Эрик ван Ластбадер - Завет
— Но ты ведь и сам понимаешь, что это не так. — Дженни приподнялась на локте и посмотрела на него сверху вниз. Глаза ее блестели от навернувшихся слез. — Должен понимать… Ты сам сказал, что сразу потерял сознание от холода. А твой брат был к тому же в тяжелых коньках, они тянули его вниз… Шансов не было.
— Шансов не было, верно… — Его голос замер, слившись с шорохом воды, тихо плещущейся у стен отеля.
— Ох, Браво, — прошептала она, — тогда ты и потерял веру, да?
— Он был моим младшим братом. Я должен был присмотреть за ним…
Она покачала головой.
— Тебе было всего пятнадцать.
— Достаточно много.
— Достаточно много для чего?
— Теперь все это кажется таким глупым, эгоистичным… И ведь все равно эта девушка никогда бы не обратила на меня внимания. Она была старше на три года.
— Разве мог ты понять это тогда? В твоей крови бушевали гормоны.
Он поднял на нее глаза.
— Ты правда так думаешь?
— Да. — Она положила руку ему на грудь, и чуть было не отпрянула, пораженная тем, как неистово колотилось его сердце. — Правда.
Спустившаяся ночь мало-помалу убаюкала их, и они заснули, обнявшись, среди неутомимо продолжающих свой бесконечный бег загадочно мерцающих бликов.
Глава 15
Их разбудил пробивавшийся в комнату слабый утренний свет или, может быть, мелодично выкрикивающие что-то лодочники. Звучные голоса разносились над водой, напоминая перезвон церковных колоколов. Выглянув в окно, Браво обнаружил, что на улицах вовсю кипит повседневная жизнь средневекового города. По каналу сновали туда-сюда лодки, катера, небольшие паромчики. Небо сливалось с гладью лагуны, граница была неразличима, — всюду бескрайняя, переливающаяся синева.
Дженни тоже подошла к окну, и они еще немного понаблюдали за тем, как вставало туманное утро на фоне глубоких цветов венецианских palazzi[29] — красной и желтой охры, коричневой умбры и нежно-розового, сияющих, точно сошедшее на землю солнце.
Приняв душ и одевшись, они спустились вниз и с облегчением выяснили, что Берио еще не приходил. Спешно покинув отель, они вышли на небольшую и очень живописную площадь, окруженную множеством пока закрытых магазинчиков. Браво повел Дженни в маленькое кафе на одной из ближайших боковых улочек. Внутри было сумрачно, под потолком сходились низкие балки, словно удерживая в этом месте дух давно ушедших эпох. Браво выбрал столик возле одного из маленьких окон с деревянными рамами, выходящих прямо на канал.
В ожидании завтрака Браво открыл только что купленную свежую газету и по своей привычке пробежал глазами содержание.
Подняв глаза от текста, он проговорил:
— Официальное сообщение из Ватикана. Папа болен гриппом.
— Если они опубликовали эту новость, значит, дела совсем плохи, — сказала Дженни. — Епископская клика наверняка давит на рыцарей все сильнее.
— И предоставляет им все большие средства и полномочия, — добавил Браво. — У нас совсем не осталось времени, Дженни.
Она хмуро кивнула.
— Нужно успеть добраться до сокровищницы раньше рыцарей.
Отложив газету, Браво протянул ей путеводитель «Мишлен» и назвал страницу. Венеция делилась на семь районов, sestieri, каждый по-своему неповторимый. Дженни раскрыла книжку в нужном месте: I Mendicoli, отдаленный от центра рабочий квартал района Дорсодуро, редко посещаемый туристами. Дословно название означало «бедняки», «нищие попрошайки». Когда-то здесь обитали рыбаки и ремесленники, действительно жившие крайне бедно.
Она углубилась в чтение, а Браво тем временем разглядывал монету, найденную в подводном сейфе залива Сен-Мало. Он поворачивал ее то одной, то другой стороной к свету, крутил, зажав между двумя пальцами, и улыбался, снова вспоминая, как отец обучал его собственной криптографической системе. Браво чувствовал огромную благодарность и за эти уроки, и за выработанную под контролем Декстера способность сосредотачиваться на решении задачи.
Дженни вопросительно взглянула на него.
— Что я должна найти?
— Переверни страницу, — велел Браво.
С другой стороны было фото церкви Сан-Николо, а под ним еще одно, с фрагментом росписи. «Святой Николай, покровитель бедняков. Джованни Баттиста Тьеполо», — прочитала Дженни.
— Это кусочек центральной росписи под куполом храма, — пояснил Браво. — А теперь взгляни на монету.
Она взглянула и убедилась, что на ней те же фигура и лицо святого Николая. Точная копия.
Браво перевернул монету. Надпись на лицевой стороне состояла из латинских слов. Mereo adsum tantus proventus.
— Я немного знаю латынь, — сказала Дженни. — Эта фраза не имеет смысла.
— Пока что нет, но в скором времени она его обретет. — Его улыбка становилась все шире. — Сначала я решил, что это настоящая старинная монета. Оказалось, ничего подобного. Это подделка, но такая искусная, что легко ввела меня в заблуждение. А фразу придумал мой отец.
Им принесли заказ, и оба набросились на еду, уничтожая содержимое тарелок так быстро, как только могли.
Браво скопировал бессмысленную латинскую фразу на клочке бумаги. Ниже приписал простенькое равенство: 54–46 = 8.
— На ребре монеты пятьдесят четыре бороздки, — объяснял он. — В классическом латинском алфавите двадцать три буквы. Умножаем это число на два, получаем сорок шесть. — Он указал на начало первого слова. — Для начала отец всегда использовал шифр, изобретенный Цезарем. Каждому символу приводится в соответствие другой, отстоящий на четыре шага. Альфа, таким образом, превращается в омегу, и так далее.
— Такой код очень просто разгадать, — заметила Дженни.
Браво кивнул.
— Но у нас еще есть уравнение. Начиная со второй буквы, шифр меняется. Ключ — уже не четыре, а восемь символов.
— То есть вторую букву в слове заменяем на восьмую от нее по счету?
— Точно, и дальше в том же духе. Третью букву заменяем на девятую, четвертую — на десятую.
— И что же написано на монете?
Браво, закончив писать, показал ей результат.
— «Кошелек нищего в шкафу для податей», — перевела она. — Ты понимаешь, что это значит?
— Думаю, нам нужно отправиться в I Mendicoli и выяснить это. — Он заплатил по счету, и они вышли из кафе.
Солнце уже поднялось высоко, и сырое утро становилось жарким. Школьники уже сидели на уроках, студенты-художники спешили на зарисовки мимо фантастических средневековых зданий, зажав под мышкой этюдники, в руках — мобильные телефоны, и безостановочно болтая.
— Боже… да ведь вода воняет, и еще как! — изумилась Дженни, когда они пересекали канал по мосту.
Браво рассмеялся.
— О да, аромат Венеции — это для ценителей! К нему нужно привыкнуть.
— Ну нет уж, увольте!
— Ничего, со временем, ручаюсь, ты изменишь мнение, — со смехом резюмировал Браво.
Он шел впереди, а Дженни время от времени останавливалась, словно в недоумении.
— В чем дело? Думаешь, я не найду дорогу? — спросил он наконец. — У тебя совершенно потерянный вид.
— У меня ощущение, что за нами следят. Обычно я ориентируюсь по отражениям в витринах магазинов или автомобильных зеркалах, но пока почти все витрины закрыты, а машин здесь, понятное дело, нет. Вода не годится. Крайне ненадежный способ, — из-за ряби и бликов все равно ничего толком не разглядеть…
Они продолжили путь, охваченные смутным беспокойством, окруженные со всех сторон запахами утренней Венеции. Ветерок с легким винным привкусом, мимолетное дуновение женских духов, специфический запах светлого истрийского камня — все эти ароматы были словно принесены с нормандского побережья на крыльях архангела Михаила. Но все перебивал вечный тяжелый запах разложения, исходящий от темно-зеленой воды. В Венеции даже среди бела дня, в ясную, солнечную погоду, вас не оставляло острое ощущение близости тайны. Бесконечно поворачивая, вы слышали чьи-то шаги, то приближающиеся, то удаляющиеся; неожиданно попадали из узенького переулка на одну из венецианских campo, старинных площадей, где разговаривали между собой приглушенными голосами старики, и одинокая фигура в черном, крадучись, в последний момент ускользала из поля вашего зрения.
Первая остановка была в районе Сан-Поло, где соединял берега Большого канала мост Риальто, построенный в 1172 году и до века девятнадцатого остававшийся единственной пешеходной переправой между право- и левобережной Венецией. Браво и Дженни ступили на мост, наблюдая, как по обеим сторонам канала начинали работу магазины: гостеприимно распахивались двери, раскрывались ставни, по бокам от входа и в витринах появлялись зазывные вывески.
Банк Венеции располагался сразу за Эрберией, старинным открытым рынком времен Казановы. Здесь продавали зелень и свежие продукты, каждое утро привозимые в Венецию с небольших островков, усеивавших воды лагуны. Острый запах пряных трав смешивался с пьянящим ароматом спелых апельсинов, спаржи, молодых артишоков — castradure и благоуханием только что срезанных цветов. Они пробирались по рынку через радостно гомонящую толпу. Дженни, охваченная необъяснимой тревогой, пыталась вычислить слежку, но в такой толчее все ее усилия были бесполезны. Оптовые торговцы уже уезжали, освобождая место для розничных продавцов.
