Джон Харвуд - Мой загадочный двойник
Пятница, 1 июня 1860
Дорогая Эмилия! Мне опять пришлось уверять Феликса, что я проливаю слезы над твоим письмом единственно от радости. Какое счастье, что Годфри снова стал самим собой и горит желанием вернуться к своей работе, — сколько же тревог и волнений тебе пришлось пережить! И какое облегчение, что ни вы, ни ваши соседи не видели никаких подозрительных личностей в округе.
У нас здесь тоже все спокойно. Человек со шрамом не вернулся и даже не являлся мне во снах. Феликс пребывает в чудесном расположении духа; вчера вечером он сказал, что в нашей любви обрел счастье, о каком и не мечтал. «До встречи с тобой даже в лучшие дни в душе моей всегда витало облако печали, — сказал он. — А в худшие дни царил кромешный мрак; я едва мог оторвать голову от подушки и каждую минуту страстно желал лишь одного — забыться беспробудным сном. Но теперь я полон света; я кормлюсь небесным нектаром и упиваюсь райским млеком, и облако печали бесследно рассеялось». По словам Феликса, именно поэтому он так мало спит; для него весь мир озарен сияющим светом, и он готов поверить, что люди могли бы летать по воздуху, когда бы имели достаточно веры в свои силы, — так апостол Петр спокойно ступал по водам, пока не поддался страху.
Вчера днем мы дошли по берегу до так называемой Колыбели Святого Балдреда — скалистой расселины в речном устье. Феликс настоял на том, чтобы взобраться на крайнюю скалу, хотя он не столько взобрался, сколько взбежал по зубчатому каменистому отрогу на высоту пятидесяти или шестидесяти футов, а потом прыгал с камня на камень на самой вершине, радостно размахивая руками, в то время как я наблюдала за ним снизу, обмирая от страха. Спустившись на берег, он заверил меня, что нисколько не боялся оступиться, но мне очень хотелось бы, чтобы немного бояться он все же научился, хотя бы ради моего спокойствия!
От Карбертона пока нет никаких известий, но сегодня утром в Данбаре интуиция подсказала Феликсу наведаться в судовое агентство. Там он узнал, что двадцать девятого июня из Ливерпуля в Рио-де-Жанейро отплывает пассажирское судно «Утопия». Усмотрев в таком названии доброе предзнаменование, он тотчас же заказал для нас каюту; плату за билеты нужно внести пятнадцатого числа, и Феликс уверен, что к тому времени сделка купли-продажи уже состоится.
Признаюсь, у меня сердце похолодело от этой новости — ведь двадцать девятое наступит так скоро! — но я исполнена решимости подавить дурные предчувствия. Феликс смотрит в будущее с превеликим воодушевлением, и мне просто страшно его разочаровывать. «Мы навсегда забудем о холодных пасмурных зимах! — воскликнул он, входя в дом. — Потому что в Рио-де-Жанейро тепло и солнечно круглый год». Хотя он уверен, что навсегда исцелился от меланхолии, с моей стороны было бы непростительным эгоизмом пытаться удержать его здесь, где зимы будут напоминать ему о той ужасной душевной тьме. Я сказала лишь, что мне очень тяжело навсегда расставаться с тобой, но Феликс весело ответил, мол, само собой, мы будем приезжать в гости. Возможно, немного пожив в Рио, он с радостью переберется куда-нибудь поближе — в Испанию, например, или на один из островов Греции (позавчера вечером он читал мне восхитительные строки из «Дон Жуана», где говорится о греческих островах). Тогда мы сможем проводить все лето в Англии (под Англией я разумею Неттлфорд, конечно же), обитать в наемном коттедже по соседству и видеться с тобой каждый день.
С любовью к тебе и милому Годфри,
твоя любящая кузина
Розина
Керкбрайд-коттедж
Вторник, 5 июня 1860
Дорогая Эмилия! Вот мы и сочетались законным браком, хотя сама церемония, проведенная суровым и (мне показалось) осуждающим нас священником в присутствии двух платных свидетелей, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу, оставила столь жалкое и тягостное впечатление, что по выходе из церкви я всплакнула и даже Феликс был заметно подавлен. День стоял погожий, но отмечать знаменательное событие нам совершенно не хотелось, и мы уже собирались вернуться домой, когда мой новоиспеченный муж заметил извозчичий двор и предложил нанять коляску до вечера. Быстрая езда вдоль побережья вернула нам хорошее настроение. Примерно в миле за деревней Скейтро мы увидели маленькую безлюдную бухту и привязали лошадей близ травянистой ложбины, где нам обоим в голову пришла одна и та же мысль: ведь фактически мы женаты не три часа, а уже три недели. Расстелив на траве плащи, мы предались любви, а когда потом я лежала под теплыми солнечными лучами, обнимая спящего Феликса (редкое наслаждение!), у меня было ощущение, будто мы при жизни вознеслись на небеса и парим в сиянии неземного света.
Уже через четыре дня я наконец заключу тебя в объятия. В пятницу утром мы выедем курьерским в Лондон и остановимся на ночь в отеле «Грейт-Нозерн», чтобы Феликс смог повидаться с мистером Карбертоном по поводу договора купли-продажи. Мне страшновато останавливаться в такой близости от Портленд-плейс, но Феликс, вопреки своим недавним словам, утверждает, что обвинение в похищении ему не грозит. «Тогда я был расстроен письмом Эдмунда и плохо соображал, — сказал он. — Ты моя законная жена, и, если кто-нибудь к нам пристанет, он у меня живо сядет под арест». Феликс наведается в контору мистера Карбертона в субботу утром, а потом мы сразу же поедем на Паддингтонский вокзал и прибудем в Неттлфорд самое позднее в шесть вечера. И тогда мое счастье станет действительно полным.
Твоя любящая кузина
Розина
Привокзальная гостиница,
Дарем
Четверг, 7 июня 1860
Дорогая Эмилия! Я битый час просидела над чистым листом бумаги, мучительно думая, что же написать тебе, и пытаясь представить твои ответы, но в ушах у меня неумолчно звучит собственный голос: «Боже, как глупа ты была, как неописуемо глупа!» Мне следовало знать… но откуда я могла знать? Феликс… впрочем, попробую рассказать все по порядку.
Сегодня утром — мне кажется, с тех пор прошла целая вечность, — мы с Феликсом отправились в Данбар. «Закон на нашей стороне, — весело сказал он, — и отступать не собирается». Погода стояла прохладная, но ясная, и я решила не заходить с ним в почтовую контору (он был уверен, что договор купли-продажи наконец-то пришел), а подождать на лавочке у двери. Сидя там на солнышке, в самом безмятежном расположении духа, я случайно бросила взгляд на противоположную сторону улицы и вдруг увидела в проходе между домами давешнего незнакомца со шрамом, пристально наблюдающего за мной. На сей раз он был в фуражке, низко надвинутой на лоб, но шрам я узнала сразу. Как только наши взгляды встретились, мужчина быстро отступил назад и скрылся в тени.
Я вскочила со скамейки и кинулась в почтовую контору, чтобы предупредить Феликса, стоявшего там у стойки. Впервые за все время нашего знакомства Феликс выказал раздражение. «Да это просто какой-нибудь местный фермер!» — резко промолвил он и вернулся к разговору с женщиной-почтмейстером. Когда мы вышли на улицу, зловещего субъекта нигде поблизости не было, и мы двинулись домой в гнетущем молчании. Феликс мрачно размышлял о чем-то — вероятно, о договоре, все еще не высланном мистером Карбертоном. Я, обиженная и встревоженная, часто оглядывалась через плечо и ловила неодобрительные (как мне казалось) взгляды Феликса.
— Прости меня, моя дорогая, — сказал он, когда мы подходили к коттеджу. — Я злюсь на Карбертона, а не на тебя. Может, прогуляемся еще немного?
— Нет, спасибо, — ответила я. — У меня все еще голова побаливает. Но ты пройдись, коли хочешь; не беспокойся за меня.
Если бы Феликс решил остаться, я бы, наверное, полностью простила его. Но он небрежно чмокнул меня в щеку и зашагал в сторону Колыбели Святого Балдреда, не проводив меня в дом.
Я беспокойно бродила по комнатам, впервые за много дней жалея, что здесь нет фортепьяно. Феликс всегда возвращался из почтовой конторы в приподнятом настроении, выражая уверенность, что договор придет завтра, но ведь я ни разу прежде не находилась рядом с ним в первую минуту разочарования. Ему не следовало обращаться со мной столь пренебрежительно, но, с другой стороны, я должна была проявить больше понимания. Несомненно, он прав насчет мужчины со шрамом, который обязательно последовал бы за нами, когда бы имел недобрые намерения. И сегодня наш последний день в этом коттедже, нельзя покидать его в дурном настроении.
Феликс отсутствовал уже около четверти часа. Я сбежала по лестнице и выскочила к передней калитке, думая догнать его, но потом спохватилась: а вдруг он свернул с берега? Ветер улегся, солнце приятно пригревало, и я присела на каменную ограду в ожидании Феликса.
Через несколько минут на душе у меня опять стало неспокойно, и я уже собралась вернуться в дом, когда вдруг услышала стук колес и звяканье уздечки, доносящиеся с тропы за деревьями слева от меня. Я кинулась к коттеджу, но, прежде чем успела достичь двери, из-за деревьев показался экипаж — открытая коляска с кучером на козлах, а на сиденье за ним — дама в темном плаще и шляпе.
