Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2
Это усилие по преодолению, чисто животного рефлекса и страха оказывается столь эффективным, что когда в два часа ночи позвонила моя невестка и попросила меня немедленно приехать к ней, но предварительно уведомить полицию о том, что она только что убила моего брата, я лишь спокойно осведомился у нее, как и почему она убила Андре.
— Но Франсуа! Не могу же я объяснить это тебе по телефону. Пожалуйста, сообщи в полицию и приезжай.
— А может, Элен, я сначала загляну к тебе?
— Нет-нет, сначала сообщи в полицию, иначе они станут задавать тебе свои каверзные вопросы. У них и без того будет немало причин усомниться в том, что я проделала все это в одиночку… Да, кстати, я полагаю, тебе надо будет сказать им, что Андре… что тело Андре там, на фабрике. Возможно, они захотят сначала поехать именно туда.
— Ты говоришь, что Андре сейчас на фабрике?
— Да… под паровым молотом.
— Под чем?
— Под паровым молотом! Только не задавай сейчас слишком много вопросов. Пожалуйста, Франсуа, приезжай побыстрее! Пожалуйста, поверь, мне так страшно… мне кажется, что я не в силах выдержать все это!
Вам никогда не приходилось разговаривать с заспанным полицейским и объяснять ему, что только что вам позвонила невестка и сообщила, что убила вашего брата паровым молотом? Я принялся было повторять это ему еще раз, но он перебил меня:
— Да, месье, да, я слушаю вас… но кто вы такой? Как вас зовут? Где вы живете? Я спрашиваю, где вы живете!
В этот момент трубку, а вместе с ней и все дело взял на себя комиссар Шара. Он, как мне показалось, понял всё, что ему было сказано. «Не смогу ли я подождать его? Разумеется, он захватит меня и мы вместе поедем домой к моему брату. Когда? Ну, минут через пять-десять».
Я едва успел впрыгнуть в брюки, натянуть свитер, схватить плащ и шляпу, когда в мою дверь уткнулся свет фар черного «ситроена».
— Полагаю, месье Деламбр, у вас на фабрике имеется ночной сторож. Это он позвонил вам? — спросил комиссар Шара, отпуская сцепление; я уселся рядом с ним и захлопнул дверь.
— Нет, не он. Впрочем, брат вполне мог пройти на фабрику через свою лабораторию, где часто засиживался допоздна… а иногда оставался и на всю ночь.
— Работа профессора Деламбра имела отношение к вашему бизнесу?
— Нет, мой брат работает, точнее, работал, по заказам министерства авиации. Ему хотелось куда-нибудь уехать из Парижа, но все же поддерживать с ним связь, чтобы квалифицированные механики могли приезжать к нему и помогать налаживать ту или иную технологическую новинку. Вот я и предоставил в его распоряжение один из старых цехов нашей фабрики, где он и поселился, — цех соорудил еще наш дед, он располагается на холме позади основного здания фабрики.
— Понимаю. Он рассказывал вам о своей работе? Какими именно исследованиями он занимался?
— Он редко заговаривал о своей работе. Думаю, в министерстве авиации вам дадут больше информации. Знаю только, что он намеревался провести серию экспериментов, на подготовку которых потратил несколько месяцев, — что-то связанное с дезинтеграцией вещества, так, во всяком случае, он мне сказал.
Чуть сбавив скорость, комиссар съехал с основного шоссе, направив машину в открытые ворота фабрики, после чего резко остановился рядом с явно поджидавшим его полицейским.
Мне не к чему было выслушивать рапорт охранника — я знал, что мой брат мертв, и мне почему-то показалось, что знаю я это уже давным-давно. Дрожа как осенний листок, я выкарабкался вслед за комиссаром.
Из дверей вышел еще один полицейский, который проводил нас в ярко освещенную мастерскую. Несколько людей в форме стояли рядом с молотом и наблюдали за тем, как двое экспертов устанавливают фотокамеру. Объектив был обращен книзу, и я сделал над собой усилие, чтобы посмотреть туда же.
Все оказалось не так ужасно, как я предполагал. Хотя я никогда не видел брата пьяным, сейчас мне показалось, что он попросту отсыпается после крутой попойки, лежа на животе на узкой подставке, по которой, как я догадался, под молот подкатывают раскаленные добела металлические чушки. Уже с первого взгляда я заметил, что его голова и одна рука превратились в некое сплющенное месиво, но мой рассудок почему-то сразу же отверг эту мысль. Более того, мне показалось, что ему удалось каким-то образом вдавить и голову, и руку в твердь металла под молотом.
Переговорив с коллегами, комиссар повернулся ко мне.
— Как бы нам поднять молот, месье Деламбр?
— Я могу его поднять.
— Может, надо позвать кого-нибудь из ваших людей?
— Нет, я и сам справлюсь. Видите эту приборную доску? Когда-то она обслуживала исключительно паровой молот, но сейчас везде понатыкано электроники. Видите, комиссар, молот был установлен на удар в пятьдесят тонн, а сейчас этот указатель на нуле.
— На нуле?
— Ну да, на нулевой отметке. Кроме того, он настроен на режим одиночных ударов, то есть после каждого удара его приходилось поднимать снова. Не знаю, что скажет Элен — это моя невестка — по поводу всего этого, но одно мне совершенно ясно уже сейчас: она определенно не знала, как работать с молотом.
— А может, его настроили на этот режим перед окончанием работы, накануне?
— Ну уж нет, месье комиссар. На нуль его никогда не ставят.
— Ну да, понимаю. Скажите, а его можно как-нибудь потихоньку приподнять?
— Нет, скорость подъема не регулируется. Впрочем, когда молот установлен на режим одиночных ударов, подъем осуществляется достаточно медленно.
— Так, понятно. Покажите, пожалуйста, что надо делать. Вы же сами понимаете, смотреть на это будет не очень приятно.
— Не беспокойтесь, комиссар, все будет в порядке.
— Все готовы? — спросил комиссар окружавших его людей. — Ну что ж, месье Деламбр, действуйте. Раз уж вы сами настаиваете…
Устремив взгляд в спину брата, я медленно, но твердо нажал на кнопку с надписью, «Подъем».
Неестественную тишину фабрики нарушил свист сжатого воздуха, устремившегося в цилиндры, — мне этот звук неизменно напоминал тяжелый, глубокий вздох одного гиганта, собиравшегося нанести свой сокрушительный удар другому гиганту, — после чего стальная масса молота задрожала и быстро поползла вверх. И в тот же момент я услышал еще один, какой-то всасывающий звук, раздавшийся при разъединении молота и основания гигантской наковальни. Я снова испытал знакомое по ночным телефонным звонкам чувство паники, когда увидел, как тело Андре дернулось и стало приподниматься, а из него брызнули и стали густыми алыми струями стекать вниз омерзительные потоки влаги, с глухим чмоканьем падавшие на обнаженную и изуродованную молотом человеческую плоть.
— Скажите, месье Деламбр, а он не упадет назад?
— Ни в коем случае, — пробормотал я, с трудом успевая перевести рычажок на предохранитель, после чего меня вывернуло наизнанку прямо перед вереницей стоявших с позеленевшими лицами молодых полицейских.
В течение нескольких последовавших за этим недель комиссар Шара напряженно работал над делом, бегая, расспрашивая, выслушивая, составляя отчеты и доклады, посылая и получая отовсюду телеграммы и телефонные звонки. Когда мы несколько сдружились, он признался, что с самого начала подозревал меня, как наиболее вероятного кандидата в убийцы, однако затем отверг эту идею, так как отсутствовали не только какие-либо улики, но и сколько-нибудь убедительный мотив.
Во время расследования моя невестка Элен оставалась настолько спокойной, что доктора в конце концов подтвердили мое предположение, которое я считал единственно верным: она помешалась. Так завершилось это дело, и суда, естественно, не было.
Жена моего брата никоим образом не пыталась защитить себя и даже не особенно рассердилась, когда поняла, что все вокруг считают ее сумасшедшей, и это лишний раз подтверждало, что она действительно лишилась рассудка. Она призналась в убийстве своего мужа и с легкостью доказала, что знала, как обращаться с паровым молотом. Однако она так и не сказала, почему, как именно и при каких обстоятельствах убила его. Кроме того, величайшей тайной во всем этом деле оставалось то, как и почему мой брат столь покорно подставил свою голову под молот, что было единственным объяснением его собственного вклада во всю эту трагедию.
В ту ночь охранник действительно слышал удар молота; если на то пошло, утверждал он; то молот ударил дважды. Это казалось странным, однако счетчик ударов, который после каждой смены всякий раз сбрасывался на ноль, действительно показывал, что ударов было два. Более того, старший мастер, обслуживающий молот, под присягой показал, что, перед тем как покинуть помещение цеха вечером перед убийством, самолично перевел счетчик на ноль. Несмотря на это, Элен продолжала настаивать, что нанесла лишь один удар, что, естественно, лишний раз подтверждало факт ёе безумия.
