Ю Несбё - Нетопырь
Уодкинс покачал головой:
— Не хотел говорить этого, Хоули, но боюсь, твое отношение к похищенной мешает тебе сейчас мыслить трезво. Давай сделаем так, как сказал я.
Лучи вечернего солнца пробивались сквозь деревья на Виктория-стрит. На спинке соседней скамейки сидела птица кукабурра и прочищала горло перед вечерним концертом.
— Ты, наверное, думаешь, странно, как это люди могут сегодня ходить и улыбаться, — говорил Джозеф. — Что вот они возвращаются с пляжа, из зоопарка или от бабушки в Воллонгонге и думают только о воскресном ужине в кругу семьи. Ты, наверное, воспринимаешь как личное оскорбление то, что в листве играет солнце, когда тебе хочется видеть мир в руинах и слезах. Харри, друг мой, что я могу тебе сказать? Ты заблуждаешься. Воскресный обед ждет, и так и должно быть.
Харри сощурил глаза на солнце.
— Может, она хочет есть, может, ей больно. Но хуже всего — думать, как ей, должно быть, страшно.
— Если она это выдержит, то станет хорошей женой. — Джозеф свистнул кукабурре.
Харри вопросительно посмотрел на него. Джозеф утверждал, что воскресенье у него выходной, и сейчас был трезвым.
— Раньше у аборигенов, прежде чем выйти замуж, женщина должна была выдержать три испытания, — объяснил Джозеф. — Первое — терпеть голод. Два дня она должна была провести на охоте или в дороге без еды. Потом ее сразу же усаживали перед костром, на котором жарилось сочное мясо кенгуру или еще что-нибудь вкусное. Надо было удержаться и не набрасываться на еду, а поесть чуть-чуть, чтобы и другим осталось.
— Когда я рос, у нас было заведено что-то вроде этого, — заметил Харри. — Называлось столовым этикетом. Но думаю, сейчас такого нет.
— Второе испытание — терпеть боль. — Джозеф оживленно жестикулировал. — Молодой женщине иглами прокалывали нос, щеки и кое-где тело.
— И что? Сейчас девчонки за это еще и платят, — сказал Харри.
— Помолчи. А когда гас костер, на угли клали ветки, и она на них ложилась. Но самое сложное испытание — третье.
— Страх?
— You bet. [106]После захода солнца племя собиралось у костра, и старейшины рассказывали молодой женщине ужасные истории про призраков и мульдарпе — дьявола дьяволов. Волосы от них вставали дыбом, по крайней мере от некоторых. Потом ее отправляли спать в безлюдное место или к могилам предков. А под покровом ночи старейшины подкрадывались к ней, вымазав лица белой глиной и надев деревянные маски…
— По-моему, это уж слишком.
— …и очень громко кричали. Извини, Харри, но слушать ты не умеешь.
Вид у Джозефа был раздраженный.
Харри потер лоб.
— Знаю, — сказал он после паузы. — Прости, Джозеф. Я пришел сюда, только чтобы подумать вслух и посмотреть, не оставил ли он следов, по которым я мог бы ее найти. Но кажется, мне опять не повезло, а ты — единственный, с кем я могу быть откровенным. Тебе, наверное, кажется, что я циничный, бесчувственный мерзавец.
— Мне кажется, ты думаешь, будто должен сразиться с целым миром, — ответил Джозеф. — Но если все время держать стойку, руки слишком устанут, чтобы бить.
Харри через силу улыбнулся:
— Ты уверен, что у тебя не было старшего брата?
Джозеф рассмеялся:
— Я говорил, что у моей матери уже ничего не спросишь, но думаю, если бы был, она бы мне сказала.
— Просто ты разговариваешь совсем как он. Будто вы братья.
— Ты уже говорил, Харри. Может, тебе нужно поспать?
Когда Харри вошел в гостиницу «Спрингфилд-Лодж», Джо расцвел в улыбке:
— Прекрасный вечер, мистер Хоули, не правда ли? Кстати, вы отлично выглядите. А у меня для вас посылка. — Он достал серый сверток с черными буквами: «Харри Хоули».
— От кого? — удивился Харри.
— Не знаю. Ее привез таксист пару часов назад.
Войдя в номер, Харри положил сверток на кровать и, развернув его, увидел коробку. Он уже догадывался, от кого эта посылка, а содержимое коробки развеяло последние сомнения: шесть пластиковых трубок с белыми наклейками. На одной из них Харри прочел дату убийства Ингер Холтер и надпись: « pubic hair». [107]Нетрудно было догадаться, что в остальных — кровь, волоски, частицы кожи и так далее.
Через полчаса Харри проснулся от телефонного звонка.
— Получил посылочку, Харри? Я подумал, тебе захочется получить ее поскорее.
— Тувумба.
— К вашим услугам. Хе-хе.
— Да, получил. Значит, Ингер Холтер. Я любопытный, Тувумба. Как ты ее убил?
— Ничего интересного, — ответил Тувумба. — Даже слишком просто. Поздно вечером, когда я был у подружки, позвонила она.
«Подружка — Отто?» — хотел спросить Харри, но промолчал.
— У подружки есть, вернее, была собака. Ингер несла ей еду. Я заперся в квартире, а подружка вышла. И я сидел один. Как обычно.
Харри слышал, как сорвался его голос.
— Не слишком ли большой риск? — поинтересовался Харри. — Вдруг кто-то знал, что она идет к… э, подружке?
— Я у нее спросил.
— Спросил у нее? — не поверил Харри.
— Невероятно, какими люди бывают наивными. Отвечают не подумав, потому что уверены, что думать им не надо. Такая милая, невинная девочка. «Нет, никто не знает, где я, а что?» — спросила она. Хе-хе. Я чувствовал себя волком из сказки про Красную Шапочку. И сказал, что она пришла как раз вовремя. Или, вернее, не вовремя? Хе-хе. Хочешь узнать, что было дальше?
Харри хотел бы узнать не только это. Он хотел бы узнать все, до мельчайших подробностей: про детство Тувумбы, про его первое убийство, про то, почему у него не было ритуала, почему он иногда просто насиловал, а не убивал, как он чувствовал себя после убийства, испытывал ли после экстаза подавленность, как большинство маньяков, когда у них получается не как задумано. Он хотел знать все: место и время, способы и средства. И чувства, страсти, которые привели к безумию.
Но нет. Не сейчас. Сейчас Харри было неважно, была ли Ингер сначала изнасилована, а потом убита, или наоборот; было ли убийство наказанием за то, что они с Отто расстались; промыл ли он тело; убил ли ее в квартире или в машине. Харри не хотелось знать, как она умоляла, плакала и смотрела на Тувумбу на пороге смерти. Не хотелось потому, что он не мог не представлять на месте Ингер Биргитту, а это делало его слабым.
— Откуда ты узнал, где я живу? — спросил Харри, просто чтобы поддержать разговор.
— Ну, Харри! Ты, наверно, устал. Ты сам мне сказал, где живешь, в прошлую нашу встречу. Кстати, забыл тебя за нее поблагодарить.
— Послушай, Тувумба…
— Я все думаю, зачем ты тогда позвонил мне и позвал с собой в тот клуб, Харри? Ведь не только чтобы накостылять тем двум бугаям в смокингах? Весело, конечно, но неужели ты просто хотел поквитаться с сутенером? Может, я не слишком хороший психолог, Харри, но тебя я не понимаю. Ты расследуешь убийство, а время тратишь на драки в ночных клубах.
— Ну…
— Ну, Харри?
— Не только. Девушка, которую мы нашли в Сентенниал-парке, оказалась стриптизершей из того клуба, вот я и подумал, что убийца в тот вечер пришел в клуб, а потом ждал у выхода, когда она пойдет домой, чтобы увязаться за ней. Я хотел посмотреть, как ты отреагируешь на мое предложение. К тому же внешность у тебя примечательная, надо было показать тебя Монгаби и узнать, видел ли он тебя в тот вечер.
— No luck? [108]
— Нет. Думаю, тебя там не было.
Тувумба рассмеялся:
— Я не знал, что она стриптизерша. Увидел, как она входит в парк, и решил ее предупредить, что ночью там ходить опасно. И показать, что может с ней случиться.
— Ну, тогда дело раскрыто, — сухо сказал Харри.
— Жаль, что, кроме тебя, этому никто не порадуется, — ответил Тувумба.
Харри решил попробовать:
— Раз уж все равно никто этому не порадуется, расскажи хотя бы мне, что случилось с Эндрю у Отто Рехтнагеля дома. Ведь твоя «подружка» — это Отто?
Тувумба помолчал.
— А ты не хочешь спросить, как дела у Биргитты?
— Нет, — ответил Харри, не слишком быстро и не слишком громко. — Ты сказал, что будешь обращаться с ней, как джентльмен. Я на тебя надеюсь.
— Не пытайся взывать к моей совести, Харри. Бесполезно. Я психопат. Ты знал, что я это знаю? — Тувумба рассмеялся. — Страшно, правда? Мы, психопаты, не должны знать, кто мы. А я всегда это знал. И Отто. Отто знал, что я иногда должен их наказывать. Но Отто не умел долго держать язык за зубами. Он рассказал все Эндрю и мог все испортить. Я должен был действовать. В тот вечер, когда Отто уехал в Сент-Джордж, я заперся в его квартире и убрал оттуда все, что могло нас связывать: фотографии, подарки, письма и все такое. Вдруг — звонок в дверь. Я осторожно посмотрел вниз через окно в спальне и очень удивился, увидев Эндрю. Сначала я не хотел открывать. Но потом подумал, что мой первоначальный план вот-вот рухнет. На следующий день я собирался прийти к Эндрю в больницу и принести ему чайную ложку, зажигалку, одноразовый шприц и маленький пакетик вожделенного героина собственного приготовления.
