Марк Олден - Власть
На нем был дешевый костюм из полосатой ткани, темные очки и голубые кожаные туфли – все эти подержанные вещи он приобрел в лавках китайского квартала. На шее у него висели бамбуковые четки. Желтая роза на лацкане его пиджака была взята из цветочного подношения, которое он несколько минут назад сделал деве Марии в церкви Квипо, – его привычный ритуал перед поджогом. В церкви он зажег свечу в память о Хузи и дал денег священнику, чтобы тот отслужил сто месс за упокой ее души.
Выключив зажигание, Баколод опустил голову на руль и зарыдал. Хузи любила его таким, каким он был. Никто не любил его так, как она. До того, как она вошла в его жизнь, Баколод был уверен, что все его ненавидят. Благодаря Хузи, он открыл самого себя и обрел самоуважение.
Без нее он снова чувствовал страх и беспокойство. Ему казалось, что везде его подстерегают опасности. Такой душевной пустоты он не ощущал с тех пор, как в детстве находился в приюте для сирот. Убив ее, ДиПалма убил и самоуважение Баколода. Чтобы вернуть его, Баколод должен убить ДиПалму.
Пока поджигатель негромко плакал на переднем сиденье «тойоты», из темного входа в магазин статуэток вышли две молоденькие тонкокостные проститутки, чьи глаза и зубы отсвечивали зеленым цветом в ярком освещении улицы, и направились к машине. На обеих были белые кожаные мини-юбки, блузки с длинными рукавами, серьги в виде колец и парики. Одна из них нервно вертела зонтик от солнца, другая курила сигарету с марихуаной и опиумом, сжимая ее пальцами с длинными разноцветными ногтями.
Баколод посмотрел на них с презрением. Их выдавали широкие плечи, большие руки и кадыки. Проклятые трансвеститы. Он ненавидел гомосексуалистов; если бы это зависело от него, он бы их всех поотправлял в концентрационные лагеря.
– Валите отсюда, проклятые извращенцы! – закричал он. – Чтоб вы скорее от СПИДа подохли, вонючие ублюдки!
Его ярость заставила их быстро возвратиться к входу в магазин: спотыкаясь на тонких каблуках, они проклинали его на английском, испанском и тагальском.
Баколод начал глубоко дышать, втягивать воздух, представляя, как он окутывает его мозг, проникает в диафрагму. Глубокое дыхание успокаивает душу, говорила Хузи. Она выполняла дыхательные упражнения во время ежеутренних двадцатиминутных занятий йогой под классическую музыку. Хузи была культурной женщиной.
Сделав вдох, Баколод почувствовал запах бензина. Он исходил от картонного ящика на переднем сиденье справа от него. Этот ящик с этикеткой, указывающей на то, что когда-то в нем были бананы, был обмотан рваным голубым полотенцем и содержал пустую бутылку из-под рома, три книжечки спичек и двухлитровую канистру с бензином.
Опустив подбородок на руль, Баколод внимательно посмотрел на полицейский участок, расположенный справа от него в дальнем конце квартала. Перед участком детектив в штатском оперся на одну из трех припаркованных у обочины машин и беседует с тремя проститутками женского пола. Через несколько минут Фрэнк ДиПалма выйдет из полицейского участка и Баколод сожжет его заживо. Прямо возле участка. Смерть Баколода не пугала. Он беспокоился только о том, как убить ДиПалму.
К черту Чарли Суя, полицию, всех к черту. Баколод все равно отомстит за смерть Хузи. А там будь что будет.
Он усмехнулся, вспомнив, как легко было ему выяснить местонахождение ДиПалмы. В газетах упоминалось название отеля, в котором останавливался ДиПалма, и Баколод отправился туда, чтобы выяснить, когда тот вернется. Он пришел в отель ночью, когда в вестибюле было мало людей. В отделе регистрации он быстро показал свой значок охранника и заявил, что является полицейским, работающим над делом ДиПалмы. Кто-нибудь интересовался американцем?
За несколько минут Баколод узнал, что ДиПалму высылают из страны, и что в отель приходили два полицейских, которые собрали его вещи и увезли их в участок на Мабини-стрит. Американца повезут оттуда в три утра. Скатертью дорога, сказали члены администрации отеля. Больше мистера ДиПалму здесь никогда не поселят.
Из-за репортеров, сотрудников американского посольства и американских государственных деятелей отель получил очень плохую рекламу. Очень хорошо, сказали Баколоду, что решили потихоньку выдворить из страны смутьяна. Он согласился: действительно, очень хорошо.
Сидя в «тойоте», он вдруг схватился за руль обеими руками. Несколько полицейских в форме и с оружием вышли из участка и остановились возле дежурных машин. На ступеньках, ведущих в участок, стояли четверо в штатском, двое из которых были американцы, и негромко переговаривались между собой. Один из них нервно поглядывал на часы.
На другой стороне улицы собралась небольшая толпа ночных людей – проститутки женского и мужского пола, водители такси, нищие – которые заинтересовались происходящим. ДиПалма вот-вот должен был появиться. Баколод чувствовал это нутром. Он облизал губы. Член его начал напрягаться.
С заколотившимся от волнения сердцем он отвинтил крышку с канистры и осторожно, не пролив ни капли, наполнил бензином бутылку из-под рома. Когда бутылка заполнилась на три четверти, он прекратил наливать бензин, положил бутылку между ног и снова плотно прикрутил крышку канистры.
Затем он положил канистру на пол, оторвал от полотенца кусок и засунул его в бутылку. Мысли о пожаре заставили его забыть, о Хузи. Когда он посмотрел на полицейский участок, оттуда выходил ДиПалма, Баколод узнал американца по фотографиям в газетах. Крупный седой мужчина стоял на ступеньках в окружении четырех человек в штатском.
План Баколода был предельно прост. Подождать, пока ДиПалма сядет в машину, настигнуть её, бросить бутылку и умчаться. В Маниле лишь немногие счастливые обладатели кондиционеров могли позволить себе ездить с поднятыми стеклами. Все четыре окна в машине Баколода были открыты.
Когда ДиПалма начал спускаться по лестнице, Баколод нащупал книжечку со спичками. Когда полицейский в форме открыл для ДиПалмы заднюю дверцу среднего автомобиля, Баколод зажег спичку и коснулся пламенем кусочка ткани, свисавшего с наполненной бензином бутылки. Ткань моментально вспыхнула.
Неожиданно стекла «тойоты» взлетели вверх со стуком. Все четыре окна оказались закрытыми. Щелкнули замки дверец. Кто-то запер Баколода в его собственной машине. Что, черт возьми, здесь происходит?
Поджигатель оглядел пустой салон машины и почувствовал, что его охватывает арктический холод. Затем машина наполнилась столь сильным зловонием, что в нос и рот ему ударил горячий, горький привкус непереваренной пиши. Кто это вздумал с ним шутить?
Он почувствовал, что ноги его намокли. Святая дева Мария. Из открытой канистры вытекал бензин, промочил его лодыжки и ступни, растекался по полу. Глаза его уловили яркий свет. В картонном ящике полыхало пламя. Воспламенились все книжечки спичек.
Картонный ящик быстро вспыхнул, пламя поднялось над его краями, достигло залитого бензином пола. Вытащи фитиль из бутылки, пронеслось в уме Баколода. Сделай это немедленно. Потом открой дверцу и беги. Но он не мог поднять рук. Бензиновая бомба с горящим фитилем оставалась зажатой в его руках, которые он не мог поднять с колен. Он не был в состоянии пошевелить ни одной мышцей.
Он видел, как ДиПалма сел в машину, дверь за ним захлопнулась, и первая полицейская машина отъехала от обочины. Баколод пронзительно закричал, охваченный последним и самым жестоким отчаянием в его жизни. И вслед за его криком «тойота» превратилась в громадный огненный шар.
18
Манила
У Чарльза Суя был тяжелый разговор с Черным Генералом по радио – этому виду связи на большое расстояние Триада отдавала предпочтение. Телефонные разговоры и письменные, послания можно было легко подслушать и перехватить. Перехватить радиопереговоры было почти невозможно.
Суй боялся сообщать своему крестному отцу плохие новости. Черный Генерал мог выслушать неприятное известие спокойно, а мог рассвирепеть. Суй так боялся перепадов его настроения, что старался не вступать в контакт с Линь Пао без крайней необходимости.
Крестный отец Суя не любил, когда от него что-нибудь скрывали. Было бы самоубийством утаивать от него сведения о дискете, которую Рауль Гутанг передал Бенджи Лок Нэйню и сыну Фрэнка ДиПалмы. Черный Генерал старался сохранить в тайне свои отношения с Нельсоном Берлином. Обо всем, что касалось этой тайны, следовало немедленно докладывать ему.
Но Чарльз Суй не мог ввести крестного отца в курс дела без того, чтобы не сообщить ему о своей неудачной попытке отбить дискету. Вслед за этим неприятным сообщением ему пришлось сделать унизительное признание о том, что он потерял двух человек в схватке с Бенджи и его приятелем.
Суй неподвижно сидел в темном рабочем кабинете своего дома в парке Форбеса и слушал, как его называют глупым, нерадивым и недостойным покойного отца. На его лбу пульсировала вена. Ругань и оскорбления беспрерывно сыпались на него. Суй чувствовал, что у него начинается приступ мигрени.
