Юхан Теорин - Санкта-Психо

Но надо же что-то сказать…

– Вам нравилось работать в больнице?

Леген молча посасывает трубку.

– Я хочу сказать… вы же там провели очень много времени.

– Всю жизнь. – Леген выпустил наконец густой клуб довольно ароматного дыма. – Но я никого не убивал. No, nein, njet… Я и попал-то сюда из-за мамаши.

Ян молча ждал продолжения.

– Мамаша была гулящая… у детей отцы все разные. Тридцатые годы… пила как подорванная, снимала парней по кабакам и нисколько этого не стеснялась. Ее и поместили в Патрицию, вроде бы лечиться от алкоголизма. В те годы Патриция была обычной психиатрической лечебницей. Общего, так сказать, профиля. А я еще ребенком был, ну и меня заодно сюда сунули. Здесь и остался.

– Значит, вы никого… ножом не пыряли?

– Сплетни, – коротко сказал Леген. – Сплетни потому и сплетни, что никогда не кончаются.

Ян кивает. Людям надо доверять.

– Тогда у меня есть вопрос… – медленно говорит он. – При пожарной тревоге… ну, если там, наверху, начнется пожар, что делает персонал прачечной?

– Это мы знаем, тренировались. – Леген отвечает так, будто он и до сих пор там работает. – Если не задохнемся от дыма, должны выключить машины и идти к выходу.

– Значит, лифтом не пользуетесь?

– А кто будет пользоваться лифтом, если он горит?

Оба замолкают. Леген прячет недокуренную трубку, достает из пластикового пакета литровую бутылку желтоватой жидкости и ставит на стол:

– Выпей. Может, не из самых удачных. Но сойдет… Все равно на выходе моча.

– Спасибо…

Опять тишина.

– Хочешь кого-то вытащить оттуда? – неожиданно спрашивает Леген.

– Нет, что вы! – машинально восклицает Ян. – Нет, я только хочу…

– Если да, то выбирай, кто заслужил… Таких немало. Многих так называемых больных надо бы поменять местами с идиотами здесь, на улицах. С этой ведьмой, к примеру.

Побег не удался. Ян понял это, когда услышал шум, крики в коридоре. И звук разбитого стекла.

Он прислушивался к суматохе за дверью, но ничего не предпринимал. Сидел и лихорадочно продолжал рисовать очередную серию о Затаившемся и Банде четырех. Крики, бег, звон и хруст осколков.

Где-то громко хлопнула дверь. Опять крики. Многоголосые, целый хор.

И все затихло.

Он подождал немного и осторожно выглянул в коридор.

Никого.

Постучал в дверь Рами – никто не ответил.

Теперь-то он знал, куда они ее отвели.

Спустился в подвал, огляделся и побарабанил костяшками пальцев в запертую дверь Дыры:

– Рами!

– Я здесь. – Голос, приглушенный толстой дверью.

– Что случилось?

– Меня заметила одна… и заверещала. Знаешь, как привидения верещат? Я ее ударила…

Она говорит про одну из бледных девчонок в отделении, сообразил Ян. Пациентка Юпсика.

– Значит, санитары изловили Белку…

– Они сразу меня схватили… я даже во двор не успела выскочить. Я отбивалась, кусалась, но их было четверо. Как в твоей банде, Ян.

Что на это сказать? Никого не победишь, Рами. Мы обречены на поражение.

Так он, во всяком случае, считал, пока не встретил Рами.

– И сколько они будут тебя здесь держать?

– Не сказали… Может, несколько лет. Но какое это имеет значение? Я знаю, что делать, когда выйду отсюда.

Больше вопросов Ян не задавал. Он знал, что Рами не сдастся никогда. Он долго сидел около двери и ждал. Чего? Он и сам не знал. Ему казалось – он, сидя здесь, перед запертой дверью, каким-то образом поддерживает Рами.

– Если ты опять задумаешь бежать… я с тобой, – сказал он наконец.

– Правда?

– Да.

Правда. Он не хотел покидать свое убежище в Юпсике, но с Рами был готов идти на что угодно и куда угодно.

– А ты знаешь, куда я поеду?

– Куда?

– В Стокгольм. Там моя старшая сестра.

– Так…

– Организуем группу. Будем давать концерты на площади Сергеля. На собранные деньги запишем альбом.

– А как же наш договор?

Она помолчала там, за дверью.

– Этим можно заняться и позже… ты можешь выполнить свою часть договора и позже. И я выполню, будь уверен.

– О’кей, – сказал Ян и встал. – Мне надо идти, Рами… у меня беседа.

– Ну да… у тебя своя психобалаболка. Только дядька.

– Да… но он нормальный. Слушает.

– Я тоже тебя слушаю.

– Я знаю.

– Придешь вечером ко мне, если они меня выпустят?

Ян густо покраснел. Как хорошо, что она его не видит.

– Я… – начал он.

Я люблю тебя, Рами, – вот что он хотел сказать. И не сумел.

– Почему вы нас запираете?

– Запираем? – спросил Тони.

– В подвале… в Дыре.

– Только в тех случаях, когда кто-то ведет себя буйно. Чтобы защитить ребят от самих себя. Мы же не навечно изолируем пациентов. Временно. Ждем, пока они придут в себя… вообще все вы здесь временно. – Он наклонился к Яну: – А как ты себя чувствуешь?

– Нормально…

– Подружился с кем-нибудь?

– Не знаю… может быть.

– Очень хорошо. А как с деструктивными мыслями, которые у тебя были? Все прошло?

– Думаю, да… – неуверенно сказал Ян.

– Скоро домой?

Они хотят от меня избавиться. вы здесь временно. Его место нужно еще кому-то.

– Не знаю…

– Не знаешь… Но ты же не можешь оставаться здесь вечно?

Ян промолчал.

Если бы у Рами сработал план побега… если бы ее с ним не было, тогда почему бы не остаться в Юпсике на всю жизнь? Никогда больше не встречаться с Бандой четырех…

– Поедешь домой, опять пойдешь в школу. Тебя ждут друзья, начнется новая жизнь. И подумай, кем бы ты хотел стать.

– Кем бы я хотел стать?

– Да… какую профессию тебе хотелось бы иметь?

Ян никогда об этом не думал, но ответил почти сразу:

– Наверное, учителем.

– Почему?

– Заботиться о детях. Защищать их.

После беседы с психотерапевтом Ян долго бродил по коридорам. Скоро ужин, из телевизионной комнаты доносились неразборчивые голоса. Он спустился в подвал, но дверь в Дыру была открыта настежь. Рами выпустили.

Через четверть часа она пришла в столовую. Самой последней. Ян уже сидел за столиком у окна и с удовольствием ел спагетти с мясным соусом. Он поднял голову, но Рами не села рядом с ним – выбрала столик в углу. В последние дни они никогда не садились вместе. Никогда об этом не говорили, но оба не хотели, чтобы об их дружбе знал кто-то еще из больных или сотрудников Юпсика.

Но она все равно на него многозначительно поглядывала..

После ужина Ян вернулся в свою палату и долго сидел, ни о чем не думая. Смотрел на белую стену и ни о чем не думал. Ни о чем.

Скоро домой.

Но он вовсе не хотел домой… Тебя ждут друзья. Никакие друзья его не ждут. Только Банда четырех.

Через полчаса Ян услышал, как открылась и закрылась дверь в соседней палате.

Выждал немного.

В девять часов свет в коридоре погас. Горели только плафоны приглушенного дежурного света.

В четверть десятого он выскользнул из палаты и подошел к двери Рами.

Оттуда доносилось неразборчивое бормотание – Рами говорила с кем-то по украденному телефону. Он подождал, пока разговор закончится, и осторожно постучал.

Она чуть приоткрыла дверь. Совсем чуть-чуть, узенькая щелочка. Хотела, наверное, убедиться, что это он, а не кто-то другой.

– С кем ты говорила?

– С сестрой. Говорит, она меня ждет. Я ей нужна.

– Значит, ты в Стокгольм?

– Ты же знаешь.

– Когда?

– Завтра. Рано утром. Ты приедешь?

Ян кивнул и вынул из кармана записку:

– Здесь мой адрес… Они говорят, мне пора домой, так что все равно… Они хотят выписать меня из Юпсика.

Рами сунула записку в карман джинсов и пристально посмотрела на Яна:

– А ты хочешь остаться здесь?

– Иногда… Здесь спокойно. И ты здесь.

Она подняла руки и обняла его:

– Мы отомстим Балаболке и твоей Банде четырех. Обещаю.

49

Ян сидит у себя дома и читает заголовки в старой газетной вырезке. Снова и снова.

Чудовищное преступление… Что имел в виду журналист? Преступление, совершенное чудовищем. То есть существом не таким, как мы. Не таким, как я, который пишет эту статью, и не таким, как ты, который ее читает.

Кем-то другим. Но кем?

Вечер пятницы. Он вернулся с работы. До пожарных учений ровно неделя. План Лилиан – припереть Ивана Рёсселя к стенке в комнате для свиданий – нисколько не изменился. Они с Ханной теперь шепчутся не только друг с другом, но и с Яном тоже. Какой смысл что-то от него скрывать, если он и так все знает? Лучше удостовериться лишний раз, что он по-прежнему их поддерживает.

Ян видел главного врача. Ехал на велосипеде с работы, а доктор Хёгсмед шел широким шагом. Узнал Яна и поднял руку. Ян улыбнулся в ответ.

Хёгсмед исчез за стальными воротами. Наверное, пошел в свой кабинет проверять на ком-то другом свой шапочный тест.