Карл Хайасен - Хворый пес
– Раздевайся. – Он приставил пистолет к виску Дези. Она механически сняла рубашку, лифчик и джинсы. Мистер Гэш вытряхнулся из пиджака и свободной рукой аккуратно его сложил.
– Подложи под голову, – сказал он, передавая пиджак Дези.
– А брюки? – Ее охватил непередаваемый ужас, и собственный голос показался эхом в пещере. Где-то в глубине сознания не затронутая страхом его часть подсказывала тянуть время, насколько это возможно, и чем-то занять чудовище, отдалить кошмар.
– Чего брюки?
– Они мокрые.
– Ну да, от дождя.
– Понятно, только мне от них холодно. Снимите, пожалуйста. И рубашку. – Дези лежала на спине, прикрывая руками грудь. Теперь речь идет о выживании. Твилли ничем не поможешь, он убит или умирает. Если она уцелеет, потом поплачет над ним.
Мистер Гэш сдвинулся на край сиденья и сказал:
– Не шевелись. Даже глазом не моргни.
Он расстегнул ботинки и поставил их под сиденье. Потом стянул промокшие брюки и положил на подголовник сиденья, за ними последовали кобура и рубашка.
– Что это? – Даже в темноте Дези разглядела необычную часть одежды.
– Пуленепробиваемый жилет, – соврал мистер Гэш.
– Это змеиная кожа?
– Ага. Хочешь потрогать?
– Нет.
– Она ведь неживая. Давай, потрогай.
Дези подчинилась и кончиками пальцев провела по морщинистой чешуйчатой коже. Ее передернуло не от прикосновения, а от мысли, откуда это взялось.
– Пожалуйста, снимите его, – попросила она. Возясь со шнуровкой корсета, мистер Гэш пробурчал:
– По-моему, ты чего-то не понимаешь. У нас тут не медовый месяц. В полицейских протоколах это называется «насилие при отягчающих обстоятельствах». А ты с каждой минутой только отягчаешь эти самые обстоятельства.
Он взгромоздился на Дези, и она, как робот, обхватила его за плечи, ощутив их сальность. Что-то твердое уперлось ей в шею; Дези поняла – пистолет.
– О, черт! – выругался мистер Гэш.
– Что?
– Крыша протекает.
В потолке фургона Дези разглядела дырку с десятицентовую монету. Ее пробила пуля, когда убийца ударил Твилли пистолетом и случайно нажал курок. Капли падали Гэшу на голую спину.
– Прямо мне в задницу, – недовольно поделился он.
Мистер Гэш сел и торопливо заткнул дырку скомканным купоном – скидка на собачий корм со вкусом курицы. Потом снова улегся на Дези и вздохнул:
– Ну вот. Наконец-то.
Дези не стала сопротивляться – этот человек слишком силен. У нее был другой план – она прикажет всему телу бесчувственно замереть. Дези выработала этот способ, когда валандалась с Эндрю Беком в многочисленных побрякушках. Оцепенелый самогипноз оправдывал себя и с Палмером Стоутом в те ночи, когда его дурь с «поляроидом» становилась невыносимой.
Фокус заключался в том, чтобы вообразить: она существует в позаимствованном теле, в нем можно видеть и говорить, но не чувствовать. И вначале Дези совершенно не ощущала мистера Гэша.
– Щас, секундочку… – пыхтел он в глубокой сосредоточенности. – Погоди немного…
У козла не встает! – возликовала Дези. Но затем радость сменилась унынием – он ее в любом случае убьет; может, прямо сейчас – в яростном припадке разочарования.
– Ну же, помоги мне, крошка…
В угрюмой решимости мистер Гэш елозил по Дези, ударяя бедрами, шлепаясь ей на грудь и упираясь подбородком ей в лоб…
Дези сдерживала рвотные позывы – от мужика несло вонью застарелого пота, смешанной с запахом сладкого одеколона и несвежего белья.
– Я… не… привык… – отдуваясь, пыхтел мистер Гэш.
Дези содрогнулась от его жаркого гнилого дыхания.
– Не привык к чему – к женщинам? – спросила она. – Вы бисексуал?
– Нет! Отвык… от одной женщины… Обычно… их больше…
– Сколько?
– Две… три… Иногда четыре. – Он рассказал, что ему нравилось делать (и что делали с ним), когда он свисал с потолка в своей упряжи из шкур ящериц.
– Да уж, – сказала Дези. – Но тут, начальник, я ничем помочь не могу.
Мистер Гэш перестал елозить и приподнялся на руках.
– Можешь. Полно всякого, что ты можешь сделать, миссис Стоут.
Твилли очнулся, лежа ничком в грязи. Приподнял голову и отсморкнул сгустки грязи.
Голова! Такой боли он еще не испытывал. Хотел сплюнуть и снова едва не отключился. В левом ухе гудел пожарный набат. Вся левая часть лица пылала огнем – казалось, она перетекает и раздувается.
Кажется, меня наконец-то застрелили, подумал Твилли. Это его разозлило, но не особенно испугало. Хроническая проблема всей его жизни – гнев вытеснял нормальные оправданные страхи. У Твилли отсутствовал здоровый инстинкт самосохранения.
Он перевернулся на спину и увидел звезды, исчезавшие за легкой завесой быстрых облаков. Стояла ночь, дождь почти перестал. Твилли не понимал, где он находится и зачем, но чувствовал, что скоро вспомнит. Ощупал голову – здоровенная шишка, но пулевой раны нет. Пальцы стали липкими, Твилли поднес их к лицу – посмотреть, какого оттенка кровь: чем светлее, тем лучше. И тут понял, что левым глазом не видит.
– Черт! – пробормотал он.
Твилли осторожно потрогал пальцем глазницу и с облегчением убедился, что глазное яблоко цело. Он медленно приподнялся на руках, покачиваясь в хлюпающей грязи. Звезды и облака бешено закружились над верхушками деревьев. Твилли терпеливо дождался, пока мир притормозит. Здоровым глазом он разглядел по бокам крупные неподвижные предметы: слева – бульдозер, справа – автофургон размером с катер.
Уже что-то, похвалил себя Твилли.
Постепенно паровозный гудок в голове стих, и Твилли различил другие звуки: шум ветра в соснах, какое-то странное бряканье, похожее на колокольчик в санях…
А из машины слышалась приглушенная возня.
Хватаясь за бампер, который заметно раскачивался, Твилли попытался встать. Он поднялся, и закружилась голова, затошнило. Тем временем бряканье приблизилось, и Твилли подумал: может, это в голове что-то отвязалось или сломалось?
Но вот фургон действительно раскачивался – не сильно, но достаточно, чтобы нарушить хлипкое равновесие Твилли. Не удержавшись, он упал на колени и, привалившись к машине, прижался щекой к холодному железу. Шаря в поисках опоры, Твилли нащупал ручку на дверце.
Повиснув на ней, словно пьяный скалолаз, он тянул и тянул, пока замок не щелкнул, и тяжелая дверца открылась. Твилли не удержал ручку и безвольно плюхнулся в грязь. Мигая, он смотрел в небо, а в ушах нарастал звон колокольцев приближающихся саней. А где же снег? сонно подумал Твилли.
Чуть позже он увидел и сани, что пронеслись над ним массивной черной тенью, на мгновенье закрыв звезды и облака. Он почувствовал их запах, но пахло от них совсем не Рождеством. Пахло большой мокрой собакой. Из машины донесся испуганный вскрик, и Твилли вдруг вспомнил, где он и что случилось. Вспомнил все.
– Он думает, это игра, – объяснила Дези.
– Убери его!
– Он больно не сделает.
– Сними с меня эту сволочь, я ее прикончу!
Шавка каталась на нем, будто на пони! Мокрая, мерзкая псина! Желтые собачьи клыки держали Гэша за шею – не прокусывая кожу, но достаточно крепко, чтобы взбеленить человека, отнюдь не любителя животных. (Запись, где чау-чау жует хозяйские яйца, Гэш считал одной из самых душераздирающих в своей обширной коллекции.)
– Я пристреливал собак и за меньшее, – прошипел он.
– Он думает, мы играем.
– То есть он уже выкидывал такие штуки? Когда вы трахались?
– Для него это борьба понарошку. Он терпеть не может, когда о нем забывают. – Из-за двойного веса и запаха двух животных, лабрадора и мистера Гэша, Дези говорила с трудом.
– А кто его научил открывать дверь машины? – подозрительно спросил мистер Гэш.
– Не знаю. Это что-то новенькое.
– Вели ему слезть! Скотина весит тонну!
– Макгуин, место! – чуть слышно проговорила Дези.
Пес не тронулся с места, его хвост радостно колотил по обшивке сиденья.
– Он меня всего обслюнявил! – заорал мистер Гэш. С уха у него свисала нитка слюны. Гэш отвел пистолет от Дези и сунул себе за голову, ткнув ствол в челюсть лабрадора.
– Это большая глупость, – сказала Дези.
– Что? – Треклятая шавка должна сдохнуть. Во-первых, она прервала рьяные усилия достичь эрекции, а во-вторых, слюнями испоганила волосы.
– Вы хоть знаете, какая крепкая у такой собаки голова?
– О чем ты говоришь, миссис? Это сорок пятый калибр.
– У него башка – словно шлакоблок. Пуля может отскочить и срикошетить в нас. Это нужно учесть, вот и все.
Этого мистер Гэш не учел. Баба права. Тварь у него точно на спине. К тому же стрелять придется через плечо, вслепую. Очень рискованно.
– Черт! – Вечер получался совсем не по плану. – Сколько времени он обычно так торчит?
– Пока не надоест. Или пока не проголодается. – Дези боялась, что сейчас задохнется под тесной тяжестью.
– Если он снова пернет, гад буду, нажму курок.
