Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания
— Тридцать дней, — сказал Ли, отдышавшись, — могут показаться вечностью при определенных обстоятельствах. Приступим, пожалуй, прямо сейчас.
Глава 20
Диана, устроившись в плетеном кресле и сложив руки на коленях, смотрела на море. Далеко впереди по водной поверхности скользнул яркий солнечный луч, и все вокруг засверкало.
Было восемь часов ясного февральского утра. Солнце поднялось и уже припекало. Диана сидела в длинной комнате на первом этаже большого дома в Пенане, недавно купленного Джинни. Вдали, на малайзийском континенте, в тонком желтоватом тумане едва виднелся Баттерворс, напоминая ей о волшебных сказках «Тысячи и одной ночи», мерцающих золотом городах…
К ней тихо подошел Цю и положил руку на плечо. Диана съежилась.
— Вчера вечером из Китая приехал Ленни Люк. Надеюсь, он не побеспокоит тебя.
— Ленни? — Диана с трудом очнулась от грез. — Здорово! А что он здесь делает?
— Прячется, как и я. Твой отец, очевидно, считает теперь этот дом надежным укрытием.
— Но Ленни не нужно прятаться.
— Нет, нужно. Он показал моим людям, как работает «Апогей». Теперь Саймон вынужден держать его здесь, чтобы до Ленни не добрались тайваньцы.
— Думаешь, они опять попытаются убить его?
— Нет, нет. Эту глупую выходку они не будут повторять дважды. Если бы у твоего отца не хватило ума передать сигнал бедствия… — пробормотал он.
— В таких ситуациях сообразительности у него хватает. Я читала в газетах, что управление юань бесится. Они отрицают, что знали об этом инциденте. Как и военно-воздушные силы.
— Но ведь это не так, верно?
— Очевидно.
— В Пекине тоже бесятся. Кажется, в последнее время Саймон огорчает всех.
— А на что жаловаться твоим приятелям? Я думала, они орать будут от радости.
— Им не слишком нравится, что твой отец устроил публичную демонстрацию «Апогея» в отеле.
— Во вражеском лагере?
— Именно.
— Что ж, нельзя иметь все в этой жизни. По крайней мере, план сработал. — Диана встала. — Хочешь кофе?
— Пожалуй.
Она быстро вернулась с подносом. Вид у нее был повеселевший.
— Ленни проснулся. Сидит по уши в каких-то обрывках желтой бумаги и ругается по-кантонски на чем свет стоит. Я оставила ему кофе.
Цю протянул руку, ожидая, пока Диана подаст ему чашку.
— Боже мой! — взорвалась она. — Я чувствую себя официанткой. Сижу здесь, в пустом доме, рядом с двумя мужчинами… Ты долго рассчитываешь здесь пробыть? Потому что, если ты…
— Не знаю. Но сколько бы я здесь ни пробыл, вне всякого сомнения, из дома я больше не выйду.
— Господи помилуй! Да ведь мы всего лишь выходили на вечернюю прогулку. Все так делают.
— Агенты «Маджонга» повсюду, — сказал Цю, отхлебнув кофе.
— Ты здесь уже неделю. Нельзя же все время просто сидеть и хандрить.
— Я не хандрю, я думаю. — Цю перевел взгляд на окно. — Сюда идет А-Бой. — Цю усмехнулся. — Снова в своих любимых нарукавниках. Такой толстенький! Похож на актера из рекламного ролика про автомобильные покрышки, знаешь?
— Мишлен Мэн. — Диана встала и подошла к высоким окнам.
Отсюда ей была хорошо видна лужайка, окаймленная кустами розового жасмина, и берег моря, где вдоль линии прибоя вразвалочку бродил А-Бой с сеткой для ловли креветок, которая была больше его самого. Цю подошел и, подбоченившись, встал с ней рядом. Диана украдкой взглянула на него.
— Ты любишь детей?
— Люблю. Но больше всего — своего сына.
— Когда ты полагаешь вновь увидеться с Тинченем?
— Может быть, никогда.
От этих слов у Дианы болезненно подвело живот… Такое все еще случалось иногда. Врачи предупреждали ее о возможных спазмах, но каждый раз она страшно злилась на эту напасть.
— Один раз меня стошнило от определенного сорта шоколада, — сказала она без всякой связи. — Потом я ела шоколад, но уже другой сорт.
Цю удивленно взглянул на нее.
— О чем ты?
— Неважно. Я недавно болела, вот и все.
Он пристально посмотрел на Диану, стараясь угадать, отчего она так разоткровенничалась, но Диана отвернулась и, скрестив руки на груди и опустив голову, пошла в противоположный конец комнаты. Дойдя до стены, она несколько раз ударила ногой по плинтусу и медленно повернулась лицом к Цю.
— Что с тобой было?
— Воспаление железок.
Цю недоверчиво фыркнул.
— А теперь — правду!
— Я часто задавала себе вопрос, почему мама не спросила меня так же прямо, как это только что сделал ты. — Диана вздохнула. — Не хочет знать, наверное, боится.
— Расскажи, — ласково попросил Цю. — Дальше меня это не пойдет.
— Мне хочется кому-нибудь рассказать. Думаю, этим человеком можешь быть и ты.
— И на том спасибо!
— Не надо так. Это ведь нелегко. Не забывай, что в последнюю нашу встречу ты угрожал мне пистолетом.
Цю отвернулся.
— Но это было два года назад, — продолжала Диана.
— С тех пор ты оттаял.
— Разве?
— Да. Впрочем, для меня сейчас все оттаяли. Острые углы сгладились. Раньше такого не было. Я привыкла, взглянув на человека, сразу же понимать, что он собой представляет. А теперь…
— Что теперь?..
— Ты мне даже не особенно нравишься, — сказала Диана после паузы. — Но рассказать я хочу именно тебе.
Она в рассеянности подошла к окну и прижалась лбом к стеклу.
— Это как-то связано с любовью? — мягко спросил Цю. — Мы оба знаем, почему ты хочешь рассказать именно мне. Потому что я…
— Ты беспристрастный. И не похож на других. Верно. — Диана кивнула в сторону лужайки. — Вон тот сорт шоколада, от которого я больна… господин Мишлен Мэн.
Цю озадаченно проследил за ее взглядом, но увидел только A-Боя, который все еще бродил по берегу, волоча за собой сеть. Наконец он понял.
— У тебя был ребенок, — пробормотал Цю. — Ты потеряла ребенка.
— Нет, я сделала аборт. — Диана расправила плечи, и в этом характерном для нее движении чувствовался вызов. Она сразу превратилась в решительную деловую женщину, которая знает себе цену. Она вдруг стала как-то старше. — Пожалуйста, не называй это ребенком. Вспомни Конфуция: «Неверное имя, то есть название, приводит к неверным поступкам». Или что-то в этом роде.
— Прости.
Она взглянула на Цю и поняла, что он извинился не за неправильно найденное слово.
— Не знаю, почему я говорю тебе. Больше никому об этом не известно. Даже маме. Ей в особенности.
То, что сделал потом Цю, было настолько на него не похоже, что удивленная Диана не нашла в себе силы протестовать или сопротивляться. Он поднес ее руку к губам и поцеловал, а потом подвел ее к плетеному креслу и усадил туда, словно некую драгоценность. И Диана, поняв, что в этот момент она действительно казалась ему драгоценной, заплакала.
— Зачем ты сделал это? — спросила она, утирая слезы.
— Не знаю.
— Нет, знаешь.
— Ну… дети… извини, я не могу найти подходящее слово, дети — не для тебя, а для меня — это боль. Они несут с собой боль.
— Не только дети, но и зародыши.
Цю сел на пол и положил руки на колени.
— Так что же все-таки случилось?
— Ничего особенного. — Диана теребила мокрый носовой платок. — У меня была связь с одним американцем. Американцем, который жил в Лондоне и у которого есть жена.
— Понимаю.
— Какой умный ответ. Так что же именно ты понимаешь?
— Что ты выросла. И можешь выбирать тот образ жизни, который тебе нравится.
— Я тоже так думала в то время. Я не хотела принимать таблетки, поэтому мы пользовались… другими средствами. Но однажды забыли.
— Это случается.
— Да неужели? Я уверена, что случается.
— Извини… извини.
Диана стиснула платок.
— Мы очень разумно обо всем переговорили. И он… мы пришли к соглашению. Аборт — это единственный выход. Вот так.
Цю глубоко вздохнул.
— Я знаю, что ты сейчас должна чувствовать.
— Нет, не знаешь.
— Знаю! Я тоже теряю собственного ребенка. Я не могу вернуться. Агенты «Маджонга» убьют меня. Если бы я сразу отправился домой, то, может быть, этого бы и не случилось. Но сейчас я лишился их доверия, потому что слишком долго остаюсь здесь.
— Как ужасно! — Диана вздрогнула и спрятала лицо в платок. — Значит, ты и вправду понимаешь меня отчасти. — Голос ее звучал глухо. — Мне сказали, что когда-нибудь я смогу иметь ребенка. А ты сможешь создать новую жизнь. Даже жениться еще раз…
Цю до сих пор скептически качал головой, но при этих словах резко всплеснул руками:
— Ты неправа, неправа, неправа!
Диана отпрянула, удивленная и слегка напуганная такой горячностью.
— Понимаешь, — продолжал он более спокойно, — агенты «Маджонга» могут разыскать меня всюду. Новый человек в китайской общине всегда будет выделяться.
