Майкл Кокс - Зеркало времени
18
ТРИДЦАТЬ ЗА СТОЛОМ И ПОСЛЕДУЮЩИЕ СОБЫТИЯ
I
Переодевание к ужину
Мы с миледи разговаривали у камина, покуда не настало время наряжаться к ужину.
— Вы не против помочь мне одеться, Алиса? — спросила она. — Я имею в виду — как подруга, разумеется, а не как горничная. На следующей неделе у меня собеседование с одной девушкой, родственницей Покока. Если она подойдет, мои поиски горничной на том и прекратятся. А до того времени…
Я горячо заверила миледи, что буду рада прислуживать ей до найма новой горничной, и она захлопала в ладоши и снова поцеловала меня.
Потом она снова принялась вспоминать, с превеликим воодушевлением, свою бывшую подругу и счастливые времена, проведенные вместе.
— Как печально, что такие времена всегда кончаются, — заметила я. — Вы упомянули о неких обстоятельствах…
— Извините меня, Алиса. — Миледи внезапно посерьезнела. — Я не могу обсуждать этот вопрос.
— В таком случае не стану настаивать, — ответила я, решив изобразить легкое раздражение. — Я думала, вы нуждаетесь в близком человеке, которому могли бы доверять. Но полагаю, даже у друзей должны быть секреты друг от друга.
— Это не мой секрет, Алиса. Упомянутые мной обстоятельства включают в себя чужие тайны, а их я не вправе открыть даже лучшей подруге.
В голосе миледи послышались резкие нотки, в глазах полыхнул прежний властный огонь, и я испугалась, уж не слишком ли много я себе позволила, но в следующий миг она овладела собой.
— Все это осталось в прошлом. Давайте не будем ворошить его. Для нас с вами все только начинается, и я надеюсь, мы с вами сможем делиться друг с другом секретами, как настоящие друзья.
Поразительное лицемерие! Я ведь прекрасно понимала, что она никогда не откроет передо мной тайные уголки своего сердца.
Когда мы закончили туалет, миледи выразила желание, чтобы сегодня я присоединилась к званому обществу за ужином, и сказала, что отныне я буду трапезничать за одним столом с семьей.
— Полагаю, пойдут пересуды, с закатываньем глаз да вскидываньем бровей, — вздохнула она, — и все решат, что я повредилась рассудком, раз возвышаю свою бывшую горничную таким образом, но это совершенно не должно беспокоить нас, дорогая Алиса. Все скоро поймут, что вы рождены не для услужения, и тогда восхвалят за здравомыслие меня, освободившую вас от низкой работы.
Она продолжала болтать без умолку, пока я не уложила ей волосы и не подала шкатулку с драгоценным медальоном на бархотке, где она хранила локон, срезанный с головы Феба Даунта.
— Ах да, — сказала она, надевая медальон, — я велела Баррингтону завтра утром перенести ваши вещи в Башенную комнату, чтобы в рождественское утро вы проснулись в новой кровати. Итак, что вы наденете к ужину? Вы должны произвести хорошее впечатление на гостей, знаете ли. И в Рождество дорогой Персей достигнет совершеннолетия. Ах, какой это будет день!
Вскочив с кресла, миледи подбегает к одному из огромных гардеробов, словно возбужденная юная барышня накануне своего первого бала, и начинает вынимать одно за другим наряды, которые сначала придирчиво разглядывает, а потом досадливо бросает в растущую кучу на полу.
— О! — восклицает она наконец, вынимая изысканное шелковое платье серебристо-серого цвета, с открытыми плечами и с юбкой, украшенной оборками из темно-серого шелка с нашитыми на них красными розочками. — Вот то, что надо! Думаю, оно прекрасно подойдет. Подите сюда, примерьте. Я помогу вам.
Она принимается нетерпеливо расстегивать скучное черное платье, которое я ношу повседневно, а потом помогает мне облачиться в роскошный наряд.
Мне страшно неловко, что миледи одевает меня, словно она служанка, а я госпожа. Но она, похоже, не чувствует несуразности ситуации и даже наслаждается происходящим. Продолжая весело болтать, она застегивает на мне платье, закрепляет в моих волосах жемчужную диадему с бумажными цветами, а потом подводит меня к зеркалу и восхищенно восклицает:
— Ну вот! Полное преображение!
Она стояла позади меня, покровительственно положив руки на мои обнаженные плечи, и вместе со мной разглядывала мое отражение.
Платье пришлось мне в самую пору, поскольку мы с миледи были примерно одного роста и, несмотря на возраст, она сохранила стройную фигуру, почти как у меня. Меня поразило наше с ней внешнее сходство — обе темноволосые, с одним складом лица; нас вполне можно было принять за мать и дочь. Вероятно, такая же мысль пришла в голову и миледи: она вдруг вздрогнула и быстро убрала руки с моих плеч.
— Боже мой! — тихо вскрикнула она, обращаясь больше к себе самой, нежели ко мне. А потом еще тише добавила: — Мне не показалось!
— Что-нибудь не так, миледи? — спросила я, озадаченная ее словами.
— Не так? Что может быть не так? Просто сейчас… при этом освещении… вы очень похожи на одного человека, которого я знала когда-то. Вы всегда напоминали мне этого человека, но сегодня… здесь и сейчас… сходство поистине поразительное. Оно меня немножко ошарашило.
— Тоже друг? — спросила я.
На сей раз миледи не ответила, но повернулась, подошла к туалетному столику и открыла костяную шкатулку с драгоценностями.
— И еще одно, для полноты картины. — Она извлекла из шкатулки изящное ожерелье с бриллиантами и опалами и подступила ко мне с ним.
— О нет! — запротестовала я, отпрядывая в сторону. — Я не могу… правда не могу!
— Глупости! — Она защелкнула застежку у меня на шее и отступила назад, любуясь результатом. — Вы рождены, чтобы носить такие украшения. Взгляните, как естественно оно на вас смотрится.
Это была правда. В зеркале отражалось истинное воплощение высокородной леди, привычной к роскоши и дорогим вещам. «Ну и где теперь прежняя скромная горничная?» — подумала я.
Потом я случайно бросила взгляд в шкатулку, по-прежнему стоявшую открытой на туалетном столике. Среди россыпи колец и браслетов на темно-красной плюшевой подкладке я заметила ключик на черной шелковой тесемке. Это сразу возбудило во мне любопытство: если есть ключ, значит, где-то должен быть и замок.
— Пойдемте, Алиса, — сказала миледи, беря меня за руку. — Пора спускаться вниз. Гости уже ждут.
II
Слабая память мистера Шиллито
Рождественские гости, числом тридцать человек, уже собрались в Китайской гостиной. При нашем с миледи появлении все головы поворачиваются к нам.
Во внезапно водворившейся тишине мы медленно обходим всю экстравагантно обставленную комнату, и миледи рекомендует меня всем гостям по очереди: «Мисс Горст, моя новая компаньонка».
Я с радостью вижу среди приглашенных мистера Роксолла, и, когда миледи отворачивается и заговаривает с сэром Лайонеллом Войси, мы с ним перекидываемся парой слов насчет моего предстоящего визита в Норт-Лодж.
Когда меня представляют кузену миледи, майору Хант-Грэму, к нам подходит мистер Рандольф.
— Добрый вечер, мисс Горст. Надеюсь, вы в добром здравии, — таковы первые его слова, обращенные ко мне.
Потом мистер Рандольф делает мне комплимент по поводу моего очаровательного вида и спрашивает, как я поживала и чем занималась, пока он был в Уэльсе. Он задает обычные вежливые вопросы и получает обычные вежливые ответы, но глаза его словно говорят на другом языке. Похоже, разлука сделала свое дело в полном согласии с пословицей: стоя здесь, среди занятых светской болтовней гостей и снующих взад-вперед слуг, я вдруг ясно понимаю, что мистер Рандольф Дюпор в меня влюблен.
Я польщена, но одновременно встревожена, ибо удовольствие, которое я позволяю себе испытать, тотчас умеряется сознанием, что я никогда не отвечу ему взаимностью. Мистер Рандольф нравится мне почти как никто другой, но я не люблю его и не полюблю никогда.
Мой будущий муж может быть красивым или не очень, молодым или старым; он должен возвращать мне любовь в полной мере, быть добрым, заботливым и всегда и во всем обращаться со мной как с ровней (смелое желание, но я верила, что на свете есть такие мужчины). А прежде всего он должен быть человеком, способным многому научить меня, как научил мистер Торнхау, и иметь близкие мне интеллектуальные интересы. Мистер Рандольф добросердечен, внимателен к другим и пользуется всеобщей приязнью, но у него нет тех умственных качеств, какими обязательно должен обладать мой возлюбленный.
Мистер Персей, напротив, гораздо больше похож на мой идеал: поэт, человек образованный, с тонким вкусом и пониманием прекрасного, имеющий дополнительное материальное преимущество как наследник древнего титула и баснословного состояния. Помимо всего прочего, он окружен ореолом таинственности, неизменно пленяющим воображение романтически настроенных барышень вроде меня. С первой же нашей встречи он возбудил во мне острый интерес. Я почувствовала в нем скрытую глубину, которую хотелось исследовать. Младший брат живет с душой нараспашку, он всегда такой, какой есть, — открытый, искренний и незатейливый. Мистер Персей замкнут, молчалив, постоянно настороже. Какие тайны он стережет? Свидетельствует ли этот невозмутимо-самодовольный вид всего лишь о надменном и скрытном характере или все-таки в груди его бьется уязвимое и чувствительное человеческое сердце?
