Сергей Бакшеев - Композитор
В госпитале подполковника ждал труп красивой женщины и истерический скулеж профессора Камоцкого.
Черная "Чайка" размеренно катилась по вечерним улицам Москвы в центр города. Композитор мучительно думал, почему ему не удалось присвоить талант Марины Васильевой, в чем его ошибка, что отличает его голос от пения всеми обожаемой исполнительницы? И вдруг он нашел отличие. Живая музыка! Марина всегда выступала под аккомпанемент музыкантов! Он же на суде декламировал на фоне мертвой магнитофонной записи, а в госпитале вообще не использовал музыки! Может, музыка – это ключ к успеху?
Роскошный автомобиль поравнялся с гостиницей "Москва". Марк услышал мелодию своей песни, сочиненную для Марины Васильевой. Он велел остановиться, приоткрыл окно. Необычная джазовая аранжировка его песни звучала из-под крыши гостиницы. Пела совсем другая солистка, она исполняла песню вызывающе вульгарно, но музыканты играли профессионально, каждый инструмент передавал то настроение, которое задумывал Композитор.
Через десять минут молодой человек поднялся на пятнадцатый этаж гостиницы в кафе "Огни Москвы". Все столики были заняты. Посетители ресторана, поглощенные едой и напитками, больше обращали внимания на стройных официанток в белых передничках, чем на звуковой фон. На маленькой сцене полная, ярко накрашенная, певица постоянно без нужды перекрикивала оркестр. Музыканты играли чисто, но, как говорят, без огонька. Композитор прислушался. Бархатный стон саксофона ему был очень знаком. Джаз-бандом руководил тот самый саксофонист Фролов, которого много лет назад юный Марк нашел в подвале театра и ввел в оркестр Норкина.
Музыканты объявили перерыв. Композитор подошел к Фролову и напомнил о себе. Убеленный благородной сединой саксофонист обрадовался встрече.
– Гоните певицу, – приказал Марк. – Она только портит ваше выступление. И не трогайте больше песни Васильевой. Ее невозможно заменить.
– Но как же, – попытался возразить Фролов.
– Играйте лучшие джазовые композиции. Я их только подправлю. Музыка должна быть изящнее и легче.
– Репертуар утвержден директором,
– Сегодня у меня особый день. Не сомневайтесь. Все будут довольны.
Композитор говорил и действовал так убедительно, что музыканты полностью подчинились ему. Он быстро внес исправления в ноты, дал каждому четкие разъяснения и подбодрил:
– Расслабьтесь и играйте в свое удовольствие. А я буду дирижером, конферансье и солистом одновременно. Начнем вот с этой мелодии. Действуем по моей команде.
Первым на сцене появился пианист. Он тронул клавиши рояля, зазвучала легкая мелодия, едва слышная сквозь пьяный гвалт. Пальцы пианиста ускорялись, музыка настойчивее вторгалась в зал. Когда темп достиг такой скорости, что, казалось, пианист не успевает перемещать руки вдоль клавиш, к нему присоединился Композитор. Четыре руки, как огромные бабочки, запорхали над клавиатурой. Мощные аккорды так причудливо сочетались с трелью звонких нот, что сидевшие за столиками оставили рюмки и невольно вывернули шеи в сторону сцены.
Марк кивнул Фролову, в игру вступил саксофонист. На некоторое время соло отдали ему. Затем отдохнувший пианист ревниво перехватил инициативу. По команде Композитора вышел третий музыкант с банджо и неистово забренчал по струнам, вихляясь всем телом. Четвертый участник джаз-банда вынес контрабас и тоже вступил в соревнование за внимание слушателей. Он страстно дергал толстые струны, а огромный инструмент резонировал благородным басом. Одновременно появились два музыканта с трубой и тромбоном. Они встали по краям сцены, попеременно привлекая к себе внимание виртуозной игрой. Трубач и тромбонист перебрасывались яркими солирующими звуками, словно шариком в пинг-понге.
Последним на сцену выбежал запыхавшийся толстый музыкант с перекошенной бабочкой. Выпучив глаза, он смешно рыскал между остальными участниками оркестра, пока не увидел огромную ударную установку. Схватив палочки, толстяк прошелся пару раз по литаврам, барабанам и тарелкам, словно изучая их возможности. А затем так яростно заколошматил по установке, что тонкие палочки в его руках сделались невидимыми. Красивый ритм вытеснил все остальные звуки, заполнив зал ресторана. На лицах партнеров появилось беспомощное выражение, они оставили инструменты в покое, дав возможность запоздавшему товарищу проявить свое мастерство. Посетители ресторана, забыв обо всем, восторженно смотрели на сцену. Когда энергия ударника пошла на спад, музыканты дружно поддержали его. Теперь оркестр звучал гармонично, слаженно и умиротворенно.
По знаку Композитора музыка плавно стихла. Зал взорвался аплодисментами.
Недовольная певица высунулась из-за кулис. Марк волевым жестом остановил ее и занял место у микрофона. Как заправский дирижер, он отсчитал носком ботинка три такта, взмахнул рукой, и джаз-банд заиграл блюз. На этот раз внимание слушателей с самого начала было приковано к сцене. Марк плавно заговорил. Ни о чем конкретном и обо всем сразу. О шуме леса, шелесте мокрой травы, звуках прибоя, криках птиц перед дождем, смехе резвящихся малышей и теплых лучах восходящего солнца. Одна лирическая мелодия сменяла другую. Композитор не отходил от микрофона. Иногда он подпевал, подражая голосам известных певцов, или произносил бессвязные плавные звуки в такт мелодии. Его голос всегда звучал гармонично, дополняя прекрасную музыку. Ему быстро удалось покорить зал. Когда он призывал танцевать – перед сценой мгновенно появлялись танцующие парочки, произносил тост – публика выпивала, просил петь – все затягивали песню. Временами Марк распалялся, рассказывал о себе, говорил, что он лучший и может всё. Публика с восторгом принимала любые его слова и с радостью подчинялась его командам.
Но Композитор смотрел в их лица, прислушивался к голосам и не ощущал потока встречной любви.
Седовласый директор ресторанного комплекса, привлеченный необычным оживлением посетителей, спрашивал у администратора:
– Это кто: тамада или массовик-затейник?
– Это артист эстрады. Малоизвестный, но с большим будущим.
– Кто его пригласил?
– Руководитель оркестра, Фролов.
– Пусть почаще приглашает. Крикливая толстушка публике надоела.
Вот его истинное амплуа: массовик-затейник, – с горечью подумал Композитор. Он всего лишь талантливый паяц для подвыпивших людей. На большее его заштопанная глотка не способна!
Марк жестом остановил музыку. Озадаченный саксофонист Фролов пытался поймать его взгляд. Поникший Композитор хмуро размышлял.
На цыпочках подсуетился администратор.
– Публика в восторге. Если вы чего-то хотите, не стесняйтесь, заказывайте. Всё – за счет заведения.
Марк поднял печальные глаза.
– Какао.
– Как мило, – всплеснул толстыми ладошками администратор и щелкнул пальцами, подзывая официантку.
Горячий напиток сладкой массой обволок уставшее горло. Композитор выдернул шарф и откинул его в сторону. У него остался последний шанс доказать, что всё проделанное было не зря. До сих пор он стремился копировать удивительный тембр, звонкость, вибрацию, воздушную легкость и искристый блеск золотого голоса Марины Васильевой. Сейчас он решил исполнить песню из репертуара певицы, полностью подражая ей.
Марк выбрал самую первую свою песню, сочиненную для Марины. Он договорился с музыкантами, встал спиной к зрителям на краю сцены. Подбородок лег на грудь. Зазвучала мелодия известной песни о бездомной собаке. Легкие наполнились воздухом, Марк медленно поднял голову. Со сцены раздался чистый женский голос, который знала вся страна.
Марк пел страстно и неистово, он целенаправленно копировал мельчайшие оттенки любимого народом голоса. Публика смолкла, не понимая, что происходит. Сначала всем показалось, что включили запись, люди искали взглядом мощные колонки, но дивный голос, как воздух, заполнил ресторан, сразу и со всех сторон. Композитор пел без микрофона. На припеве он развернулся. Напряженное горло с грубыми рубцами выплескивало в притихший зал всю гамму эмоций. Посетители ресторана застыли от удивления. Они слышали любимую певицу, которая погибла полгода назад, а видели странного парня. Недожеванная пища застряла в открытых ртах, приподнятые рюмки остановились у вытянутых губ, три пары, вышедшие танцевать при звуках первых аккордов, остановились, вывернув головы в сторону сцены. Даже музыканты поначалу дрогнули, услышав точную копию умершего голоса, но быстро совладали с собой и заиграли так бережно и проникновенно, как никогда в этот вечер.
Песня закончилась. Композитор замер в глубоком поклоне. Его оттопыренные уши чутко улавливали малейшее проявление чувств собравшихся в зале людей. Сработало или нет?
Кто-то неуверенно хлопнул в ладоши. И сразу грянули аплодисменты. Подвыпившие женщины выражали восхищение истеричным визгом, мужчины одобрительно крякали. Деловито зазвенели бокалы, послышались тосты. Удивление и животный восторг от причастности к диковинке услышал Композитор в разрозненных репликах. Люди радовались, что стали свидетелями необычного представления. Они точно так же умилялись бы, увидев в цирке медведя на велосипеде или говорящего попугая. Клевый номер. Теперь будет что рассказать соседям.
