Сергей Арбенин - Собачий бог
— Короче, — сказал Густых, глядя в стол.
— При отстреле стаи белой волчицы не обнаружено.
— Хватит, — сказал Густых, и лесничий сел. — Зато белая волчица обнаружена в городе, и не где-нибудь, а прямо во дворе губернаторского дома. Есть видеоматериалы и показания дочери Максима Феофилактовича. Трагедия, напомню, произошла спустя сутки после отстрела калтайской стаи.
Он вздохнул.
— Вчера, как вы знаете, было совершено нападение на усадьбу цыган Никифоровых на Черемошниках. Хозяин и хозяйка убиты. Убийца — тоже. Вот предварительное заключение экспертизы по поводу этого маньяка: «Смерть наступила в результате множественных переломов костей таза, позвоночника, конечностей. Дату смерти установить не представляется возможным. Согласно анализам, человек мёртв давно, неопределенно давно. Однако эти данные противоречат случившемуся». Напомню, что заключение предварительное. На полное гистологическое исследование уйдет несколько дней, а на анализ ДНК — месяц. К тому же ДНК у нас в городе не делают, — придётся посылать в Новосиб.
— Белиберда какая-то! — громко сказал Ильин. — Он что, уже мертвым был, когда этих цыган убивал?
Густых снова перечитал справку, пожал плечами:
— Согласен: чертовщина получается, — ответил кратко.
Коростылев поднял глаза и внезапно спросил:
— И где он сейчас, этот убийца?
— В холодильнике, — мрачно ответил Густых. — И, судя по некоторым внешним признакам, — это хорошо знакомый многим из нас человек.
— Кто? — одновременно спросили Ильин и Гречин.
— Бывший заместитель по безу «Спецавтохозяйства» Лавров.
— А акт опознания есть?
— Есть. Только до меня он не дошел, — осел в ФСБ, — раздраженно сказал Густых.
Повисло долгое молчание. В комнате становилось жутковато. И тишина многим показалась замогильной.
Но Густых, сделав усилие, стряхнул наваждение и продолжал:
— Но и это далеко не все. Четверо ребятишек, которых удалось спасти, утверждают, что во время начавшегося пожара видели волчицу-альбиноса. Именно на нее старший из детей, Алексей, направил струю газовой горелки, которая, кстати, и явилась главной причиной пожара. Трупа волчицы пока не найдено. И у меня есть основания предполагать, что она осталась жива. Как в случае с убийством губернатора, когда в нее попала пуля, — из ружья типа «винчестер» стреляла дочь Максима Феофилактовича. Камеры слежения этот факт подтверждают…
— Простите, — раздался голос Коростылева. — Убийца, вы говорите, в холодильнике. А где же ребятишки, о которых вы упомянули?
Густых развернулся к Коростылеву, взглянул на него с некоторым тайным интересом:
— Как — «где»? В больнице, конечно. Они довольно сильно отравились угарным газом, есть ожоги…
— В ожоговом центре военного госпиталя, — встрял флегматичный начальник облздрава Ковригин.
— А вас пока ни о чем не спрашивали, — сказал ему Густых ровным голосом.
Ковригин опустил глаза.
Густых снова повернулся к Коростылеву.
— У меня к вам, между прочим, тоже есть вопрос. Вы, как этнограф и любитель собачьей мифологии, можете как-то объяснить все эти факты?
Коростылев пожал плечами и почему-то сморщился.
— Науке известны многие факты, которые выходят за рамки реальных представлений, — туманно сказал он.
— А конкретнее?
— Ну, мифы об оборотнях, ликантропия, и прочее…
— Вы хотите сказать, что волчица — оборотень?
— Не знаю, Владимир Александрович. Возможно, она вообще не существует.
— То есть? — поднял брови Густых.
— Это нечто нематериальное.
Члены комиссии разом заговорили, замахали руками, кто-то даже тихонько засмеялся.
Густых восстановил тишину одним взглядом. Спросил, обращаясь ко всем сразу:
— А у вас есть другие объяснения?
— Объяснений может быть сколько угодно, — проворчал Ильин. — Психоз, галлюцинация. Фокус, в конце концов: выкрасили волкодава белой краской и натравили на Максима.
Повисло тяжелое молчание.
Густых прихлопнул по столу — в точности так, как это делал губернатор.
— В последние дни множество бродячих и бывших домашних собак покинули город, прячась по окрестностям. С них мы и начнем. Одновременно в районах области, где обнаружены волки, создаются команды лучших охотников, желательно из местных жителей, хорошо знакомых с местностью. Приказываю: операцию по отстрелу волков и бродячих собак начать завтра. Точнее, она уже началась. Но завтра вступит в решающую стадию. Есть вопросы?
— Некоторые частные предприятия в районах в технике и горючке отказывают, — пробурчал начальник штаба управления по ЧС.
— Действует мобилизационный план, — сказал Густых. — И он касается предприятий всех форм собственности. Список «отказников» у вас есть?
— Так точно! — начальник штаба вскочил и положил бумагу на стол перед Густых.
Густых глянул в список, передвинул его Кавычко и сказал:
— Андрей Палыч, займитесь немедленно. Обзвоните всех, из-под земли достаньте. Если будут отказывать — оформляйте обращение в военную прокуратуру. Теперь всё?
Члены комиссии молчали. Но Коростылев вдруг сказал скрипучим голосом:
— А как же быть с фантомом, Владимир Александрович? Ведь, как я понял, эта волчица сейчас в городе.
— С фантомами мы не работаем, — отрезал Густых. — Все патрули, военные, милиция, даже ветеринары оповещены.
— А есть ли предположение, где она, так сказать, дислоцируется? Надо же ей где-то скрываться, отлёживаться днём… — не отступал Коростылев.
— Предположение есть. Но пугать я вас не хочу, — загадочно отрезал Густых.
Коростылев встал, поклонился и сказал:
— А меня, Владимир Александрович, запугать не так-то и просто.
Густых снова поднял брови, а Кавычко наклонился к нему и стал что-то быстро шептать, поглядывая на Коростылева. Под конец он покрутил пальцем у виска.
И взглянул на Коростылева. А взглянув, вздрогнул: глаза этнографа за разбитыми стеклами очков внезапно вспыхнули пронзительным янтарным светом.
Когда все вышли, Густых сказал Кавычко:
— Не нравится мне этот Коростылев. Говоришь, пустая комната?
— Ну да. Холодина, иней на стенах прямо лохмотьями. А сам — в костюме и босиком на какой-то шкуре лежит.
— На какой?
— На белой.
Оба заметно вздрогнули и взглянули друг на друга.
После довольно долгой паузы Густых сказал:
— Ну, вот что. Надо поинтересоваться, кто это такой — Коростылев.
Кавычко просиял.
— Владимир Александрович, досье на Коростылева я начал готовить еще по указанию Максима Феофилактовича.
— И где оно?
Кавычко пожал плечами.
— Может быть, в его сейфе, или здесь, в бумагах.
— «В бумагах», — передразнил Густых. — Что, прикажешь выемку производить?
Кавычко кашлянул. Придвинулся к Густых и сказал:
— Я сам занимался некоторыми вопросами. Например, связался с жилконторой лесопромышленного комбината, на балансе которого был этот дом. Так вот, в 1981 году в этом доме проживала семья из трех человек — молодые родители и сын. Дом они получили от тестя, ветерана войны, который получил от горисполкома трехкомнатную квартиру. Так вот. В один день вся семья заболела и оказалась в реанимации.
— Чем заболела?
— В официальной справке, которую мне выдали по приказу Ковригина в Третьей горбольнице — осложненный дифтерит. Сначала умерла девочка, а потом и родители. Дом был продан некоему Свиридову, работавшему на хладокомбинате. В 1990-м году Свиридов внезапно скончался от острой сердечной недостаточности. Ему сорока лет еще не было. Проживал один, хотя к нему приходила женщина.
— Что за женщина?
— Наверное, знакомая. Сожительница. Проводила с ним несколько суток и уходила, — это по свидетельству Анны Семеновны Лаптевой, соседки. Её опрашивал сам Чурилов.
— И где эта женщина? — не без труда соображая, спросил Густых.
— Лаптева? Ей уже за восемьдесят было, скончалась несколько дней назад.
— Да причем здесь Лаптева! Эта приходящая сожительница!..
Кавычко развел руками.
Густых смотрел на Кавычко расширившимися глазами.
— И ты все эти дни молчал? — сурово спросил он.
Кавычко пожал плечами.
— Максим Феофилактыч сказал, что все это относится к высшему разряду секретности. Он даже фээсбэшников не подключал, велел мне самому. Только Чурилов знал — он в милицейских картотеках справки наводил, и отчасти Ковригин. Он же приказал выдать мне справку и о третьей семье.
Густых откинулся на спинку кресла.
— Была и третья?
— Была.
— И тоже вымерла от холеры?
— Нет. От пищевого отравления.
Густых обвел глазами стол, приставные тумбы с телефонами, кипами бумаг, канцелярскими мелочами.
Наконец сказал:
— Где досье?
Кавычко молчал.
— Откуда взялся этот Коростылев?
