Тесс Герритсен - Ученик
Когда Дин наконец подъехал к отелю «Уотергейт», она приготовилась сухо проститься с ним.
— Спасибо за поездку, — сказала Риццоли. — И за откровения. — Она открыла дверцу, впуская в салон теплый влажный воздух. — До встречи в Бостоне.
— Джейн!
— Да?
— Между нами больше нет недомолвок, договорились? Я говорю только то, что думаю.
— Если вы так настаиваете...
— Вы все-таки мне не верите?
— А это имеет какое-то значение?
— Да, — тихо произнес он. — Для меня это очень важно.
Она сделала паузу, чувствуя, как сильно забилось сердце. И повернувшись, посмотрела ему в глаза. Они так привыкли не доверять друг другу, что попросту не умели читать правду по глазам. Сейчас был такой момент, когда важно было первое слово, первое движение. Но никто не осмеливался сделать его. Совершить первую ошибку.
Над открытой дверью нависла чья-то тень.
— Добро пожаловать в «Уотергейт», мэм! Вам помочь с багажом?
Риццоли встрепенулась и удивилась, увидев улыбающееся лицо швейцара. Он заметил, что дверь машины открыта, и поспешил встретить гостью.
— Спасибо, я уже зарегистрировалась, — сказала она и повернулась к Дину. Но момент был упущен. Швейцар как будто застыл возле машины, ожидая, пока она выйдет. Что она и сделала.
Обмен взглядами через окно, взмах руки — таково было их прощание. Она направилась в вестибюль, остановившись лишь на мгновение, чтобы увидеть, как его машина отъехала от отеля и растворилась в дожде.
В лифте она прижалась спиной к стене, закрыла глаза и мысленно отругала себя за каждую неутаенную эмоцию, за каждую произнесенную в машине глупость. К тому времени, когда она подошла к двери своего номера, ей больше всего хотелось собрать вещи и уехать в Бостон. Наверняка был вечерний рейс, на который она могла бы успеть. Или поезд. Она всегда любила ездить в поезде.
Одержимая идеей сбежать, оставить позади Вашингтон и связанные с ним переживания, Риццоли открыла чемодан и начала собираться. Вещей было мало, и в считанные минуты она сняла с вешалки блузку и брюки, кинула их поверх кобуры с пистолетом, упаковала в косметичку зубную щетку и туалетные принадлежности. Она застегнула чемодан и повезла его к выходу, когда в дверь постучали.
В коридоре стоял Дин, в забрызганном дождем костюме, с мокрыми и блестящими волосами.
— Мне кажется, мы не договорили, — сказал он.
— Вам есть что еще сказать мне?
— Да, между прочим. — Он зашел в комнату и закрыл за собой дверь. Нахмурился, увидев ее упакованный чемодан.
Господи, подумала она. Кто-то же должен проявить смелость. Схватить этого быка за рога.
И, прежде чем было произнесено хотя бы одно слово, она притянула его к себе. И сразу же почувствовала, как его руки обвились вокруг ее талии. Когда их губы встретились, ни у кого из них уже не оставалось сомнений в том, что поцелуй был взаимным, что, если это и было ошибкой, то ошибкой общей. Она не знала о нем практически ничего, только то, что безумно хотела его, а со всем остальным она решила разобраться потом.
Его лицо было мокрым от дождя, и одежда, сброшенная на пол, оставила на коже аромат влажной шерсти, который она тут же уловила, когда губы заскользили по его телу, опережая его попытки сделать то же самое. Она сгорала от желания, а потому не хотела тратить время на нежные ласки. Ей хотелось безумного и страстного секса. Она чувствовала, что он пытается придержать ее, восстановить контроль над ней. Но она не сдавалась, и ее тело дразнило его, увлекая вперед. В день их первой близости она была победительницей, а он побежденным.
* * *Они дремали, пока послеполуденное солнце медленно покидало комнату. Когда она проснулась, лишь тонкая полоска лунного света освещала мужчину, лежавшего рядом. Мужчину, который даже сейчас оставался для нее загадкой. Она овладела его телом, так же как и он овладел ею, и, понимая, что должна испытывать чувство вины за полученное удовольствие, поймала себя на том, что испытывает лишь удовлетворение и приятную усталость. Да еще изумление.
— Ты упаковала чемодан, — сказал он.
— Я собиралась уехать домой сегодня вечером.
— Почему?
— Не видела смысла оставаться. — Она коснулась его лица, провела пальцами по грубоватой щетине. — Пока ты не возник на пороге.
— Я колесил по округе. Решался.
Она рассмеялась.
— Ты как будто боишься меня.
— Сказать тебе правду? Ты — особенная женщина.
— В самом деле?
— Ты сильная, страстная. Меня поражает, сколько в тебе огня. — Он погладил ее бедро, и прикосновение его пальцев отозвалось сладкой дрожью в ее теле. — В машине ты сказала, что хотела бы стать похожей на меня. Честно говоря, Джейн, я бы предпочел быть таким, как ты. Мне не хватает твоей пылкости.
Она положила руку ему на грудь.
— Ты так говоришь, будто здесь не бьется сердце.
— Разве не об этом ты думала, когда смотрела на меня?
Она помолчала. Мужчина в сером костюме.
— Я угадал? — спросил он.
— Я не знала, как к тебе подступиться, — призналась она. — Ты всегда казался таким высокомерным. Словно небожитель.
— Просто оцепенел. — Он так тихо произнес эти слова, что она подумала, будто они не были предназначены для того, чтобы быть услышанными. Мысль, которую он прошептал себе под нос. — Мы реагируем по-разному. Я имею в виду, на то, с чем нам приходится иметь дело. Вот ты сказала, что испытываешь злость.
— Чаще всего да.
— И сразу бросаешься в бой. Ты играешь на всю катушку. Горишь на работе. — Он добавил с тихим смешком: — Отсюда дурной характер и все прочее.
— Но как ты можешь не злиться?
— Я просто себе этого не позволяю?, вот и все. Делаю шаг назад, перевожу дыхание. Рассматриваю каждое дело как очередную головоломку. — Он посмотрел на нее. — Вот почему ты меня так заинтриговала. Твой темперамент, эмоции, которые ты вкладываешь во все, что делаешь. Но это... опасно.
— Почему?
— Я совсем не такой.
— Ты боишься, что я приклеюсь к тебе.
— Это все равно что приближаться к огню. Он влечет нас, хотя мы и знаем, что в нем можно сгореть.
Риццоли прижалась губами к его губам.
— Немного опасности, — прошептала она, — очень возбуждает.
Вечер плавно перешел в ночь. Они смыли с себя под душем следы любовной страсти, а потом стояли перед зеркалом и смеялись, разглядывая себя в одинаковых гостиничных халатах. Они заказали ужин в номер и пили вино в постели, перед телевизором, настроенным на комедийный канал. Сегодня, решили они, не будет ни CNN, ни тревожных новостей. Сегодня ей хотелось быть как можно дальше от Уоррена Хойта.
Но даже расстояние и тепло мужских объятий не могли стереть Хойта из ее снов. Она лежала в испарине, но от страха, а не от страсти. Вслушиваясь в биение своего сердца, она различила звонок сотового телефона. Всего несколько секунд ей понадобилось, чтобы выпутаться из объятий Дина и дотянуться до тумбочки, где лежал мобильник.
— Риццоли.
Ее приветствовал голос Фроста:
— Наверное, я разбудил тебя.
Она покосилась на часы.
— Пять утра? Да, ты прав.
— Ты в порядке?
— Да, все отлично. А почему ты спрашиваешь?
— Слушай, я знаю, что ты прилетаешь сегодня. Но я подумал, что тебе захочется узнать это до того, как ты приедешь.
— Что?
Он ответил не сразу. В трубку она расслышала, что его отвлекли вопросом о том, куда складывать вешдоки, и поняла, что он звонит ей с места происшествия.
Рядом зашевелился Дин, проснувшись от ее телодвижений. Он сел на кровати и включил свет.
— В чем дело?
— Риццоли! — снова послышался голос Фроста.
— Где ты? — спросила она.
— Меня вызвали на десять-шестьдесят четыре. Вот где я сейчас нахожусь...
— Почему ты ездишь на вызовы по кражам?
— Потому что это кража в твоей квартире.
Она оцепенела. Прижав трубку к уху, она слышала только биение своего пульса.
— Поскольку ты уехала из города, мы временно сняли наблюдение за твоим домом, — сказал Фрост. — Твоя соседка по этажу, из квартиры двести три, вызвала полицию. Мисс... как ее там...
— Шпигель, — тихо произнесла она. — Джинджер.
— Да. Девчонка шустрая. Говорит, что работает барменшей у Макгинти. Возвращалась с работы домой и заметила осколки стекла у пожарного выхода. Посмотрела наверх и увидела, что твое окно разбито. Она сразу же позвонила девять-один-один. Офицер, первым прибывший на место происшествия, понял, что это твоя квартира. И позвонил мне.
Дин коснулся ее руки, задавая молчаливый вопрос. Риццоли проигнорировала его. Прокашлявшись, она все-таки сумела выдавить из себя:
— Он что-нибудь взял? — Она уже употребляла слово «он». Не называя имени, они оба знали, чьих это рук дело.
— А это ты нам скажешь, когда вернешься, — сказал Фрост.
— Ты сейчас там?
— Стою в твоей гостиной.
Она закрыла глаза, закипая от ярости. Чужие люди вторглись в ее жилище. Открывали ее шкафы, касались ее одежды, шарили в нижнем белье.
