Р. Моррис - Благородный топор. Петербургская мистерия
— Неужто он нас вскоре уже покинет? — с сокрушенным видом вопрошала особа средних лет, ханжески возводя глаза к потолку, что не мешало ей, однако, держать на отлете лорнет и через него прицельно разглядывать вошедших.
Тучный красномордый купчина выкатил вперед, на всеобщее обозрение, кресло-коляску с девушкой лет восемнадцати.
— Пусть он Лароньку мою вперед всех примет! Скажите ему, пускай непременно ее первую посмотрит!
Девушка зарделась (что было ей, кстати, весьма к лицу). На секунду встретившись взглядом с молодым исправником, она отвела глаза.
— Старец знает, что вы все здесь, и все вы за чем-то пришли. Но вызывать он будет вас сам, как сочтет нужным, — взялся наводить порядок брат Иннокентий.
— Вы вспомните, сколько я денег на храм пожертвовал! — одышливо наседал купчина.
— Папенька! — одернула его Лара.
— Добродетель и щедрость ваша не осталась незамеченной. Но может, у других еще более срочная духовная нужда. А времени крайне мало. Так что на всех его все равно не хватит.
— Надо бы начать с меня, — голосом, не терпящим пререканий, бросил капитан-исправник Улитов.
Инок задумчиво на него посмотрел.
— А может, и так, — сказал он наконец негромко и вышел из комнаты.
«Нет, не слабоумный. И не простофиля», — определил Улитов.
Тучный купчина ухватил его под локоть.
— Христом-богом прошу, — взмолился он, — пусть он после вас мою Лароньку примет!
* * *В первую секунду лежащий на узкой постели старик и вправду показался Улитову неживым. Седые волосы окаймляли ему голову словно нимбом, черты аскетичного лица заострились. Неподвижное тело было, видимо, настолько невесомым, что под одеялами почти не различалось — то ли есть оно там, то ли нет. Одно слово: мощи. Между тем глаза у старца были открыты и отрешенно смотрели куда-то вдаль, вряд ли замечая кого-либо в комнате.
Это была скорее опочивальня, чем келья. Ложе старца окружали понуро стоящие иноки. Все негромко, слегка вразнобой, читали из Евангелия. Судя по всему, шло соборование.
— На старца то ясность нисходит необыкновенная, то он вдруг в забвение впадает, — пояснял шепотом брат Иннокентий. — Господь к нему, видать, уж взывает. Но я таки сумел насчет вашего прихода до него донести. Мол, высокий чиновник прибыл из управления, по неотложному делу.
— Да какой я высокий, — даже зарделся Улитов. Нашел тоже, как его фигуру представлять.
«Глупо. Глупо и фальшиво, насквозь, — смятенно думал он. — Оттого я и покраснел. Ишь вон как она на меня действует, вся эта братия».
— Только он все равно бы вас не принял, — продолжал брат Иннокентий. — Лишь когда я ему сказал, что вы неверующий, он кивнул — дескать, зови.
— Откуда ты знаешь, что я неверующий? Может, совсем наоборот?
— Вас по глазам видать. — Брат Иннокентий скрытно улыбнулся. — Сейчас как подойдете к ложу, тотчас на колени опуститесь и ждите, покуда он вас не заметит. Первым голоса не подавайте — он сам заговорить должен. А как очи прикроет, сразу уходите.
Улитов так и поступил. В то же время брат Иннокентий подобострастно прильнул к старцу, словно собираясь поцеловать, и пошептал ему что-то на ухо, после чего проворно отстранился (исправнику показалось, что он, отходя, подмигнул).
Невольно вдруг вспомнилось, как он сам ощущал себя под натиском бури — один, покинутый всеми, даже слугой. Вот когда рационализм его, можно сказать, дал трещину.
Глаза старца медленно, с неизъяснимой тоской обратились к казенному гостю.
— Спросить чего хочешь? — подал он голос. Губы умирающего едва шевелились, поэтому впечатление было такое, будто голос доносится откуда-то извне.
Улитову почему-то сделалось стыдно.
— Прошу прощения, что нагрянул в такой час, — произнес он вполголоса пустые слова.
Отец Амвросий устало прикрыл глаза. Как, неужто всё? И хотя вопросы задавать было считай что и необязательно (указание попасть к келейнику так или иначе выполнено), подниматься исправник медлил. Почему-то хотелось продлить этот момент. Но когда он наконец решил уже вставать, отец Амвросий открыл глаза снова.
— В Бога, стало быть, не веруешь?
— Ни, простите, в него, ни в бессмертие души.
Тонкие губы в волнах седой бороды тронуло подобие улыбки — или же это был отзвук страдания.
— А что ж тогда?
— Простите, что именно?
— Что ж службу свою справляешь, коль в Бога не веруешь? Зачем оно?
— Ну как. Есть же законы. Они должны как-то соблюдаться. Люди должны уважать права друг друга. Право на жизнь, например. Таковы общественные устои. Все объясняется рациональностью. — Неожиданно для себя Улитов понизил вдруг голос и сообщил спешно, будто в свое оправдание: — Да это не мое дознание. Это я так, по указанию из Петербурга.
— Начальство, стало быть, прислало? — Да.
— И чего ему надобно, тому начальству?
— Хотелось бы знать, не был ли здесь в Оптиной пустыни некто Симонов Осип Максимович, числа эдак с девятого ноября по двенадцатое декабря?
— Брата Иннокентия спроси. Он за всеми ими приглядывает — кого пищей, кого беседой взбодрит.
— Мне было велено спросить именно у вас.
Взгляд старца как-то осовел, ушел вглубь себя. Улитов уже пожалел, что докучает ему всеми этими расспросами.
— Был кто-то под таким именем.
— Именно в эти дни?
— У ключаря спросишь, он им учет ведет.
— Благодарю.
Исправник собирался было встать, но взгляд келейника, исполнившись вдруг неведомой силы, удержал его на месте. Чувствовалось, что каждое движение старца может оказаться последним, и это придавало происходящему некую таинственную значимость.
— И ничего больше узнать не хочешь?
Прежде чем ответить, Улитов смущенно помолчал.
— Зачем… Почему вы согласились меня принять?
— Скажу, — трудно сглотнув, откликнулся старец. — Хотел напоследок безбожнику в глаза взглянуть. Безверие исцелить.
И действительно взглянул: проникновенно, с печальной возвышенной кротостью.
— И… и что вы видите? — спросил Улитов, теряя вдруг в себе всякую уверенность.
— Страх вижу. — Отец Амвросий устало смежил веки. — А вот мне не страшно, — чуть слышно выдохнул он.
Улитов смутно ощутил, как его кто-то поднимает на ноги и уводит.
— Господи, верую! — выкрикнул он уже на пороге. Крик этот, похоже, никого особо не удивил.
* * *Возвратясь в комнату с чопорной публикой, Улитов стыдливо избегал смотреть на девушку в инвалидном кресле. Он ощущал, что предал ее в угоду какой-то низменной, а главное, совершенно никчемной цели.
— Ты сказал старцу-то про Лароньку? — допытывался у него купчина. — Сказал, чтобы он ее принял?
Улитин лишь сокрушенно покачал головой. Через какое-то время в комнату вышел брат Иннокентий. Губы иноку коверкала странная улыбка.
— Отец наш Амвросий преставился! — возгласил он и заплакал.
Все со скорбными вздохами стали опускаться на колени и истово креститься, в их числе и Евгений Николаевич Улитов, некогда капитан-исправник. Лара в своем кресле-каталке тихо плакала.
Глава 23
БАСТАРДЫ ЮПИТЕРА
— Это что, правда? — грянул с порога Никодим Фомич, не успев даже прикрыть за собой дверь в апартаменты Порфирия Петровича. Проходить в кабинет он, судя по всему, не намеревался, а просто дожидался от следователя ответа.
Порфирий Петрович, пустив синеватый клуб дыма, смахнул с рукава случайно попавший пепел.
— Вы насчет чего? — моргнув, переспросил он, отвлекаясь от разложенных на столе бумаг.
— Насчет чего? Насчет того, что наше превосходительство господин Липутин тронулся окончательно!
— Ах вот вы о чем. — Порфирий Петрович с невозмутимым видом подал главному суперинтенданту рескрипт с прокурорским вензелем — Тут говорится, чтобы я передал на доследование господину Липутину дела о смерти при подозрительных обстоятельствах Степана Горянщикова, Тихона Кутузова и Константина Говорова. Доследованием займется он лично. Аудиенции с господином прокурором я жду всякую минуту.
Никодим Фомич, пробежав глазами рескрипт, бросил его на стол.
— Но это же чушь несусветная, Порфирий Петрович! «Серьезные процедурные просчеты», «безосновательное отклонение фактов медицинской экспертизы»… Кто, как не ты, доказывал ему справедливость выводов Первоедова! Ведь это же не ты, а он от них отмахнулся!
— В прокурорском ведомстве не ошибаются.
— Его превосходительство, я извиняюсь, осел! Он все дело загубит, и результатов следствия ему не видать как своих ушей!
— Я полагаю, он считает, что следствие я уже провел.
— Вот как! В самом деле? И каков итог? Порфирий Петрович пожал плечами.
— Да так, есть кое-какие начатки. Круг подозреваемых действительно сузился.
