А потом он убил меня - Барелли Натали
— Это просто смешно! Ты спрашиваешь, не выдаю ли я себя за писателя-призрака? Тогда получается, что я призрак писателя-призрака, так, что ли? Конечно, я не самозванец. Не нужно мне было задавать на фестивале этот вопрос, я ведь профессионал. И никогда не рассказываю ни о чем, ты же знаешь. Не только о том, что мы с тобой трахаемся, а вообще ни о чем.
Он смеется, громко и весело, и я принимаю решение раз и навсегда. Второго романа не будет. Надо поскорее развязаться с этим придурком. Как будто все сговорились против меня! Я просто не могу сейчас взять паузу. Придется рассказать все Фрэнки. Мол, я наняла писателя-призрака, чтобы он мне помогал, но теперь передумала, и придется начинать все сначала. Найду другой способ.
— Я скучаю не по работе над твоей книгой, — сообщает Сэм, — а по тебе самой.
Он явно сумасшедший. Говорит так, будто мы с ним встречаемся. Типа: «Как насчет ужина? Тут за углом такой романтический ресторанчик, тебе там понравится. Я угощаю!» В голове у меня лишь одно: «Этот мужчина опасен». Меня окружают опасные мужчины. И женщины, если вспомнить Кэрол.
— Мне надо идти, — говорю я, а сама думаю: «Если убить троих, но дать обещание остановиться, станешь ли серийным убийцей? Нет. Если пообещаешь на этом остановиться».
Честное слово, я на этом остановлюсь.
* * *Я вымоталась.
Такое ощущение, что мне действительно изменила обычная жизнестойкость. Я могла бы легче пережить все это, обычно так оно и бывает, но сейчас происходит слишком много всего сразу. Не терпится вернуться домой и раз навсегда сбыть с рук проблему Кэрол и Джима.
Я иду к Кэдман-Плаза, чтобы взять там такси, и набираю сообщение Фрэнки, дескать, все прошло хорошо, из дому позвоню. Наверняка после одного-двух-десяти скотчей жизнь станет проще.
На стоянке такси очередь, но сил нет идти дальше, чтобы побыстрее поймать машину, так что я просто пристраиваюсь в хвост. Телефон издает звуковой сигнал, оповещая об эсэмэске. Это ответил Фрэнки: «Отлично! И знаешь что? Планы изменились. Сюрприз! Мы едем к тебе, уже почти на месте. Я говорил, что Брэд замечательно готовит? С нас ужин, увидимся в пляжном домике. Ф. Целую-обнимаю».
У меня не просто сводит живот, там переворачиваются все внутренности; сердце перестает биться, перед глазами плывет туман, и вдобавок подкатывает неудержимая тошнота. И все это прямо на обочине тротуара. Мне очень нехорошо. Надо бы перечитать текст сообщения, но не получается: слова расплываются, а буквы прыгают, так что смысл непонятен, но он наверняка не такой, как показалось мне в первый раз. Просто наверняка. Я озираюсь по сторонам, ищу, где бы присесть, но вижу лишь гребучую очередь на такси, причем стояние в ней, наверное, займет века, потому что — ну-ка, отгадайте, почему? Потому что сейчас час пик! В этом городе он всегда.
Я подношу трубку ближе к глазам, но тут на плечо мне ложится рука, и я слышу:
— Вы не против подвинуться вперед?
Подняв взгляд, я вижу над собой указывающий вперед мужской подбородок. Оказывается, очередь пришла в движение, и только я стою на прежнем месте. Мужчина смотрит на меня с опаской. Может, я сильно побледнела? Наверняка. Делаю шаг к голове очереди. Хорошо бы тут было за что держаться. Я опять гляжу на экран, а потом дрожащей рукой сую телефон мужчине и прошу:
— Пожалуйста, скажите, что тут написано.
— Чего?
Я резко поднимаю трубку к его лицу, будто хочу ударить:
— Что тут написано?
Рука у меня дрожит, и мужчина спрашивает:
— Все в порядке? Может, вам что-то нужно?
Я что, по-японски разговариваю? Почему бы ему не выполнить просьбу? Я хватаюсь за край его синей куртки, лицо у мужчины напрягается, поэтому куртку приходится немедленно отпустить.
— Пожалуйста, прочитайте, что тут написано, — повторяю я. — У меня мигрень, все расплывается перед глазами. Вы же знаете, как бывает, когда мигрень? Хотя, может, и не знаете. В общем, читать нормально я не могу. Помогите, пожалуйста.
Он быстро улыбается, отталкивает мою руку и говорит:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Просто двигайтесь, пожалуйста. Иначе я вас обойду и встану перед вами.
Я замечаю, что люди в очереди за нами тянут шеи, пытаясь понять причину затора, закрываю глаза и делаю еще шаг вперед, одновременно стараясь воспроизвести в голове только что прочитанное. Кажется, там было что-то вроде: «Брэд замечательно готовит, отлично, мы почти на месте». На месте — это где? Дорогой Боженька, ну пожалуйста, пусть я неправильно поняла и Фрэнки с Брэдом едут ко мне на квартиру… хотя нет, в эсэмэске упоминался пляжный домик, и… минуточку? Обед? Поздний ужин? Когда я просила у Фрэнки разрешения пожить у него, то говорила, что мне нужно побыть в тишине, наедине с собой, это я помню точно. «В тишине» — это мои слова. «Наедине с собой» — тоже. Тут в голову приходит, что я, похоже, действительно сильно не в себе, раз до сих пор даже не подумала попросту позвонить Фрэнки. Меня до сих пор потряхивает, но стало полегче, решение-то нашлось. Позвоню и скажу ему, чтобы не приезжал, навру, что ехать в пляжный домик незачем, якобы я в больнице, пусть туда и отправляется меня навестить. Мне удается найти нужный номер, но почему-то сразу идет переадресация на голосовую почту; не пойму, в чем тут дело. Я повторяю попытку, снова попадаю на голосовую почту, но упорно продолжаю жать кнопки, мне надо хоть что-то делать. А потом поднимаю глаза и вижу, что очередь движется мимо меня, а еще — что подъехало такси. Человек, которого я просила о помощи, как раз ступает на проезжую часть, и я бегу, отталкивая людей с дороги. Едва стоявший за мной мужчина открывает дверцу, я бросаюсь в салон и заявляю, что у меня срочное дело. «Извините», — добавляю я, захлопывая дверцу. Мужчина тоже что-то говорит, но я не слышу слов, потому что сообщаю водителю адрес и обещаю дать сто долларов на чай, если он доставит меня на место как можно скорее. Потом я откидываюсь на спинку сиденья из кожзама и перевожу дух.
Когда живешь в доме у друзей, проблема в том, что они не считаются с твоей частной жизнью. Со стороны Фрэнки довольно-таки невежливо просто взять и нагрянуть без предварительной договоренности. Я же не сваливаюсь как снег на голову к нему в гости, когда мне заблагорассудится, не позвонив заранее! Но даже если бы он просто приехал без предупреждения, все было бы иначе, тогда я хотя бы могла объяснить ему, что к чему. Сказала бы, что с тех пор, как мы с Джимом расстались, эта кошмарная бабища Кэрол преследовала меня, подкарауливала в укромных местах возле дома, названивала и молила о встрече. А еще сочинила безумную историю, что боится Джима, который якобы хочет ее убить. «Она совсем свихнулась, Фрэнки, и очень опасна. Даже тут меня выследила, представляешь? Но я смогла одолеть ее и связать, вот жду, пока полиция приедет. Где же полиция? Должна уже быть здесь. Надо еще разок туда позвонить, просто для верности». Да, примерно так я бы и сказала.
Очернить Кэрол будет не слишком сложно. Кому поверит Фрэнки? Конечно, мне. Я бы поведала, как она хитростью заставила меня выпивать с ней, сперла мои водительские права и одевалась в такую же одежду, притворяясь мною. А все для того, чтобы заполучить Джима, хотя, положа руку на сердце, непонятно, зачем так себя утруждать: пусть забирает на здоровье.
— Все в порядке? — спрашивает водитель, и я выпрямляюсь.
— Да, а в чем дело? — Для устойчивости я упираюсь ладонями в сиденье по обе стороны от себя.
— Вы разговариваете сами с собой, — поясняет он.
* * *Как-то все слишком затянулось. Я застряла в бесконечном кошмаре, все еду и еду, и на повторном наборе у меня телефон Фрэнки. Вызов. Голосовая почта. Вызов. Голосовая почта. Да что за херня, чем там вообще занят мой издатель? Неужели звонит в полицию? И требует немедленно выслать наряд, потому что у него в ванной лежит посторонняя связанная женщина? Я прижимаюсь лицом к окну, высматривая полицейские автомобили, и боюсь с минуты на минуту испытать на своей шкуре, какой бывает настоящая погоня: по крайней мере десяток «луноходов» с включенными мигалками, которые крутятся и светят то красным, то синим, и с мегафонами на крышах: «Эмма Ферн, руки за голову! Выйти из машины!»