдема в ад и сделать никчемными титанические усилия по созданию целого каскада райских прудов, специально для сеньора, Себастьян не мог.
Он продрался сквозь колючки и выскочил на бугор. Отсюда погоня была видна, как на ладони. Босая и полураздетая сеньорита Долорес изо всех сил мчалась по мавританской лужайке прочь от дома, а следом, планомерно сокращая расстояние, бежал сеньор Пабло.
Себастьян оценил расстояние и направление бега и удовлетворенно всхлипнул. Он знал, что скоро сеньорита Долорес выскочит на круговую тропу и тогда, даже невзирая на испуг, она уже не сможет заставить себя свернуть с дороги. Только бы сеньор Пабло не настиг ее раньше.
***Он догнал Пабло в точности там, где рассчитывал: на перекрестке дорог у ручья. Выскочил из зарослей миндаля, сшиб с ног и повалил греховодника на землю. Себастьян знал, что пройдет время, совсем немного времени, и сеньор Пабло успокоится, протрезвеет и сам же будет искренне рад, что избежал совершения смертного греха. Главное, удержать его вдали от кузины хотя бы несколько часов.
Себастьян видел, что сеньор Пабло напуган, а потому, не особо церемонясь, сгреб его в охапку и вразвалку побежал к ручью — отцу это иногда помогало. Аккуратно опустил вырывающегося господина на камешек у самой воды и тут же почувствовал острую боль в груди. Удивленно скосил глаза вниз и увидел на своей когда-то синей, а теперь серой, давно выцветшей рубахе черную в свете полной луны кровь. И тогда Пабло ударил его еще раз. И еще раз. И еще.
Это была наваха, и останавливаться оскорбленный господин не собирался. Стиснув зубы и выкатив черные от ненависти глаза, он резал и резал зарвавшегося батрака, пока садовник весь не покрылся черными кровавыми кляксами. А потом Себастьян жалобно захрапел, кулем повалился в руки молодого хозяина и судорожно обхватил его за спину.
