Эрик Ластбадер - Французский поцелуй
Дергается в конвульсиях, и кто-то хватает ее за руку.
— Мам!
Дэнни? А, это Дэнни!Чувство облегчения омывает ее всю, прогоняя ее ужас и ее боль. Милый сынок!
— Вообще-то мне нельзя с тобою находиться, — шепчет ей Дэнни на самое ухо, и она сразу же представила его себе: рослого, сильного, и, наверно, испуганного. — Никому пока нельзя.
Она крепко сжимает его руку, не желая отпускать от себя свое сокровище.
— Крис должен был лететь во Францию за телом брата. С ним все в порядке.
И совсем некому за тобой приглядеть, подумала она. Волна неприкаянности накатила на нее. Где она, ее семья, мысли о которой всегда были так важны для нее?
— Я сейчас живу в доме одного мужика по имени Макс Стейнер. Он старый друг Криса. Юрист. Со мной все в ажуре. Не волнуйся.
Он такой мужественный. Она сжала его руку. Как же ей узнать, что с ней, насколько серьезно ее ранение, как она будет выглядеть, когда с лица снимут бинты? Горло жгло от невысказанных вопросов.
— Я так хочу, чтобы ты скорее поправлялась. О да, Дэнни. И я очень хочу.
— Вчера после школы я выкатил свой велик и рванул туда, к бассейну, на твое любимое место. Погода была просто потрясная, прямо, как в июне. Там было полно народу: кто на велике, кто со скейтбордом, кто просто так бегает. И музыка везде, будто у всех праздник.
О Дэнни, прошу тебя, будь осторожен. Ведь это все-таки Нью-Йорк! Уж больно ты самостоятельный! Как это он сказал? Не волнуйся. Со мной все в ажуре.
Снова проваливается в никуда, скользит сквозь уровни времени. Она вновь на автобусе, покидает пригород Колумбуса с его мрачными реалиями взрослой жизни. Позади остается грубость и резкость матери, придирчивость и хамство отца, вечные пьяные драки между ними, которые неизменно кончались истерикой и слезами.
Автобус идет на юг по Шоссе 33. Она обхватила руками колени, упершись подошвами своих кроссовок в спинку переднего кресла, жуя резинку. За окнами автобуса кружатся в порывах ветра желтые, красные и золотые листья, застревают в канавах охапками, как какой-то экзотический перец.
В Сирклевилле она прилепила комочек жевательной резинки к низу ее сидения, сошла с автобуса и прошла пешком последние полторы мили, засунув руки в карманы брючек.
Осенний ветер разрумянил ее щеки, небо заволокло тучи, похожие на ватное одеяло. Последний километр она, как всегда, бежала. И с разбега влетела на шаткие ступеньки дедушкиного дома, где ей всегда рады. Первый раз она пожаловала сюда без приглашения в возрасте восьми лет, и с тех пор у нее никогда не спрашивали причин ее приезда.
На следующий день дедушка взял ее на ежегодный Праздник Тыквы, где они, смеясь, смотрели парад запряженных лошадьми старых экипажей, ели традиционный тыквенный пирог и запивали его шипучим яблочным сидром, любовались выставленными на конкурс тыквами величиной чуть ли не с дедушкин дом.
Ночью, после того, как он уложил ее спать, она лежала в кровати, натянув ватное одеяло до подбородка, любовалась луной, плывущей в ясном ночном небе, а когда заснула, ей приснилась лестница из звезд, ведущая в самое небо.
Внезапно очнувшись, будто от удара кулака безотрадного настоящего, вся в поту, она почувствовала такое острое желание вновь быть ребенком, свободным от повседневных забот, от вечного беспокойства о Дэнни, от всякой ответственности. Ей хотелось унестись в ту ночь, подниматься по лестнице из звезд, чувствовать заботу и ласку дедушки.
Отчего это? — думала она. Может, оттого, что она, не желая того, стала матерью? Интересно, женщины, которые сознательно заводят ребенка, когда-нибудь чувствуют нечто подобное тому, что чувствует она? Интересно, а они сделали бы этот роковой шаг, если бы вернулись в исходную позицию?
Но затем она почувствовала, как сила Дэнни переливается в нее, почувствовала его рядом с собой. Вспомнила, как он устраивался рядом с ней, свернувшись клубочком. Какой он был смешной, когда впервые появился на свет: маленький, красный и горластый, — и возблагодарила бога за него, за это маленькое чудо, бывшее частью ее.
Она опять уснула и, пробудившись, почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Кто же? Дэнни? Кристофер? Она почему-то забыла, что сын говорил ей, что Кристофер во Франции.
— Аликс?
Голос. Знакомый голос. Она сделала умственное усилие, пытаясь вспомнить лицо человека, который говорил таким голосом.
— Милая? Ты проснулась?
Ужасно знакомый голос. Кто же это?
— Милая, это я, Дик. — О Господи, подумала она, потрясенная, да это же мой бывший муж! — Я прослышал о том, что с тобой случилось. Боже, как я сочувствую тебе. И, знаешь, я чувствую, будто это моя вина за то, что произошло с тобой. Если бы я не бросил тебя... Но с этим отныне все покончено. Я вернулся, и навсегда. Я буду очень заботиться о тебе, ты сама увидишь. Я люблю тебя, детка. Я ведь всегда любил, ты знаешь.
* * *Сив вспомнил: Искусство войны есть искусство обмана.
—Надо поскорее выбираться из этой больницы, — сказал он.
— И куда же ты собираешься направиться? — спросила Диана.
Но ведь война кончилась тринадцать лет назад. Опять вспомнилось то имя: Сутан Сирик. И тот адрес: Ницца, бульвар Виктора Гюго, д. 67.
Она положила ему руку на плечо.
— Никуда ты не поедешь.
Надо перестать обманывать себя, подумал он. Война никогда не кончается. Для меня, и, конечно, для него.
—Ты ничего не понимаешь, — сказал он, отмахиваясь от ее попыток удержать его. — Здесь мы не найдем ответа на свои вопросы. Дракон убит. Моя единственная зацепка превратилась в пыль.
— Конечно, Чана не вернешь, — согласилась Диана. — Но теперь, когда мы начали официально работать над этими двумя убийствами. С разрешения Блокера, мы...
— Это тупик, — сказал Сив, направляясь через комнату к шкафу. — Поверь мне, распутывать эти два убийства с этого конца — пустая трата времени.
Диана сначала молча смотрела, как он одевается, потом не выдержала.
— Что все-таки произошло? Ты от меня что-то утаиваешь.
Не был ли Дом убит потому, что Аль Декордиа что-то ему сообщил? — думал между тем Сив. Но в честь чего Декордиа вдруг пришел к Дому? И вот, когда одна нога уже пролезла в брючину, а вторая — только наполовину, до него вдруг дошло. Внизу записки и немного наискосок его брат написал: Спасен?Ясно, что Аль Декордиа приходил к нему исповедываться.
Он представил себе, как Декордиа заходит в исповедальню и говорит Дому то, что он не мог сказать никому другому, выплескивая из себя то, с чем он, по-видимому, уже не мог жить.
Но знал ли убийца о том, что Декордиа дал Дому эту записку? И почему тогда он оставил ее, хотя постарался удалить кусочек резины из руки убитого.
— Чтобы это ни было, — ответил он Диане, — это не твоя забота.
У Дианы замерло сердце, но она все-таки ответила:
— Твоя забота — это и моя забота.
Сив застегивал рубашку, но, услышав ее слова, остановился и повернулся к ней.
— Диана, — сказал он, беря ее руки в свои. — Я не знаю, что у тебя на уме. Нет! — Он прижал палец к зубам. — Ничего не говори. Сейчас я хочу, чтобы ты очень внимательно слушала. Все, что происходит здесь, каким-то образом, которого я пока не понимаю, взаимосвязано. — Действительно ли это так, или все это стечение обстоятельств и случайностей? Может, Диана права насчет его зацикленности? Может, он свихнулся на одной идее, как капитан Ахав?[17] — Самое главное, это перестало быть служебным делом и стало личным.
Глаза Дианы, такие большие, темные и испуганные. Такие близкие. Сив знал, что он должен сейчас забыть о них, забыть обо всем. Помнить только о войне, которая никогда не кончается.
— Видишь ли, я знаю, кто убил Дома. Или мне кажется, что знаю. В любом случае, у меня нет выбора: я должен выяснить это наверняка.
И он знал, что есть только один способ сделать это.
* * *— Его дома нет, — сказала Сутан, входя в садик, вокруг которого была построена вилла Муна. — Он часто в отлучке.
— А куда он ездит? — спросил Крис, наблюдая, как вода льется из дельфиньих ртов.
Сутан пожала плечами. — Куда только его не заносит по его делам! Чаще всего, в Азию, я полагаю. В Камбоджу нам путь заказан: у нас там слишком много политических врагов. Но Мун любит бывать хотя бы около.
— Так ты не знаешь точно, где он сейчас? — Крису хотелось узнать как можно больше о ее двоюродном брате. — Ты позвонить ему не можешь?
— Туда, где он сейчас? — Она рассмеялась. — Даже телексом его не достать, когда он в Азии. — Она подошла и остановилась рядом с ним. — Потерпи немного. Ты уже занялся подготовкой необходимых бумаг для того, чтобы распорядиться Терриным... — Ее голос немного сорвался и она отвернулась туда, где синели в утренней дымке горы.
— Крис, я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказала она после довольно длительной паузы. — И прежде чем дать свой ответ, обещай хорошенько подумать.