Дэниел Силва - Властитель огня
– Красивый черт, – сказал Лавон. – Кто это?
Габриэль положил на стол второй вариант фотографии.
На ней рядом с объектом сидел Ясир Арафат.
– Халед?
Габриэль кивнул.
– А какое это имеет ко мне отношение?
– Я думаю, что у вас с Халедом есть нечто общее.
– Что же?
Габриэль посмотрел вдаль, на раскопки.
Трое американских студентов присоединились к ним, ища тень под навесом. Лавон и Габриэль извинились и медленно пошли по периметру раскопок. Габриэль рассказал Лавону все, начиная с обнаруженного в Милане досье и кончая информацией, привезенной Набилем Азури из Айн аль-Хильве. Лавон слушал, не задавая вопросов, но Габриэль видел по умным карим глазам Лавона, что он уже устанавливает связь и ищет пути дальнейших разведок. Он ведь был не только мастером сыска. Подобно Габриэлю, Лавон был дитя выживших в холокосте. После операции «Гнев Господень» он обосновался в Вене и открыл маленькую контору расследований под названием «Рекламации за период войны и справки». Имея крошечный бюджет, он умудрился выследить миллионы долларов, украденных у евреев, и сыграл значительную роль в изъятии из швейцарских банков многомиллиардных сумм. Пять месяцев тому назад в конторе Лавона взорвалась бомба. Две помощницы Лавона были убиты; сам Лавон, тяжело раненный, несколько недель был в коме. Человек, заложивший бомбу, работал на Эриха Радека.
– Так ты думаешь, что Феллах аль-Тамари знала Халеда?
– Безусловно.
– Это как-то не вяжется с характером Халеда. Надо быть очень осторожным малым, чтобы столько лет оставаться в тени.
– Это верно, – сказал Габриэль, – но он знал, что Феллах погибнет при взрыве на Гар-де-Лион и его тайна будет сохранена. Она была влюблена в него, и он солгал ей.
– Я понимаю ход твоих рассуждений.
– Но главное доказательство того, что они знали друг друга, исходит от ее отца. Феллах велела отцу сжечь письма и фотографии, которые она посылала ему на протяжении многих лет. Это означает, что на них был Халед.
– Под своим именем?
Габриэль отрицательно покачал головой.
– Это представляло собой еще большую угрозу для него. Она, должно быть, называла его другим именем – его французским именем.
– Так ты думаешь, что Халед встретил девушку в обычных обстоятельствах и потом завербовал ее?
– Именно так он поступил бы, – сказал Габриэль. – Так же поступил бы и его отец.
– Он мог с ней познакомиться где угодно.
– Или они могли познакомиться где-нибудь вроде этого места.
– На раскопках?
– Она изучала археологию. Возможно, и Халед тоже. Или, может быть, он был, как ты, профессором.
– Или, может быть, она просто познакомилась с красавцем арабом в баре.
– Мы знаем ее имя, Эли. Мы знаем, что она была студенткой и изучала археологию. Если мы будем держаться Феллах, это приведет нас к Халеду. Я уверен.
– Так и держись этого направления.
– По вполне очевидным соображениям я не могу сейчас вернуться в Европу.
– Так почему не передать это в руки Службы, и пусть их сыщики поработают?
– Потому что после провала в Париже напасть на Халеда на европейской земле никто не захочет. К тому же я и есть Служба, и я передаю его тебе. Я хочу, Эли, чтобы ты нашел его. Тихонько. А на это у тебя есть особый дар. Ты знаешь, как делать подобные вещи, не поднимая шума.
– Это правда, но я поотстал на шаг-другой.
– Ты способен путешествовать?
– Если только речь не идет о насилии. Это уж твоя вотчина. Я – книгочей. А ты – еврей-боец.
Лавон выудил сигарету из кармана рубашки и закурил, оградив ее рукой от ветерка. Он с минуту смотрел на долину Джезреель, прежде чем произнести:
– Ты всегда им был, верно, Габриэль?
– Кем это?
– Евреем-бойцом. Ты любишь играть роль тонкого художника, но глубоко внутри ты больше похож на Шамрона, чем тебе кажется.
– Халед снова начнет убивать. Может, он подождет до апреля, а может, цель появится раньше – что-то такое, что позволит ему удовлетворить свою жажду еврейской крови.
– Может быть, ты тоже страдаешь подобной жаждой?
– Немного, – согласился Габриэль, – но сейчас дело не в мщении. Речь идет о справедливости. И о защите невинных людей. Найдешь его мне, Эли?
Лавон кивнул:
– Не волнуйся, Габриэль. Я найду его… прежде чем он сможет снова кого-то убить.
Они постояли молча, глядя вниз – на страну.
– Изгнали мы их, Эли?
– Ханаанитов?[31]
– Нет, Эли. Арабов.
– Мы, безусловно, не упрашивали их остаться, – сказал Лавон. – Возможно, так было легче.
Голубая машина медленно ехала по Наркисс-стрит. Габриэль узнал человека, сидевшего за рулем. Габриэль вошел в дом и быстро поднялся по лестнице. На площадке, возле полуоткрытой двери, стояли два чемодана. Кьяра сидела в гостиной в элегантном черном европейском костюме и в туфлях на высоком каблуке. На лице ее был макияж. Габриэль никогда прежде не видел Кьяры с макияжем.
– Куда это ты собралась?
– Ты прекрасно знаешь – мог бы и не спрашивать.
– На работу?
– Да, конечно, на работу.
– Как долго ты будешь отсутствовать?
Ее молчание подсказало ему, что она не вернется.
– Когда покончу с работой, вернусь в Венецию. – И добавила: – Заботиться о родных.
Он стоял и смотрел на нее. По щекам Кьяры потекли слезы, черные от туши. Они показались Габриэлю грязными потеками дождя на статуе. Кьяра смахнула их рукой и стала смотреть на почерневшие пальцы, злясь на свою неспособность справиться с чувствами. Потом выпрямилась и поморгала несколько раз.
– Ты разочаровался во мне, Габриэль.
– Из-за чего?
– Из-за того, что я заплакала. Ты ведь никогда не плачешь, верно?
– Больше не плачу.
Он сел с ней рядом и попытался взять ее руку. Она отдернула руку и стала бумажной салфеткой промокать макияж, затем открыла пудреницу и посмотрела на себя в зеркало.
– Я не могу в таком виде войти в самолет.
– Вот и отлично.
– Не строй иллюзий. Я все равно уеду. К тому же ведь ты хочешь этого. Ты никогда не прогонишь меня – для этого ты слишком приличный человек, но я знаю, что ты хочешь, чтобы я уехала. – Она захлопнула пудреницу. – Я не виню тебя. Как ни странно, я тебя еще больше люблю. Я хотела бы только, чтобы ты не говорил, что хочешь жениться на мне.
– А я и хотел.
– Хотел?
– Я действительно хочу жениться на тебе, Кьяра, – и помолчал, – но не могу. Я ведь женат на Лие.
– Лояльность, так, Габриэль? Верность долгу или своим обязательствам. Преданность. Верность.
– Я не могу оставить ее теперь – после того, что она пережила по милости Халеда.
– Через неделю она и не вспомнит об этом. – Кьяра, заметив, как покраснел Габриэль, взяла его руку. – Господи, извини. Пожалуйста, забудь, что я это сказала.
– Уже забыл.
– Ты глупо поступаешь, давая мне уйти. Никто никогда не будет любить тебя так, как я любила. – Она поднялась с места. – Но я уверена, что мы еще увидимся. Кто знает, может быть, я скоро буду работать на тебя.
– Что ты имеешь в виду?
– На Службе полно слухов.
– Как всегда. Не надо обращать внимание на слухи, Кьяра.
– Однажды до меня дошел слух, что ты никогда не бросишь Лию и не женишься на мне. Жаль, что я не обратила на это внимания.
Она перекинула сумку через плечо, потом нагнулась и поцеловала Габриэля в губы.
– Последний поцелуй, – прошептала она.
– По крайней мере разреши мне отвезти тебя в аэропорт.
– Нам меньше всего нужно политое слезами прощание в аэропорту. Помоги мне унести чемоданы.
Он снес вниз чемоданы и погрузил их в багажник машины. Кьяра забралась на заднее сиденье и, не взглянув на него, захлопнула дверцу. А Габриэль стоял в тени эвкалипта и смотрел, как отъезжала машина. Поднимаясь по лестнице в пустую квартиру, он осознал, что не попросил Кьяру остаться. Эли был прав. Так было легче.
Глава 36
Тибериас, Израиль
Через неделю после отъезда Кьяры Габриэль отправился в Тибериас на ужин к Шамронам. Там был Ионатан вместе с женой и тремя маленькими детьми. А также Римона с мужем. Они оба приехали прямо со службы и были еще в форме. Шамрон, окруженный семьей, выглядел таким счастливым, каким Габриэль не видел его многие годы. После ужина он повел Ионатана и Габриэля на террасу. В спокойной поверхности Галилейского моря отражалась яркая, на три четверти полная, луна. За морем чернели бесформенные Голанские Высоты. Шамрон любил сидеть на террасе, потому что она выходила на восток, где находились его враги. Он получал удовольствие от того, что имел возможность тихо посидеть и помолчать, пока Габриэль и Ионатан пессимистично обсуждали ситуацию. По прошествии некоторого времени Шамрон взглядом дал понять Ионатану, что ему надо поговорить с Габриэлем без свидетелей.
