Марсель Монтечино - Убийца с крестом
— Пиво здесь есть? — спросил Голд. Замора с полным ртом покачал головой.
Они молча ели, обливаясь потом и задыхаясь от жары. Повар принес пару бутылок кока-колы, и они смогли наконец запивать пишу.
— А что там с этими уличными мазилами, которых мы якобы ловим?
Голд прожевал сандвич и сквозь зубы спросил:
— О чем ты?
Замора пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он, пытаясь удержать жирный расползавшийся сандвич. — Мы ведь их поймаем?
Голд отправил в рот очередную порцию польской колбаски с сыром и проговорил:
— Может, да, а может, нет. Лучшее, на что можно надеяться, — это то, что все это затянется, отпадет само собой, а мазилки больше нас не побеспокоят. Тогда можно продолжать быть копами.
— Ты действительно думаешь, что это просто «детские игры»?
Голд ткнул в Замору пальцем.
— Ты меня пойми. Я не говорю, что мы имеем дело с хэллоуинскими проказниками. Эти бойскауты испоганили стены мерзкими и оскорбительными словами.
— Может, это правое крыло неонацистов?
— Ты имеешь в виду «Смиренное братство», «Арийскую нацию», Калифорнийский клан? Кого-то из них?
— Да.
— Думаю, все может быть. Я уже чертовски стар, кажется, всего навидался. Но всегда найдется что-то новенькое, чтобы загнать тебя в угол. Все может быть.
Замора покончил со своим чиллибургером и вытер бумажной салфеткой рот.
— Знаешь, я никогда не мог понять все эти дикие шайки ненавистников и что ими движет.
Голд пожал плечами, продолжая жевать, сказал:
— А что тут понимать? Они людей не любят.
— Но я имею в виду не просто «не любить людей», а ненавидеть отдельные группы людей, людей другого сорта, не как они сами... Понимаешь, о чем я? Это как-то так... так... не по-американски, что ли.
Голд покачал головой.
— Не будь наивным, Шон. Фанатизм — такое же американское явление, как и Четвертое июля. Сто тридцать лет назад в этой стране ты мог владеть человеком, если у него был другой цвет кожи. То же и с антисемитизмом. Среди лучших американских граждан немало ярых антисемитов. Генри Форд. Чарльз Линдберг. Эрнест Хемингуэй. Люди, которые хотели бы, чтобы мы выиграли войну только после того, как Гитлер закончил свою работу.
— Почему все так ненавидят евреев? У меня тетка через слово повторяет «проклятые жиды». Почему именно евреи?
Голд умоляюще сложил руки.
— Из нас двоих это ты не еврей. Ты мне и ответь.
— Я не знаю, Джек, — беспомощно проговорил Замора.
— А я тем более, — Голд зажег сигару, погасшую в маленькой пластмассовой пепельнице. Затянувшись, он продолжал: — Послушай, причина, которая лежит на поверхности, — мы, мол, убили вашего Христа, и все такое прочее. Но я полагаю, что есть и настоящая причина. За всю мировую историю евреи отказывались быть тупыми неудачниками. Люди ненавидят их — нас — за это. Ведь в любой стране, в любом деле, если еврей посвящает себя чему-то — уборщик это, или продавец, или ассенизатор, — в любом деле им лучше удается не вымазаться в дерьме. Евреи отказываются лакействовать. Уж если две тысячи лет назад они не соглашались быть «слушаюсь-что-прикажете», то уж тем более теперь не соглашаются. Если еврей занят каким-то делом, он всегда считает, что можно сделать его еще лучше. Он всегда хочет стоять во главе дела.
Замора улыбнулся.
— Тогда почему бы тебе не стать начальником вместо Гунца?
— Это цель для кого-то другого. Не для меня. — Голд поднялся. — Пойдем-ка вернемся в офис. Там по крайней мере прохладно. Сколько мы должны твоему брату?
Замора тоже встал.
— Все уже улажено. Я даю тебе взятку за то, что ты разрешил мне сегодня прийти позже.
Голд ухмыльнулся.
— Меня, конечно, можно подкупить, но не сандвичем с польской колбаской.
Они рассмеялись и вышли на улицу.
12.15 дня
Продавец, сидевший за прилавком оружейного магазина, оторвал взгляд от очередного номера журнала «Солдат удачи» и посмотрел на Уолкера. Тот вошел в магазинчик, сопровождаемый громким звоном электрического «сторожа» на двери. Тощий, узкогрудый мужчина-продавец был одет в маскировочный комбинезон, походные ботинки и военную летную куртку. За кожаным ремешком на ноге красовалось четырнадцатидюймовое лезвие ножа «под Рэмбо», а над козырьком зеленой бейсбольной шапочки сверкали золотом перекрещенные кости и череп. Огромный комок жвачки за щекой придавал ему сходство с бурундуком.
— Чего желаете, начальник?
Уолкер нервно заулыбался. Потом сделал серьезное, искреннее лицо.
— Я хочу купить оружие.
— Ну, тогда ты на верном пути. — Продавец перекинул жвачку к другой щеке и закрыл «Солдата удачи». — Если бы ты пришел за детской погремушкой, я бы тебе сказал, что ты ошибся адресом. Но раз тебе нужно оружие, то мы поладим. Какую «пушку» ты хочешь?
Уолкер пожал плечами и снова улыбнулся.
— Я не знаю.
Продавец наклонился к нему через прилавок.
— Почему бы тебе не сказать, для какого дела тебе нужна «пушка»? И мы бы вместе подобрали тебе подходящую железку.
— У меня... Я развожу газеты, — запинаясь, начал Уолкер. — И я иногда работаю по ночам. Ну и бывает, что налетаю на... ну, вы сами знаете...
— На ниггеров?
— Ну да.
— Грабят?
— Только раз. А так-то все больше пугают.
Продавец внимательно посмотрел на плечи и руки Уолкера.
— Похоже, что тебя не так-то просто запугать.
— Они часто вооружены, нападают втроем-вчетвером.
— Так, а тебе нужно, чтоб было чем их встретить?! Небольшая «пушка» в кармане?
— Точно.
— Для самозащиты.
— Точно. — Уолкер радостно улыбнулся.
Продавец нырнул под прилавок.
— У меня как раз есть то, что тебе надо. — Когда он выпрямился, в руках у него был серебристый «смит-и-вессон» 45-го калибра. — Черт побери! Что может быть лучше! — Он протянул Уолкеру револьвер вперед рукояткой. — Когда хочешь, можно любого негритоса остановить. Только покажи эту дьявольскую игрушку. Черномазые выродки. Ненавижу их всех. Нажми вот здесь.
Нажав на кнопку, Уолкер открыл барабан и снова его захлопнул. Он прицелился и нажал на курок. Раздался резкий механический щелчок.
— Видать, ты в этом деле не новичок.
— Не совсем.
Воспоминания замелькали у Уолкера перед глазами, как вспышки кадров в старом кинофильме на самодельном экране: вот его пьяный отец едва держится на ногах, а вот и он сам стреляет по консервным банкам. И каждый раз, как он промахивается, отец с размаху бьет его по шее. Каждый раз, как пуля со звоном пробивает жестянку, старик смеется и делает еще один огромный глоток виски.
— Ну, значит, ты «пушкам» цену знаешь, — продолжал продавец. — А за эту я с тебя много не возьму.
— Сколько?
— Сто девяносто пять. А с кобурой еще двадцать.
Уолкер достал из кармана джинсов пачку помятых и грязных банкнот. Продавец выложил на прилавок розовую карточку.
— Заполни это, пока я выпишу чек.
— Что это?
— Тест на благонадежность, чтобы получить разрешение на личное оружие. Заполни, заплати по чеку — и через две недели игрушка будет твоей, начальник.
— Через две недели?
— Здесь эхо, или мне показалось? Закон есть закон, начальник. В штате Калифорния следят, чтобы личное оружие не попадало в плохие руки. Тут что-то не так? Может, ты видел, как какой-нибудь ниггер заполнял такие бланки? Они-то свои «пушки» добывают, врываясь в дома к белым.
— Но мне этот револьвер нужен сейчас.
— Ничего не поделаешь, начальник. Это не от меня зависит. А почему бы тебе не купить дробовик? И ждать не придется. — Продавец кивком указал на стойку с дробовиками у дальней стены.
Уолкер долго смотрел на стойку и наконец снова обратился к продавцу:
— Это мне тоже пригодится. Но сначала мне надо «пушку», которую можно держать в руке.
Продавец засмеялся.
— Ты можешь и за свой член подержаться, начальник. — Увидев, что Уолкер не смеется, он добавил: — Нам всем что-то надо, начальник.
Уолкер завороженно смотрел на револьвер, словно ребенок, который не может отвести взгляда от недоступной игрушки. Наконец он поднял глаза на продавца, тот пристально его рассматривал.
— Мне и вправду он срочно нужен.
Продавец зачавкал жвачкой и поскреб между ног.
— Ты прошел Вьетнам, верно, начальник?
Уолкер на мгновение заколебался.
— Само собой.
Продавец ударил кулаком о ладонь.
— Я так и знал! Уж я-то всегда сумею отличить «вьетнамца» от какого-нибудь слизняка. Я и сам два года там оттрубил. С шестьдесят девятого по семьдесят первый. А ты когда был.
— В шестьдесят шестом.
— О, в самом начале? А на вид ты не так стар. Морской десант? Ты похож на десантника.
Уолкер кивнул.
— Я так и понял. «Голубые береты» не спутаешь ни с кем. Ты был в первой дивизии?
— Да. Ну, теперь-то как насчет револьвера?
Продавец перегнал жвачку за щеку и улыбнулся.
— Этот я, конечно, тебе продать не смогу — он зарегистрирован. Но я не допущу, чтобы парень, прошедший Вьетнам, расхаживал без «запаски». Подожди-ка здесь. Я сейчас. — Продавец скрылся за защитного цвета ширмой, закрывавшей проход в складскую комнату. Через несколько минут он вернулся. В руках он держал большую черную «пушку» с длинным стволом. С видом заговорщика он сказал:
