Олег Бажанов - Герой нашего времени.ru
Сегодня в основном работали штурмовики «Су-25». По одному и парами они тяжело гружённые уходили в небо. Самолёт «Су-25» внешне машина очень симпатичная: с острым носом, с гармонично сливающимся с корпусом красивым остеклением пилотской кабины, с двумя двигателями под основанием крыльев рельефно выделяющимися на фюзеляже и со множеством точек подвески для боезапаса под крыльями. Из-за этих точек подвески, крылья самолёта спереди напоминают два гребня с зубьями для волос. Но в полёте эти машины смотрятся очень эстетично.
— Какая силища! — прокричал Ващенка, пересиливая грохот двигателей очередной взлетающей пары. — Когда мы-то взлетим?
По заданию сегодня экипаж Иванова должен был возить секретную почту. Но машина с документами почему-то задерживалась. Ещё через час ожидания на стоянку к вертолёту прибежал солдат-посыльный и вызвал командира экипажа и лётчика-штурмана к командиру полка. Оставив борттехника на стоянке, Иванов и Ващенка вместе с прибежавшим солдатом отправились к командиру.
— Задание меняется, — сообщил им командир полка. — Слушайте новую задачу. Сейчас приедет фотограф с оборудованием. Пойдёте в тот район, где работали позавчера с разведчиками. Сфотографируете и ферму, и село. Высота фотосъёмки восемьсот-тысяча метров над рельефом. Скорость — сто километров в час. Соблюдать осторожность и меры безопасности. Сопровождения не будет. Вопросы?
Командир ожидающе посмотрел на Иванова, который заносил информацию в планшет, потом на Ващенку, колдовавшего над картой.
— Всё ясно, товарищ полковник, — ответил Иванов. — Задачу выполним.
— Тогда вылет по готовности. Лётчик-штурман — свободен. Иванов — останься.
— Слушаюсь. — Ващенка, собрав карту, удалился за дверь, жестом показав Иванову, что будет ждать его там.
Когда за Андреем закрылась дверь, командир полка сказал:
— Разведчики ходатайствуют о вашем награждении орденами Мужества. Официальная бумага пришла. Но у меня есть другая официальная бумага, — командир полка озабочено посмотрел на Иванова. — И человек тут хочет с тобой побеседовать.
Командир поднял трубку телефона и коротко произнёс:
— Мы в кабинете.
— А кто это? — поинтересовался Иванов, когда командир положил трубку.
— Вашим крайним полётом в горы заинтересовалась ФСБ. Прибыл представитель. Будет беседовать со всеми экипажами. Решил начать с тебя.
— А при чём тут ФСБ, когда мы работали по заданию ГРУ? — У Иванова шевельнулось нехорошее предчувствие.
В этот момент отворилась дверь, и в комнату вошёл невысокий крепкий мужчина лет сорока в новеньком камуфляже.
— Здравствуйте. Подполковник Гурин, — вежливо представился он Иванову.
Иванов назвал себя, не вставая из-за стола, за которым сидел. Расположившись напротив и достав из чёрной кожаной папки бумагу и ручку, гость задал первый вопрос:
— Скажите, майор, вы были в последней операции (он назвал населённые пункты) ведущим группы?
— Да, я, — ответил Иванов и уточнил:
— В авиации принято говорить «крайний» и не употреблять слово «последний». Примета плохая.
— Была ли необходимость бомбить село? — ФСБшник пропустил мимо ушей замечание Иванова.
— Мы не брали на борт бомбы, товарищ подполковник. Только ракеты, — ответил Иванов.
— Хорошо, — согласился ФСБшник. — Расскажите о задании подробнее. С самого взлёта до посадки. И зачем вы вообще пошли на это село?
— Но с нами работали представители Главного Разведывательного Управления. — Иванов посмотрел на командира полка, потом на ФСБшника. — Могу я узнать, почему вы не спрашиваете их?
— Спросим, — жёстко произнёс гость. Потом показал свою осведомлённость:
— Сташим у них был майор Быстров? Так?
Иванов кивнул. ФСБшник помолчал, потом достал из своей папки другой листок бумаги с печатным текстом и зачитал:
— «Во дворе дома уважаемого жителя села зияет огромная воронка от мощной бомбы. От дома хозяина остались только куски стен, разрушено пять соседних домов, многие строения в селе получили повреждения, погибло двадцать девять мирных жителей, включая стариков, детей и женщин, повреждена сельскохозяйственная техника». Вам этого мало?
— Что это? — Иванов понял, о чём идёт речь, и нехорошее предчувствие стало нарастать в нём с каждой минутой. Нельзя было допустить, чтобы из лётчиков сделали «козлов отпущения», поэтому свои ответы Иванов решил вначале анализировать. Главное — не спешить отвечать.
— Это репортаж о вашем налёте на мирное село, — сухо бросил ФСБшник. — Что вы об этом можете сказать?
— Пропаганда, — спокойно ответил Иванов.
— Так что, ничего не было? Врут журналисты?
Иванов понял, что ФСБшник готов вылезти из кожи, но доказать виновность лётчиков. Значит, Иванову свои слова необходимо подкреплять только фактами, а доказательства остались на территории, занятой противником.
— А вы не знаете, товарищ подполковник, как наладил работу с журналистами Удугов? Ещё раз говорю — пропаганда, — стоял на своём Иванов. — Или, как говорит один из моих лётчиков: «Бред сивой кобылы в глухую сентябрьскую ночь»!
— Не язви! — сделал замечание командир полка. — Рассказывай всё, как было.
— По моему указанию, — начал Иванов, — «двадцатьчетвёрки» разнесли только навес с машинами и штабель ящиков возле него. Да, это всё хранилось во дворе жилого дома на окраине села. Но мы не ожидали, что там столько боеприпасов. Они при попадании наших снарядов сдетонировали, и от дома остались только стены. Но повторяю, мы там накрыли склад с боеприпасами и автотехникой. А на село мы пошли, чтобы обезопасить посадку на основную цель — ферму ниже, в шести километрах от этого села. По данным разведчиков в селе находились боевики, а на ферме — склады.
— Почему вы первыми начали стрелять? — гнул свою линию ФСБшник. Жители в вас не стреляли. Почему вы отдали приказ открыть огонь по селу?
— Я выполнял приказы старшего группы разведчиков, которому подчинялись и мы.
— Приказы майора Быстрова? — уточнил гость, делая записи на листе бумаги.
— Да.
— А потом вы стреляли по селу из пушек и пулемётов, и тоже по приказу Быстрова?
Иванов задумался. Подставлять разведчиков тоже не входило в его планы.
— Мы обнаружили штабель армейских ящиков во дворе крайнего дома. Обычно в таких ящиках хранятся артиллерийские снаряды. Я приказал «двадцатьчетвёркам» уничтожить ящики пушечным огнём. Ящики взорвались. После взрыва около двадцати боевиков пытались скрыться в лесу. По ним мы и открыли огонь. Не по селу, — после короткой паузы ответил Иванов. — И по нам стреляли. Я привёз три дырки в борту.
— В репортаже сказано, что в селе не было боевиков.
— Ну, тогда в нас стреляли мирные жители, а взорвалась у них сельскохозяйственная техника: плуги, сеялки и трактора! — Иванов чувствовал, что начинает раздражаться. — Если мне не верите, поговорите лучше с ГРУшниками. Или с экипажами, участвующими в операции…
— Не надо нервничать, — спокойно произнёс гость. — Поговорим и с ними… в своё время.
— Я своим глазам верю больше, чем журналистам, — Иванов постепенно успокаивался.
— Опросим всех. И истину установим, — пообещал подполковник Гурин. — Конечно, я не прокурор. Это прокурору тут будет чем заняться.
Гурин встал и прошёлся по комнате.
— Завтра к 10.00, — обратился он к командиру полка, — все лётчики, принимавшие участие в этой операции, должны представить вам объяснительные с подробным описанием действий с указанием времени. Потом я с ними побеседую вместе с прокурором. Прокурор прибудет завтра. А Иванова я больше не задерживаю.
— Александр, иди, выполняй задание, — махнул рукой командир полка. В его взгляде Иванов увидел извинение за происходящее здесь.
— Ну, что там было? — с нетерпением поинтересовался Ващенка, ожидающий своего командира в теньке на улице.
Иванов изложил суть состоявшегося разговора с подполковником из ФСБ.
— Всех остальных, скорее всего, будут допрашивать завтра. Тебя тоже. Готовься, — закончил Иванов.
— А что? — сказал Ващенка. — Всё как было, так и расскажу. Мы преступлений не совершали. Эти чиновники-«правдолюбцы» не могут понять, что тут идёт война!
— Может, не хотят?
— Вот-вот! Не хотят! — возмутился Ващенка. — Но я завтра им там устрою по полной! Я им всё скажу! Бюрократы! Крысы тыловые!
— Не кипятись, — осадил его Иванов. — Скажи мне лучше, что ты об этом обо всём думаешь?
— Хорошо у дудаевцев пропаганда поставлена. Слава Удугову! Нашим бы так научиться, — ответил Ващенка.
Фотограф прибыл на аэродром перед самым обедом. По решению Иванова, пока на вертолёте устанавливали и крепили оборудование, экипаж, оставив на борту старшим техника звена, убыл в столовую. Мельничук два дня вёл себя очень тихо, стараясь только при необходимости попадаться на глаза Иванову. Обязанности борттехника он выполнял, казалось, с ещё большим прилежанием. Но Иванова беспокоило, что напишет Иван в своей объяснительной. Сейчас любая негативная информация могла стать зацепкой для заинтересованных лиц. А Иван мог затаить обиду на Быстрова. Поэтому по дороге в столовую Иванов провёл с Мельничуком разъяснительную беседу и потребовал ознакомить его вечером с содержанием текста объяснительной.
