Андреас Вильгельм - Проект "Вавилон"
— Но не во всем же должен быть смысл, — возразил Патрик, — это же может быть простой орнамент.
— А вы смогли еще что-нибудь заметить, помимо светового столба, лучей и рвов с карнизами? — полюбопытствовал Питер.
— Пока нет.
— Вы нормально дышали, ничего не заметили необычного в воздухе? — продолжал Питер. — Может, какой-нибудь запах, высокая влажность, тепло или холод, короче, что-нибудь необычное?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Может, нам все-таки следует взять пробы воздуха, — предложил Питер, — так, для уверенности. Вообще-то нам следовало бы сделать это раньше. У меня, конечно, не так много опыта в практических исследованиях на местности, как у Патрика. Но это обычная процедура, которую применяли и при исследовании египетских пирамид. Воздух может оказаться отравленным. Так, в гробнице Тутанхамона были сконцентрированы споры плесневых грибков, сослужившие дурную службу неопытной экспедиции Картера… Вы наверняка слышали о «проклятии фараона».
— Вы серьезно полагаете, что наша пещера может быть отравленной?
— Мы не можем исключить такой вариант. Я, конечно, не физик, но то, как вы описываете загадочное свечение, говорит о том, что в воздухе находятся какие-то подвижные частицы. Иначе лучи вряд ли были бы видимыми? А вдруг в воздухе есть испарения, похожие на густой туман? И испарения эти исходят отнюдь не от воды и опасны для здоровья? Я за то, чтобы мы все-таки взяли пробы воздуха и прямо сегодня сделали анализы.
Штефани посмотрела на Патрика.
— А вы что думаете по этому поводу?
— По большому счету Питер прав. Гробницы или другие закрытые помещения обладают собственным набором микроорганизмов. И на протяжении веков там могут накапливаться ядовитые вещества. С другой стороны, может быть и обратный эффект. Если, к примеру, в закрытое помещение проникает свежий воздух. Или даже одни человек, вошедший внутрь, своим теплом или принесенной влажностью может нарушить микроклимат. Тогда в считанные дни веками хранившиеся рукописи истлевают, а наскальные рисунки разрушаются и исчезают. Все это уже было в истории археологии. И, если сначала исследовать воздух, то этого можно избежать. А кроме того, по концентрации находящихся в воздухе отравляющих веществ или тяжелых металлов, можно судить о том, когда в последний раз был контакт с окружающим миром. И это, на мой взгляд, намного интереснее. Правда… — на секунду он замолчал, — правда, в нашем случае речь идет всего лишь о дыре в скале, имеющей выход на улицу. То есть, по большому счету, это никак нельзя сравнить с герметично закрытой гробницей, в которой на протяжении пяти — шести тысяч лет лежало высохшее тело человека.
— И что же, по-вашему, нам следует делать? — спросила Штефани.
— Если честно, — ответил француз, — я до сих пор уверен, что это совершенно безопасно. Я все еще верю в то, что где-то здесь кроется защитный механизм, который работает просто превосходно и может отключить эффект прохода. Мы нашли все необходимые знаки и строго придерживались их. Во всем на свете есть смысл. Мы нашли нужный ключ и смогли пройти сквозь врата. Я даже представить себе не могу, что тут есть еще какая-то ловушка.
— Я согласна с вами. Питер, вы согласны с тем, что мы можем продолжить?
— Что мне вам сказать на это? — он пожал плечами. — Очевидно, вы сговорились и убедили меня тоже. Одного я только не могу понять, Патрик, почему вы так уверены?
— Называйте это инстинктом.
— Инстинкт? Может, на восточном базаре с его помощью и можно делать бизнес, но мне совсем не хочется, чтобы от него зависела жизнь Штефани или наша с вами.
— Послушайте, Питер, конечно, я не всегда могу быть примером для подражания. Но до сих пор я всегда мог положиться на собственный инстинкт самосохранения. И на этот раз он говорит мне, что дело надежное. Это как… — он искал подходящее слово, — как внутренний голос. Внутренняя уверенность, если хотите. Такое чувство, что я всегда это знал.
— Что, простите?!
— Да, увы, лучше объяснить не могу. У меня ощущение, что мы все делаем правильно. Словно так и должно быть.
Питер покачал головой.
— Что ж, очень жаль, но при всем моем уважении, я не могу согласиться с вами. Вы уверены, что с вами все в порядке?
Патрик посмотрел сквозь Питера.
— Я вот подумал, — сказал он вполголоса, словно не хотел потерять важную мысль, — ведь Штефани открыла ворота. Она и была тем самым ключом, и теперь мы все можем войти внутрь… Конечно! Архивы знаний открыты! — он вдруг пристально посмотрел на Питера. — Вы понимаете, архивы знаний наконец-то открыты!
Успокаивая коллегу, тот поднял руку.
— Медленнее, медленнее…
— Ничего не медленнее, пойдемте! Теперь и мы с вами можем войти туда, — он схватил Питера за руку и неожиданно потащил его к проходу.
— Что вы делаете?! — возмущенно вскрикнул Питер и выдернул руку.
— Да пойдемте же, — сказал Патрик и вплотную подошел к границе прохода, — это же так просто…
Штефани, подбежала к Патрику, чтобы остановить его.
— Патрик, отойдите оттуда!
Но француз уже сделал первый шаг, и его нога наполовину исчезла в черной дыре.
— Вернитесь! — закричал Питер, желая остановить напарника.
Но тот внезапно повернулся.
— Поверьте мне! — ответил возбужденно Патрик, снова взял Питера за руку и потащил за собой.
Питер приложил все усилия, чтобы не свалиться вперед. Ему во что бы то ни стало нужно было освободиться! В панике он схватил Патрика за руку и попытался освободиться от цепких пальцев.
— Оставьте его в покое! — крикнула Штефани, вставшая между исследователями и расцепившая их. — И выйдите оттуда!
Но Патрик другой рукой схватил руку Штефани.
— Да ладно, не усложняйте все!
— Отпустите его!
— Как хотите! — Патрик улыбнулся девушке. — Ну вы-то хоть пойдете со мной?
Патрик оттолкнул Питера и сам спиной угодил в проход.
Питер видел все как в замедленной съемке. Сначала в проходе исчезла голова Патрика, а затем и все тело погрузилось в темноту. Грудную клетку, а потом и живот как будто засосало внутрь. На мгновенье вспыхнула пряжка от ремня, но ее вместе с тазом тоже потянуло назад. С каждой секундой в проход уходило все больше и больше, и только ноги и одна рука торчали из-за черного занавеса. И оставшаяся рука безысходно тянула за собой Штефани, которая точно так же спустя пару секунд оказалась в проходе. Питер хотел было вмешаться, но все части его тела внезапно налились свинцом. Тело Штефани, миллиметр за миллиметром растворялось в мистическом проходе, а он даже пальцем не мог пошевелить.
В растерянности Питер замер перед входом в проход.
С того момента, когда Питер осознал, что же все-таки произошло прямо на его глазах, казалось, прошла целая вечность.
— Патрик! — крикнул он. — Штефани!
Его слова одиноко вернулись, отразившись от холодных камней.
В этот момент он даже не подозревал, что к нему тянулась невидимая рука с острыми копями…
10 мая, 18.30, улица Ангелов, Париж.
Эммануил Мишо передал самые важные сведения, полученные в разговоре с графом, сотрудникам тайной службы, еще когда садился в вертолет. Ему нужно было как можно быстрее и подробнее разузнать все об ордене «Приорат Сиона» и месье Плантарде, который каким-то образом был тесно связан с ним. По всей видимости, граф хорошо знал и этого человека, и саму организацию, которые могли бы помочь приоткрыть завесу тайны наследия Меровингов. Больше граф ничего не смог или не захотел рассказать президенту. Однако он позвонил этому загадочному человеку прямо при президенте, чтобы назначить встречу на сегодняшний же вечер.
Теперь Мишо сидел за своим рабочим столом в резиденции на улице Ангелов. Еще вчера в этом же самом кабинете он принимал Жана-Батиста Лароша, и с тех пор, как он впервые услышал о таинственной кровной линии, не прошло и тридцати часов. За это время произошло столько всего, что даже картина мира успела измениться.
Мишо смотрел на бумаги, лежащие перед ним. Еще до его возвращения были подготовлены кое-какие сведения. Выводы были более чем любопытные: название ордена было известно, и упоминания о нем то и дело появлялись в различных источниках — газетных статьях, служебных документах и даже грамотах. О нем была написана даже целая книга, но из-за нехватки времени прочитать ее и сделать собственные выводы не представлялось возможным. Что примечательно, ни в одном из источников не указывалось ни откуда взялся этот орден, ни каковы его истинные цели. А о господине Плантарде не было вообще никаких сведений. Конечно, во Франции проживало очень большое количество Плантардов, но на поверку оказалось, что ни один из них не имеет ни малейшего отношения к ордену.
Мишо доверял графу. Именно поэтому он отважился встретиться с абсолютно неизвестным человеком, о котором даже секретные службы ройным счетом ничего не смогли разузнать. Интересно, что же этот господин мог рассказать ему? Хорошо или плохо, что о нем ничего не известно? Означало ли это, что он преуспел в искусстве конспирации? И если так, то хорошо это или плохо для президента и для его страны?
