Мэг Гардинер - Озеро смерти
— Эти люди снаружи — они плохие, да?
Придав твердость своей интонации, я ответила:
— Да. Поэтому нам придется быть храбрыми.
— Ладно.
— Давай вперед!
Встав, я потащила Люка в коридор, а оттуда — прямо в спальню Джесси. Послышалось гудение микроволновки и хлопанье кукурузных зерен. Стараясь выглядеть спокойной, я повернула голову в направлении кухни.
Табита сидела, облокотившись на стойку, и наблюдала за печкой. Заметив мой взгляд, она произнесла:
— Я съела первую порцию. Надеюсь, вы не обидитесь — я поставила еще одну.
— Никаких проблем.
Люк посмотрел на мать, потом на меня. Лицо мальчика ясно выдавало его смятение.
— Все в порядке? — спросила Табита.
Не останавливаясь, я вместе с Люком подошла к двери Джесси.
— Мы просто смотрим по комнатам, откуда звуки.
Она снова повернулась к микроволновке. Могла ли Табита проявить такую небрежность, если действительно участвовала в нападении? Следовало ли предупредить ее? Пришло время решать, и я не имела права на ошибку.
Свет в комнате Джесси не горел, но пространство неплохо освещалось из гостиной. Закрывать дверь я не решалась, не желая вызывать лишних подозрений, и прошептала Люку:
— Открывай окно как можно тише.
Мальчик отпустил мою руку и вошел в ванную. Подобрав лежавший на ночном столике телефон, я набрала Службу спасения.
— Возле моего дома прячется грабитель. У него ружье.
Не отключаясь от линии, я бросила трубку на постель. Люк возился и пыхтел в ванной, стараясь вскарабкаться на подоконник. Затем, тихо скрипнув, открылось окно. Люк театрально прошептал:
— Тетя Эви, окно открылось.
— Иду, — торопливо сказала я уже по пути в ванную.
И услышала голос Табиты:
— Что происходит?
Резко обернувшись, я увидела силуэт в дверях. В поисках выключателя Табита шарила рукой по стене. Подскочив по кратчайшему пути, я отвела ее руку вниз, успев дотянуться через кровать. Табита едва не отшатнулась назад, но я припечатала ее к стене, схватив за рубашку.
— Да что с вами такое? — спросила она.
Ее голос, обычно звонкий, прозвучал в спальне особенно громко. Накрыв ладонью ее рот, я сделала это резко — так, что Табита стукнулась головой о стену.
— Один звук, и я врежу тебе по-настоящему. Честное слово, Табита. — Она схватилась за мою руку. — Кто снаружи? Пэкстон? — Глаза Табиты округлились, она задышала чаще. — Это ты его привела? Что, продала нас?
Табита беспорядочно шарила глазами по темному проему окна, потом она начала трястись, и вдруг послышался безошибочно определяемый звук жидкости, льющейся на голый деревянный пол. Посмотрев вниз, я увидела, как потемнели ее брюки, сначала в паху, а потом вниз по ноге.
Теперь я отняла руку от ее рта.
— Меня убьют, — прошептала Табита.
Времени для сочувствия у меня не оставалось.
— Уходим в окно ванной комнаты, затем укроемся у соседей. Пошли.
С глазами, полными ужаса, Табита влипла в стену. Я схватила ее за плечи:
— Мы должны спасать Люка. Все, что у него сейчас есть, — это мы.
Она лишь беспомощно моргала.
— Хочешь оправдаться за прошедшие девять месяцев? Вот тебе шанс. А теперь вперед!
Секунду она не двигалась с места. Затем нерешительно шагнула в сторону ванной. Высоко на стене зияло распахнутое в ночь окно. Люк, дрожа от волнения, скорчился на подоконнике. Он смотрел на Табиту.
— Мама на нашей стороне, — успокоила я мальчика. — Слезь на секундочку вниз.
Забравшись на его место, я медленно высунула голову наружу, не увидев ничего, кроме вальсирующих в темноте ночи сосен. Быстренько сняв с окна экран, я отдала его Табите.
— Я выйду первой. Следом Люк, потом ты.
Встав, я начала подтягивать тело через оконный проем: головой вперед, держась руками за край карниза, чтобы не рухнуть на землю лицом. Затем со стороны крыльца донесся приглушенный голос. Я замерла. Человек произнес:
— Готово. Теперь их машины никуда не поедут.
Я повисла над землей, холодея от ужаса. Кто-то, неизвестно кто, испортил наши с Табитой машины. Что еще хуже, он сказал об этом вслух. Значит, их по меньшей мере двое. Послышался второй голос, чуть ближе первого:
— В гараже стоит мотоцикл. Зачем безногому мотоцикл?
— Заткнись! — шикнул на него первый.
Я влезла обратно и пригнулась. Снаружи мимо окна, хрустя на сосновых шишках, прошел человек. Я медленно подняла голову над рамой. Кто бы там ни был, он уже свернул за угол. И мы услышали скрип деревянных ступеней, которые шли на веранду, всего в пятнадцати футах от нас.
Табиту колотило все сильнее, и я засомневалась, устоит ли она на ногах.
— Нам этого не сделать, — дрожа, выговорила она.
Делая над собой усилие, я старалась думать логически. Можно ли забаррикадироваться внутри? Нет.
— Остаться здесь никак нельзя. Они начнут стрелять в окно, в дверь, и мы окажемся в ловушке.
Зажав рукой рот, Табита заглушила рыдания. Глядя на нее, захныкал Люк, и его подбородок непроизвольно затрясся.
Сжав руку ребенка, я сказала:
— Мы сможем, если поторопимся. Когда окажемся снаружи, бегите быстро, как только можете. Не останавливайтесь! Несмотря ни на что.
Я встала и, бросив последний взгляд из окна, вылезла на улицу. Потом услышала, как Люк взбирается на подоконник, и увидела на раме его пальцы.
В ночи послышался свист. Все понятно: это сигнал. Открылась входная дверь, и стекло ванной комнаты затряслось. Потом в ванной зажегся свет. Кто-то крикнул:
— Сюда!
Табита заревела в голос, и я услышала, как она захлопнула дверь ванной. Потом раздался ее крик:
— Люк, уходи!
Раздался тяжелый удар в дверь. Табита закричала, заплакал Люк. Дверь продолжали ломать.
— Давай же, Люк! — крикнула я.
Из окна показались его голова и плечи. Не выдержав, с грохотом упала дверь, и Табита опять закричала. Люк с расширившимися от ужаса глазами застрял на окне. Едва дотянувшись, я подхватила его за подмышки.
Внутри комнаты ребенка уже держали за ноги, пытаясь стащить с окна. Вереща, Люк порывался ухватиться за меня своими ручонками, но я уже чувствовала, как моя хватка слабеет. И с ужасом увидела ускользающего из моих рук Люка, немедленно исчезнувшего в оконном проеме. Из ванной послышались душераздирающие звуки: завывание Табиты, плач и визг Люка.
Раздался низкий мужской голос:
— Заткнись, засранец!
Мальчик продолжал отбиваться. Это меня подстегнуло, придав храбрость отчаяния. Обежав дом, я увидела распахнутую входную дверь.
Оружие. Мне нужно оружие. Ринувшись к гаражу, я попыталась найти что-нибудь острое или тяжелое. Остававшаяся в доме Табита завыла сиреной.
На фоне ее причитаний я вдруг услышала писк растревоженных шумом хорьков. Взгляд упал на банки с краской, сложенные на полке. Схватив одну, я бросилась наружу.
Внезапно наступила тишина. Рыдания Табиты прекратились, и тут мое сердце сжалось. Я заглянула в дверь.
В гостиной на коленях стоял Курт Смоллек с покрасневшим от напряжения прыщавым лицом. Он обматывал руки и ноги Люка липкой лентой. Они уже залепили мальчику рот, и он прикрыл глаза, не в силах наблюдать этот ужас. С характерным треском Смоллек продолжал разматывать ленту. На полу, возле самых его ног, валялся внушительного размера пистолет.
Поблизости от него лежала распластанная на диване Табита с заклеенным ртом и обмотанными лентой руками. Над Табитой, упершись коленом в ее спину, возвышался Пэкстон, приставивший к затылку женщины ствол дробовика.
Наложив последний виток ленты, Смоллек встал, гордый содеянным, словно ковбой, повязавший теленка.
— Готово.
— Посади его.
Пэкстон повернул Табите голову так, чтобы она видела Люка.
— Взгляни на своего ребенка. Я собираюсь задать тебе кое-какие вопросы. Ты предала «Оставшихся» и сбежала от меня, резвая сучка. По-хорошему, мне бы следовало тебя убить.
Глаза Табиты округлились от ужаса. Хлюпая и размазывая сопли по дивану, она попыталась перевернуться.
— Но я верю во второй шанс, так что намерен дать тебе один такой. Твой ребенок отправится с нами. Ты можешь последовать за ним и в этом случае останешься с ним рядом, но станешь жить со мной как женщина. Выбор твой.
Не отводя глаз от Люка, Табита что-то пропищала.
— Ты что-то говоришь? Я не слышу, — сказал Пэкстон.
Она замотала головой, прижатой стволом ружья.
— Это значит «да»? — спросил Пэкстон, склоняясь над ружьем, поближе к уху Табиты.
Он смотрел только на нее, и Смоллек тоже оказался спиной ко мне. Говоря себе: «Хороший замах — сильный удар», — я заскочила внутрь. Размахнувшись, ударила Смоллека банкой по голове. Упав, как прибитая собака, он лягнул ногой пистолет, и оружие отлетело под диван.
Резво вскочив на ноги, Пэкстон развернулся и двинулся на меня. Дробовик он держал на уровне моего живота. Отчаянно крича, я врезала его по руке банкой. Боже! Палец находился на спусковом крючке, и в случае неудачи ружье могло выстрелить. Впрочем, я все равно не сумела бы остановить банку на кривой удара. Ударив в кисть, банка выбила ружье, со стуком упавшее на пол. Второй удар пришелся Пэкстону в голову. С банки слетела крышка, и добрый галлон белил «Навахо» струей окатил его торс и лицо. Ослепленный, Пэкстон зашатался и отступил, протирая глаза и рыча от злости.
