Маркос Виллаторо - Минос
Из всего этого федеральные агенты сделали вывод, что если когда-нибудь их тела и обнаружатся, то их будет не четыре, как следовало ожидать, а только три.
Во время чтения этих документов у меня зародилась своя теория на этот счет: Минос искусно выстроил дружеские отношения, завоевал доверие своих новых друзей, расставил сети, завлек их туда, а потом, в самый последний момент, ловушку захлопнул.
~ ~ ~
— Это было в комнате общежития Университета Колорадо в Денвере, — сказал Пирс. Мы сидели на заднем сиденье огромного «форда», за рулем которого находился еще один агент ФБР, выглядевший чуть моложе меня. — Студент выпускного курса по имени Тео Саймон записался на занятия только в этом семестре, но так и не появился на них, а потом ушел. По всем предметам получил одни двойки. Кроме того, отличился необыкновенной склонностью к чистоте и не оставил после себя ни единого отпечатка пальцев. То, что они обнаружили в его комнате, заставило сразу же вызвать полицию. А полиция Денвера тут же вызвала нас.
Я постоянно что-то рисовала в блокноте, чтобы отвлечь себя от мыслей о сигаретах. Два дня воздержания давали о себе знать, хотя мне казалось, что я уже давно избавилась от этой пагубной привычки. Я быстро написала крупными буквами «Тео Саймон», после чего стала менять местами отдельные буквы. Это была довольно легкая анаграмма. Фамилия «Саймон» легко превращалась в «Минос», а имя «Тео» само по себе означало «Бог».
Пирс заглянул в мой блокнот.
— Да, мне тоже пришла в голову эта мысль, поскольку вы уже объяснили мне свою теорию.
— Что они нашли в этой комнате?
Пирс посмотрел на центральную часть Денвера, потом поднял глаза на возвышавшиеся за городом скалистые горы.
— Что-то вроде рисунков. Нет, не рисунков, а скорее фотокопий. Не хочу забивать вам голову тем, что услышал от других людей. Думаю, будет лучше, если вы увидите сами и составите собственное представление об этих вещах.
Он говорил со мной таким тоном, словно я была крупным специалистом в этом деле.
Комната была ужасной, как, впрочем, и все подобные комнаты в общежитиях по всей стране. Ее стены были выложены из шлакоблоков. Много лет назад я сама жила в такой же комнате в общежитии Университета Эмори. Правда, стены моей комнаты были выкрашены в белый цвет, а здесь они были покрыты светло-коричневой краской. Но все равно невозможно было не заметить горизонтальные и вертикальные линии, пересекающие всю стенку, как в очень чистой тюремной камере с минимальной охраной.
В комнате стоял стол, прикрепленный болтами к стене, со столешницей из пластика под дуб. Стоявший под столом пластиковый синий стул совершенно не сочетался со столом и ярко выделялся на фоне всей комнаты. Комната довольно чистая, а пол, покрытый сероватым линолеумом, был чисто вымыт. Не оставалось никаких сомнений, что вся эта чистота наведена здесь нашим подозреваемым, который работал в перчатках: тщательно вымыл пол, вытер стол, аккуратно заправил кровать и протер даже металлическую раму. Я решила не заходить в ванную комнату, так как Пирс уже предупредил, что там ничего интересного не обнаружено. Мое внимание привлек ряд рисунков, прикрепленных к стене прозрачной липкой лентой.
Всего я насчитала шесть штук. Но меня поразили даже не сами рисунки, а их последовательность и композиция. На первом плане были изображены обнаженные люди, которые, казалось, застыли в позе танцовщиков. Их головы были повернуты в одну сторону, а руки раскинуты в разные стороны, указывая либо на землю, либо на небо.
Мне сразу стало ясно, что это фотокопии черно-белых гравюр прошлого века. Об этом красноречиво свидетельствовали объекты, изображенные на заднем плане, среди которых различались невысокие холмы и живописные сельские дома, приютившиеся на склоне между разлапистыми деревьями. Высокие арки и сводчатые окна и двери говорили о том, что это какая-то другая страна, не Америка. Но какая? Франция? Испания? Сельский ландшафт был тихим, умиротворяющим и напоминал старые пасторальные пейзажи с непременной церковной колокольней на заднем плане.
На каждом листе была изображена одна-единственная обнаженная мужская фигура. Правда, трудно было сказать, был ли это один и тот же человек. Вполне возможно, что эти шестеро иллюстрировали различные состояния смерти. Но действительно ли они были мертвы? Ведь художник изобразил их идущими — словно направляющимися от деревни к зрителю.
Художественная манера напоминала Доре, изобразившего страдающие в мучениях души в своем аду. Единственное различие состояло в том, что здесь фигуры были показаны более детально и с очень близкого расстояния. Чтобы так подробно изобразить человеческие тела, надо было стоять перед ними с карандашом и бумагой в руке.
На теле первого мужчины отсутствовала только кожа. Все его мышцы были напряжены, а на лице застыло какое-то равнодушное выражение, словно он позировал художнику в тот момент, когда искусный хирург срезал с него кожу, обнажая выпуклые мышцы тела.
Лицо второго мужчины было перекошено от боли и повернуто вверх, к небу. Губы были слегка раскрыты, как будто он пытался хоть как-то выразить невыносимую боль. Мышцы его рук и шеи были выписаны более детально и очень реалистично, так что походили на куриные ножки, которые так любил мой сын Серхио.
Пирс приказал агентам покинуть комнату. Теперь в ней остались только я и эти рисунки с обнаженными телами, причем на том самом месте, где еще совсем недавно стоял Минос, уставившись на эти гравюры.
Третий человек был более открыт для наблюдения. Сквозь его тонкие, почти прозрачные мышцы проглядывали ребра и грудная клетка. С его левой руки была срезана тонкая полоска мышечной ткани, которая когда-то соединяла его пальцы с локтевым суставом, а сейчас свисала вниз, почти касаясь земли. Он был повернут вправо, открывая зрителям отчасти обнаженный череп. Огромный кусок мышечной ткани был срезан с шеи и заканчивался в нижней части предплечья, свисая, как и в первом случае, вниз. Такие же полоски тканей были срезаны на его обеих ногах и держались лишь на коленных суставах. Было видно, что острое лезвие ножа аккуратно срезало его половой орган, а два больших красных круга показывали то самое место, где когда-то скапливалась кровь во время эрекции. Сейчас там было пусто, и только небольшой овал остался на том месте, которое служило для прохождения мочи.
Четвертый человек стоял в расслабленной позе крайнего удивления. Одна из его рук была приподнята вверх и указывала куда-то вперед, другая свободно свисала вниз. На его плечах виднелись освобожденные от мышечной ткани кости, все еще прикрепленные друг к другу. Его лицо было искажено гримасой удивления, а торчащие зубы говорили отом, что мышцы лица, включая губы, аккуратно срезаны.
Пятый человек был еoе больше открыт для наблюдения: левая нога разрезана до костей, мышечная ткань на икрах болтается, словно толстая штора, подбородок расчленен, а мышцы развернуты в обе стороны, обнажая белые кости, свисающий через зубы язык тоже разрезан. Да и глаз у него фактически не было.
Что же до шестого, так тот был вообще вывернут наизнанку, а внутренняя полость освобождена от кишок так, что можно было подробно изучать все внутреннее строение скелета. Сам же он не стоял, а висел на веревке, привязанной к костям его шеи. Подбородок отсутствовал, и можно было видеть два отверстия вместо ноздрей. Рядом с ним висел какой-то странный предмет с двумя трубочками, похожий на раковину. Это была его диафрагма.
Все мышцы на этих телах были помечены мелкими курсивными буквами, которые напоминали по своей форме какие-то писания эпохи Возрождения. А некоторые кости были обозначены такими же мелкими греческими буквами.
Эти люди были живыми, но вместе с тем мертвыми.
— Детектив Чакон!
Голос Пирса заставил меня очнуться от этого кошмарного сна. Я повернулась к нему.
— Ну и что вы думаете по этому поводу? — спросил он.
Я снова повернулась к рисункам, посмотрела на номера, которые стояли в углу каждого листа, и прокашлялась.
— Нет сомнений, что это рисунки из какой-то книги. Здесь видна их последовательность: страницы 178, 179, затем пропущено несколько страниц вплоть до 184, 187 и 190. А между рисунками помещен какой-то текст. Думаю, что это пояснение к пронумерованным мышцам. Похоже на какой-то учебник по анатомии человека. — Я сказала это как можно более спокойно, но мой голос дрогнул, словно намекая на то, что ему известно нечто большее, чем эти простые слова.
— И никаких отпечатков пальцев на этих листах или на липкой ленте, — заметил Пирс. — Все начисто вытерто, как, впрочем, и все предметы в этой комнате. Что же касается бумаги, то такую можно найти в любом магазине канцелярских товаров. То есть ничего особенного, хотя нам придется отправить ее нашим девушкам на лабораторный анализ.
