Дмитрий Вересов - Черный ворон
На картошку с сокурсниками она не поехала — принесла в деканат вполне убедительную медицинскую справку и путевку в санаторий по профилю заболевания. Ее отпустили. Ни в какой санаторий она, естественно, не поехала.
На дальнем, «дачном» краю симпатичного городка Отрадное Кировского района Ленинградской области, километрах в двух от железнодорожной станции Пелла, стоял, несколько на отшибе, очень любопытный домик, скорее даже особнячок из белого кирпича, с красным карнизом по периметру, красной черепичной крышей, с башенками, эркерами и витражами в некоторых окнах. Судя по количеству окон, в нем было не меньше двенадцати комнат или, может быть, комнат шесть и огромная бальная зала. Располагался он на пологом склоне, среди редких крупных сосен, на дальнем от дороги конце обширного участка, обнесенного невысоким бетонным забором. Никаких посадок на участке не было, если не считать декоративного кустарника и большой клумбы непосредственно перед домом. Рядом разместился хозяйственный блок, соединенный с домом коротким переходом, а ближе к дороге, чуть в сторону от ворот стоял большой гараж, машины на три, к которому вела бетонированная дорожка. Эти сооружения были выполнены в более функциональном стиле, нежели сам дом, но из того же белого кирпича и с такой же черепичной крышей. Получался единый ансамбль.
Надо сказать, что на этом конце Отрадного похожих особнячков белого кирпича с гаражами имеется несколько штук, и этот, хоть и был пошикарнее прочих, совсем уж из ряду не выбивался — не Зимний дворец все же.
Записан дом был на Кугушева Джабраила, инвалида труда, а проживал он там круглый год совместно с женой, бессловесной восточной женщиной, имя которой знали разве что в паспортном столе. Жили Кугушевы уединенно, с соседями не общались. Жена выходила из дома редко и только по магазинам, где она показывала продавщице большой список продуктов, выполненный каллиграфическим почерком, и, получив по этому списку то, что в магазине имелось, без слов расплачивалась и, взвалив на плечи тяжелый мешок, уходила. Сам Джабраил то мотался в город на своей голубой «Волге», то занимался работами по дому и по участку. Хозяин он, судя по всему, был отменный. Хотя он в Отрадном почти не показывался и никогда ни с кем не заговаривал, все его знали и уважительно побаивались. Такому отношению способствовала и внешность — он был огромен и могуч, с крупным мясистым лицом кавказского типа (будучи на самом деле касимовским татарином). На этом лице совершенно бесстрастное выражение сочеталось с тяжелым, жутким взглядом. Те немногие из соседей, у которых хватало смелости обратиться к нему с какой-либо хозяйственной просьбой — ну там, насос одолжить или уголька немного, — всякий раз получали искомое, но повторно обращаться не спешили. Как-то раз один отпетый пропойца попробовал выклянчить у Кугушева на водку, но получил в ответ такой взгляд, что чуть не остался заикой навсегда.
И все же жизнь в доме протекала достаточно бурно. Там почти постоянно находился кто-то еще — то один, а то и несколько сразу. Одни приезжали в красивых автомобилях, другие добирались со станции пешком, третьих привозил Кугушев. Кто-то оставался всего на несколько часов, некоторые жили неделями. Народ к Кугушевым приезжал разный, судя по виду — из всех пятнадцати союзных республик, а бывало и вовсе иностранцы. Генералы и большие начальники, и обыкновенные граждане. То всю ночь напролет горел свет, играла музыка и до соседей доносились отзвуки шумного веселья, то было тихо, как в склепе. Народу какое-то время было любопытно, но стоило лишь взглянуть на Кугушева, и всякое любопытство пропадало. Потом попривыкли, и постепенно любопытствовать перестали. Живут себе люди — и живут, никого не трогают. И милиция ими не интересуется.
Особенно часто наезжал и дольше всех жил один благообразный товарищ, явно высокопоставленный, хотя не старый еще и не солидный фигурой. Но постоянно в доме обитали одни Кугушевы.
Но вот по осени поселилась там совсем молодая, хотя и заметно самостоятельная краля, яркая, рыжая, приметная. На дочку не похожа — то ли племянница, то ли полюбовница, то ли жена вторая, молодая. Кто их, этих мусульман, разберет, тем более Джабраила? Когда она проходила по Отрадному от станции к дому, — а случалось это нечасто, только в ненастье, потому что обычно краля ездила в новеньких желтых «Жигулях», — все мужчины от мала до велика смотрели ей вслед, а самые отчаянные пытались даже познакомиться. Но тут все получалось настолько глухо, что забеспокоившиеся было отрадненские женщины не только успокоились, но и несколько обиделись — что ж эта фифа совсем их мужичков не замечает?
Тане было не до них. У нее было много, очень много дел, и если бы не железная самодисциплина, она просто не успевала бы одновременно учиться в университете и работать у Шерова, который ни малейших проколов не потерпел бы. Недаром же он платил ей отменное жалование, не считая купленного лично для нее автомобиля, полного пансиона, — и еще какого! — неограниченных сумм на представительские расходы, за которые, правда, приходилось отчитываться, и, говоря в целом, такого качества жизни, о котором какая-нибудь Ясногородская не могла и мечтать в свои самые золотые годы.
Гипотетический некто, знающий о прошлых приключениях и наклонностях Тани, мог бы подумать, что столь щедро оплачиваемая работа заведомо предполагала какой-нибудь жуткий криминал, чреватый и т. д. Такого некто ожидало бы жуткое разочарование. При всей своей специфичности, Танина работа и времяпрепровождение в целом ничего преступного в себе не содержали.
Масштабная и разнообразная деятельность Вадима Ахметовича Шерова предполагала постоянные разъезды и многочисленные контакты с самыми разными людьми. Стремясь во всем к максимальному порядку и рациональности, он давно уже определил для себя несколько географических участков, в которых сходились линии его интересов и пересекалось наибольшее число нужных ему контактов. Помимо, естественно, Москвы, это были Узбекистан, Закавказье, Украина, Восточная Сибирь и Ленинград. Проще всего было с Узбекистаном — там в его распоряжении всегда была роскошная правительственная вилла, где он мог совершенно беспрепятственно вести свои дела. В других местах Шеров организовал себе резиденции или, как он сам называл их, ранчо. Кавказские дела он решал на таком ранчо в живописных окрестностях Кутаиси, украинские — в курортной деревеньке под Львовом. Имелось ранчо и в Отрадном, откуда до Ленинграда было всего минут двадцать на автомобиле, а покой и благодать — почти как в глухой деревне. Каждое ранчо обслуживали два специально отобранных человека, на одного из которых оно и было на всякий случай оформлено. В Отрадном это были супруги Кугушевы.
В последнее время интересы Вадима Ахметовича в северной столице, Эстонии и на Кольском полуострове существенно расширились. Появились выходы на Финляндию. И ранчо в Отрадном следовало активизировать.
Джабраил был идеальным охранником — и дома, и лично хозяина, — шофером, мастером па все руки по части мелких починок и всяких домашних приспособлений. Его жена, голоса которой никто не слышал, а имени никто не знал — вслед за Джабраилом все называли ее просто Женщина, — стирала, прибирала, готовила со сноровкой и безропотностью автомата. В безграничной преданности обоих Вадим Ахметович не сомневался. И все же этого было мало. Ранчо, при всем его комфорте, не хватало стиля, класса, изыска. Короче, не хватало очаровательной «хозяйки», способной принести все это с собой. Специфика ранчо требовала от подходящей кандидатуры особого комплекса свойств и талантов. И все это Шеров обнаружил в Тане, когда, повинуясь своему сверхъестественному чутью, взялся за совершенно, казалось бы, неинтересное для него дело о квартирной краже. Особенно сильное впечатление на него произвело то, что Таня, явно будучи с Генералом в самых близких отношениях, умудрилась остаться непорочной, о чем свидетельствовал приобщенный к делу протокол медицинского осмотра. Это, по мнению Шерова, говорило об исключительном хладнокровии. Окончательно же его убедило предложение Тани оплатить его услуги, и оперативность. Ей не хватало только одного — профессионального опыта. Но, как и Таня, Шеров умел не спешить. Отвозя ее на ранчо в первый раз, он уже знал, что везет туда будущую «хозяйку». Точно так же и Тане подсказывало внутреннее чутье, что ее ждет новая полоса в жизни, и жадный ум улавливал знамения иных приключений.
Так Таня стала вершиной «отрадненского треугольника» Шерова.
Она быстро приучилась вставать в шесть часов утра, облачаться в спортивный костюм, совершать пробежки по парку и минут тридцать-сорок разминаться с Джабой, обучавшим ее боевым искусствам. Потом Джаба шарковал ее ледяной водой в специально оборудованном подвале. За завтраком — кофе, сок, поджаренный хлебец, а остальное по желанию — они согласовывали планы на день, Таня делала пометки в блокнот. Примерно без десяти восемь она садилась в свои желтые «Жигули» и отправлялась в город — на занятия и по текущим делам: забрать из кассы билет для отбывающего гостя, загрузиться продуктами на базе, заказать вечернее платье в ателье. Да мало ли? Вернувшись, она оставляла машину на попечение Джабы, вставала под циркулярный душ, наскоро обедала и садилась за телефон.
