Ярослав Питерский - Дорожный реквием
— А вы не лежали бы так на земле, товарищ полковник! Простынете! Ну и что, что апрель! Снег то только сошел! Земля холодная! — робко заметила Ирина.
— Да ладно Сливнина, ты лучше вон — этого оболтуса в загс тащи! А то так и помрет глупцом! У такого мужика баба должна быть типа тебя!
— А может, я не хочу! — запротестовал Степанов.
— А кто тебя спросит! Прикажем и все! Пойдешь как миленький! — осадил его Иванов, — Налей ка лучше нам немного коньячку! Выпьем! Все — таки мы закрыли это дельце! Хоть и трудно было!
— Да уж! — грустно вздохнула Волчек и выпила налитый в железную кружку коньяк, — выдохнув, она добавила, — Я его никогда не забуду! Надо же так! Думала все конец! Думала, надеялась, конечно, что вы меня найдете, но когда он нож достал, поняла, нет! Как сейчас его лицо помню! Страшное — жестокое! Жаль, до суда его не уберегли! Жаль!
— А как, он, помер то? — грустно спросила Сливнина, — Как, так не доглядели то?
— Как, как, — недовольно буркнул полковник, — охрана в тюрьме просмотрела, взял, достал, где — то суровые нитки и вздернулся. Прямо перед судом. Его утром на суд, а он в камере весит! Но мне так кажется, что охрана специально — его отговаривать, от этого поступка не стала! Ладно, собаке — собачья смерть!
— Кстати семья то его, из поселка уехала. Жена дом с хозяйством бросила. Так и стоял целый месяц, а потом, кто — то ночью поджег! — сказала Волчек.
— Еще бы! Этот Стрежнев восемь душ загубил! Наверное, родственники и сожгли! Ну, надо же так! В одном классе — два убийцы и оба маньяки! Кому расскажи — не поверят! Об этом теперь наш поселок еще долго помнить будет! — Сливнина покосилась на Степанов.
Тот, снял с мангала шипящие шашлыки и поднеся их к столу — положил в большую металлическую кастрюлю. Посмотрев, на жаренное мясо — Алексей грустно сказал:
— Ладно вам об этих маньяках! У нас отпуск или как? Давайте лучше вон о природе поговорим! О весне! Весна идет! — Степанов втянул ноздрями прохладный воздух.
— Да, весна, это хорошо! — грустно сказал Иванов.
Где — то вдалеке, в глубине леса дятел барабанил по сухому стволу дерева.
