Комната мертвых - Муни Крис

— Нет. И я тоже не знаю. Я был в мотеле, когда его застрелили. Разумеется, я сказал об этом своему замечательному общественному защитнику. Но в мотеле заявили, что у них нет записей, подтверждающих тот факт, что я у них останавливался. Никаких счетов, вообще ничего. Это уже не имело значения. Федералы крупно подставили меня. Они угнали мою машину, нашли пистолет, который я хранил у себя в комнате. Они подбросили достаточно улик, чтобы не возникло сомнений в том, что убийца — я. Поскольку мои слова ничем не подтверждались, адвокат решил, что выслушивает параноидальные бредни шизофреника.

— Мой отец не оставил бы вас одного в мотеле. Он бы прислал кого-нибудь охранять вас.

— Он говорил, что у него в мотеле свой человек, которому он доверяет. Не знаю, кто это был, я его никогда не видел.

— Я сама займусь этим.

— Нет! — прошипел Иезекииль. — Я позвал вас не за тем, чтобы вы помогали мне, а чтобы предупредить насчет этих так называемых федеральных агентов. Понятия не имею, работают они еще на ФБР или нет, но они все равно продолжают поиск этих пленок. Не ищите их сами! Теперь вы знаете, что они сделали с вашим отцом, и видели, что случилось с Кендрой. Если найдете эти пленки, уничтожьте их. Не надейтесь, что сможете вывести этих людей на чистую воду. Вам нельзя доверять никому, особенно тем, кто работает в Управлении полиции Бостона. В платежной ведомости у Салливана числилось очень много ваших людей.

— Назовите мне хотя бы некоторые имена.

— Я не помню их, но уверен, что они по-прежнему работают в полиции. Если начнете копать, то быстро окажетесь на кладбище рядом с отцом.

«Я не начинаю копать, — хотелось сказать Дарби. — Я уже замешана в этом деле по уши».

Забирая свои вещи у женщины-охранника, Дарби почти ничего не соображала. Кровь стыла у нее в жилах. Как в тумане до нее доносился голос охранницы, которая пошутила с Билли Мышцой насчет того, что все прошло хорошо, раз «док сохранила оба уха, ха-ха-ха». Дарби выдавила улыбку, поблагодарила обоих и вышла в прохладный, ярко освещенный коридор, в котором гуляло негромкое эхо приглушенных разговоров.

Рациональная ее часть, та, которая все это время хранила странное молчание, наконец подала голос:

«Ты и впрямь поверила всему, что рассказал Иезекииль».

Это было утверждение, а не вопрос. Но вот поверила ли она всему? Она не хотела верить ни единому слову Иезекииля, но большая часть того, что он рассказал ей, — личность специального агента Алана, например, — оказалась правдой. Кое-что еще, сказанное им, слишком уж походило на правду, чтобы просто так взять и отмахнуться от нее. Кроме того, словно всего вышеперечисленного было недостаточно, Иезекииль никак не походил на человека, одержимого шизофреническим расстройством. Мания преследования, выражающаяся в том, что комнату для свиданий прослушивают, должна была стать главной темой разговора. Его параноидальные мысли должны были перескакивать с одного предмета на другой, но на протяжении всего свидания он излагал свои соображения убедительно и связно. Он ответил на все ее вопросы, легко переходил от одной темы к другой, без замешательства и путаницы, и — и! — проявил искреннюю симпатию, говоря о ее отце.

Кстати, что там насчет ее отца? Ей исполнилось уже тридцать девять, и воспоминания о Томасе МакКормике, Биг Рэде, начали увядать и стираться. Да и, говоря откровенно, изначально их и так было не слишком много. В детстве она редко видела его, ведь Биг Рэду практически постоянно приходилось работать сверхурочно, а Шейла ходила в вечернюю школу, чтобы получить диплом медсестры. В памяти у Дарби всплыло несколько отрывочных воспоминаний: вот она держится за большую ногу отца, пока переполненный трамвай, раскачиваясь из стороны в сторону, с лязгом катится по рельсам; вот Биг Рэд давит земляные орехи своими крепкими, мозолистыми пальцами в Фенуэй-парке.

Но, помимо любви отца к «Ред сокс», записям Фрэнка Синатры, хорошему бурбону и сигарам, она понятия не имела, ради чего жил на свете Биг Рэд. Он выглядел неестественно тихим и скромным человеком, больше склонным слушать, нежели говорить. И он всегда наблюдал за окружающим миром. В ее памяти он остался вечно утомленным и усталым.

«Кендра познакомила меня с вашим отцом… Она очень любила вашего отца».

«Я искренне восхищался им».

«Биг Рэд был замечательным человеком. Такие встречаются один на миллион, должен заметить. Не проходило и дня, чтобы я не сожалел о том, что с ним случилось».

Дарби распахнула входные двери. Безоблачное полуденное небо отливало синевой, воздух по-прежнему был невероятно душным и влажным. Она оглянулась, снедаемая абсурдным подозрением, что Иезекииль крадется за ней.

Лейтенант Уорнер, сидящий за рулем ее машины, припарковался на одной из площадок, зарезервированных для полиции. Отсюда ему хорошо был виден вход в тюрьму и вся автостоянка. Он увидел ее и поехал навстречу.

Дарби не хотела, чтобы он сидел за рулем. Она вообще не хотела видеть его в своей машине. Ей хотелось побыть одной, посидеть в тишине и спокойно обдумать то, что сейчас произошло.

Уорнер говорил по мобильному телефону.

— Комиссар, — обронил он после того, как она захлопнула дверцу. Выезжая с автостоянки, он протянул ей трубку: — Валяйте, можно разговаривать смело.

Чадзински пожелала узнать последние новости. Дарби понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова. Комиссар полиции слушала не перебивая.

Наконец Дарби закончила отчет. Последовала долгая пауза. На секунду ей даже показалось, что связь оборвалась.

— Комиссар?

— Я здесь. Я… пытаюсь переварить то, что услышала от вас. — Еще одна пауза. — Вы предполагаете, что глава ирландской мафии, человек, лично ответственный за смерть многих людей и исчезновение нескольких молодых женщин, был федеральным агентом?

— Я ничего не предполагаю. Я просто пересказываю вам все, что услышала от Иезекииля.

— Но сама мысль об этом… Дарби, Фрэнк Салливан был законченным психопатом. Он убивал бостонских полицейских и национальных гвардейцев, он убивал людей из Бостона, Чарльстауна и бог знает откуда еще. В архиве лежат штабеля нераскрытых дел об убийствах, так или иначе связанных с Салливаном. До меня доходили слухи о том, что ФБР пыталась внедрить своего агента в ирландскую и итальянскую мафию, но если Иезекииль сказал правду, то это значит, что федеральное правительство не просто внедрило своего агента в преступную среду. Оно каким-то образом ухитрилось сделать его главой клана. Мы говорим о человеке, который стал серийным убийцей. Это значит, что федеральное правительство замешано в убийствах и исчезновении сотен людей. Вы осознаете всю тяжесть того, что предполагаете?

К несчастью, Дарби полностью отдавала себе в этом отчет. Бостонское отделение ФБР — быть может, все Бюро в целом — санкционировало действия Салливана и покрывало его.

«Ваш отец понимал, с чем ему пришлось столкнуться. Биг Рэд слушал записи, знал, чем занимаются бостонские федералы, ему были известны имена офицеров полиции Бостона и штата, которые находились на содержании у Салливана».

— Вы верите Иезекиилю? — поинтересовалась Чадзински.

— Верю. Даже если бы я отмахнулась от его рассказа как от шизофренических бредней, Кендра Шеппард нанесла ему визит в тюрьме. Иезекииль знал ее настоящее имя. Знал, где она живет, знал о существовании ее сына — он знает слишком много деталей, чтобы отнестись к его рассказу как к выдумке. И ради чего тогда он пожелал говорить со мной после стольких лет?

«Я позвал вас не за тем, чтобы вы помогали мне, Я позвал вас, чтобы предупредить насчет этих так называемых федеральных агентов».

— Кроме того, меня беспокоит совпадение по времени, — продолжала Дарби. — Родители Кендры Шеппард были убиты в апреле восемьдесят третьего года. Она исчезает, и в мае того же года погибает мой отец. Салливан и эти федеральные агенты… Сколько всего их было, хотела бы я знать.