Джеффри Дивер - Холодная луна
– Вам придется мне все выложить, черт вас возьми! Я требую назвать дело! Немедленно.
– Нет.
– Я потребую вашего отстранения за неподчинение приказу старшего по званию.
– Делайте так, как считаете нужным, инспектор.
– Вы сейчас же сообщите мне название дела!
– Нет, я не стану вам ничего говорить.
– Я позвоню вашему начальнику. – В его голосе появились хрипота и истерические нотки. У Амелии возникли подозрения, что он может применить к ней физическое насилие.
– Он ничего не знает о деле.
– Вы очень наивны, – злобно процедил сквозь зубы Джеффрис. – Считаете, что у вас имеется золотой значок и вы все знаете. Но вы ведь дитя, всего лишь дитя, и при этом слишком самоуверенное. Вы приходите в мое отделение, обвиняете меня в том, что я ворую дела…
– Я вас ни в чем не обвиняла…
– Открытое неповиновение: вы оскорбляете меня, перебиваете. Вы вообще не имеете ни малейшего представления о том, что значит быть полицейским.
Амелия спокойно смотрела на него. Она словно перенеслась совсем в другое место – в своё личное подвальное убежище от ураганов. Она понимала, что нынешнее поведение может в будущем иметь для нее катастрофические последствия, но в данный момент Джеффрис не сможет ее и пальцем тронуть.
– Я ухожу.
– У вас будут очень серьезные проблемы, юная леди. Я прекрасно запомнил ваш личный номер. Пять-восемь-восемь-пять. Думаете, я не обратил на него внимание? Будьте уверены, я добьюсь, что вас переведут в простые клерки. На собственной шкуре почувствуете, что значит весь день перекладывать бумаги из одной стопки в другую. Будете знать, как приходить в отделение и оскорблять начальника!
Амелия прошла мимо него, распахнула дверь и вышла в коридор. И только тут почувствовала, как дрожат у нее руки и как сильно бьется сердце.
А голос Джеффриса, истерический и злобный, продолжал раздаваться у нее за спиной:
– Я запомнил ваш личный номер. Я сейчас же позвоню. И если вы еще раз заявитесь в мое отделение, вы сильно об этом пожалеете. Вы слышите меня, юная леди?
Сержант армии США Люси Рихтер заперла дверь своей старой квартиры в Гринич-Виллидж и направилась в спальню, где сняла с себя форму темно-зеленого цвета, сверкающую ровненькими планками и наградными лентами. Ей хотелось швырнуть одежду прямо на кровать, но, подавив в себе этот бунтарский импульс, Люси расправила ее и повесила в стенной шкаф. Там же она разместила и блузку. Удостоверение и значок, полученный от органов охраны, она положила в нагрудный карман, туда, где они всегда и лежали. Туфли тщательно вытерла и почистила, прежде чем поставить в шкафчик для обуви.
Затем Люси поспешно приняла душ, завернулась в старый розовый халат, уселась на протертый ковер на полу спальни и выглянула в окно. Ей сразу бросились в глаза здания на противоположной стороне Бэрроу-стрит, огни, мерцающие между гнущимися под ветром деревьями, и луна, белая на черном небе над Нижним Манхэттеном. Знакомая картина, которая ее всегда успокаивала. Вот так она сидела здесь и смотрела в окно на тот же самый вид, когда еще была маленькой девочкой.
Люси некоторое время провела за границей и сейчас вернулась домой в отпуск. И понемногу начинала приходить в себя от нарушения суточных биоритмов и легкой дурноты и сонливости, которые почти постоянно сопровождали ее после возвращения. И вот теперь, пока муж еще не пришел с работы, она решила просто посидеть на полу и, глядя в окно, поразмышлять об очень далеком и совсем близком прошлом.
И о будущем, конечно, тоже. «Часы, которые нам еще предстоит прожить, гораздо больше занимают наши мысли, чем те, которые мы уже прожили», – думала Люси.
Она выросла в этой квартире в самом уютном районе Манхэттена. Ей здесь очень нравилось. И когда родители Люси переехали в другой район, они оставили квартиру своей двадцатидвухлетней дочери. Три года спустя, когда друг Люси сделал ей предложение, она приняла его с одним условием: жить они будут только здесь.
Люси была энергичной молодой женщиной, и потому ей очень нравилась жизнь в Гринич-Виллидж. Ей нравилось жить здесь, общаться с друзьями, работать в кафе или убирать в офисах (она ушла из колледжа, но тем не менее среди сверстников выделялась особым упорством и трудолюбием). Люси была без ума от особой культуры и от странностей своего района. Она обожала сидеть на полу и смотреть в окно, выходившее на юг, на потрясающий пейзаж уникального города, думая о будущем или не думая ни о чем.
А затем пришли те сентябрьские дни, и из своего окна она увидела все: языки пламени, дым и потом свой любимый пейзаж, жутко изуродованный.
Облик ее города и ее жизни за один день полностью изменился.
Какое-то время Люси продолжала жить так, как жила, испытывая большее или меньшее удовольствие от жизни, и ждала, пока гнев и боль пройдут и пустота заполнится. Этого так и не произошло. И вот однажды худенькая девушка, член демократической партии, любившая смотреть «Зайнфельдов»[7] и печь свой собственный хлеб из натуральной муки, вышла из квартирки в Гринич-Виллидж, села на электричку, которая отвезла ее на Таймс-сквер, где она записалась в армию.
Она обо всем рассказала мужу, своему Бобу. Тот крепко обнял ее, поцеловал в лоб и не пытался отговаривать. (По двум причинам: во-первых, имея обширный опыт службы в военно-морском флоте, Боб полагал, что армейская закалка не может никому повредить. А во-вторых, знал, что Люси обладает безошибочной интуицией и всегда делает то, что нужно.)
Первоначальная подготовка, которую она проходила в пыльном Техасе, затем командировка за океан – Боб некоторое время провел с ней; его босс в компании по доставке отличался особым патриотизмом, а квартиру они на целый год сдали. За это время Люси выучила немецкий, освоила все существующие виды транспорта и узнала одну важную вещь о себе: что у нее есть неплохие организаторские способности. Ей доверили руководство топливозаправщиками, развозившими горючее туда, где в нем возникала необходимость.
С помощью бензина и дизельного топлива выигрываются войны. Из-за пустых баков их проигрывают. Таково было одно из главнейших правил ведения войн в последнее столетие.
И вот однажды лейтенант подошел к Люси и сообщил ей две важные вещи. Во-первых, то, что ее из капралов произвели в сержанты. А во-вторых: ее направляют в спецшколу изучать арабский.
Боб возвратился в Штаты, а Люси погрузила свои пожитки в «Си-130» и вылетела в страну горьких туманов.
Внимательно продумайте все, когда делаете какой-то выбор…
Люси Рихтер уехала из дома, из страны с изменившимся пейзажем в страну, в которой вообще не было пейзажа. Ее жизнь теперь состояла из бесконечных пространств пустыни, беспощадно палящего солнца и дюжины различных разновидностей песка: колючего крупнозернистого, царапающего кожу, и мелкого, как тальк, проникающего во все поры тела. Ее работа теперь приобрела совсем иной смысл. Если у грузовика кончалось топливо по дороге из Берлина в Кёльн, стоит лишь позвонить передвижному бензозаправщику, и все проблемы решены. Если подобное случается в зоне боевых действий, люди обречены.
От нее зависело, чтобы такое не случалось никогда.
Долгие часы за заправкой автоцистерн и грузовиков с боеприпасами и время от времени случайная работа вроде загрузки овец на транспортные платформы или доставки продуктов питания в маленькую деревушку, в течение нескольких недель остававшуюся без продовольствия. Овцы… Теперь Люси могла только смеяться своим воспоминаниям.
И вот она снова там, где есть четко обозначенный горизонт, где сельскую живность знают преимущественно по гастрономическим отделам супермаркетов, где нет песка и палящего солнца… и нет горького тумана.
Совершенно иная жизнь по сравнению с той, которой она жила за океаном.
Но на сердце у Люси Рихтер все равно было неспокойно. Поэтому она и смотрит теперь на юг, ища ответы в Великой Пустоте изменившегося пейзажа.
Да или нет…
Зазвонил телефон. От неожиданности Люси подскочила. В последнее время она подскакивала от любого неожиданного шума. Звонков, звука хлопнувшей двери, взрыва.
По телу пробегает дрожь…
Она взяла трубку.
– Алло?
– Привет, девушка.
Подруга, живущая по соседству.
– Клер…
– Что такое?
– Просто какой-то озноб.
– Эй, в каком временном поясе ты сейчас находишься?
– Одному Богу известно.
– Боб дома?
– Нет. Он сегодня работает допоздна.
– Хорошо. Давай встретимся и съедим по кусочку чизкейка.
– Только по кусочку и только чизкейка? – с усмешкой в голосе спросила Люси.
– Еще и «белорусов»[8] добавим?
– Давай, согласна. Я примерно на это и рассчитывала.
