Питер Страуб - Обитель теней
– Подойди и в самом деле удостоверься, – передразнил его Коллинз.
Том приблизился к зданию, которое теперь было не выше его самого. Все верно: там кабинет Фитцхаллена, а там – Торпа. Огонь был таким сильным, что металлические балки гнулись и корежились от жара. Он слышал, как в спортивном зале лопались стекла. А здание все ужималось. Это что, какая-то проекция, что-то вроде кино? Тогда почему он чувствует жар?
На глаза его вдруг навернулись слезы.
– И что тебе все это говорит? – донесся голос из-за спины.
– Думаю, это уже слишком, – выдавил из себя Том, не оборачиваясь, чтобы Коллинз не заметил слез.
– Еще бы. Но так и было задумано. Посмотри-ка еще разок.
Том взглянул на пылающую школу.
– Ну же, прислушайся хорошенько к внутреннему голосу.
Что он тебе говорит?
– Говорит.., что надо отсюда сматываться.
– В самом деле?
Маг засмеялся: он-то знал, что это не так.
– Пожалуй, нет…
– Конечно нет. Он говорит тебе: живи, пока живется, и бери от жизни все, что можешь взять. И, между прочим, до сих пор у тебя это неплохо получалось.
Тома начало трясти. Ноги его закоченели, лицо, наоборот, пылало. Было очевидно, что Коулмен Коллинз видел его насквозь, он словно препарировал его душу и делал это с поразительным цинизмом. Как и все молодые люди, Том (по крайней мере, так ему казалось) нутром чуял отношение к нему окружающих, и на мгновение у него мелькнула мысль, что Коулмен Коллинз ненавидит и его, и Дэла. Секрет – в умении ненавидеть…
Дрожь колотила его так сильно, что плед едва не соскользнул с плеч, если бы Том не вцепился в него обеими руками.
– Пожалуйста… – Он собирался попросить о чем-то таком, что не мог выразить словами.
– Сейчас ночь. Тебе пора в постель.
– Прошу вас…
– Этот мир принадлежит и тебе, сынок. Настолько, насколько я того захочу, а ты сможешь взять у меня то, что будет тебе здесь предложено.
– Пожалуйста.., отвезите меня обратно.
– Сам найдешь дорогу, птенчик.
Коллинз взмахнул кнутом, и лошадь рванулась с места.
Маг исчез, даже ни разу не оглянувшись. Том бросился было за санями, но, споткнувшись, упал в снег. Холод обжег ему бедра и грудь: плед все-таки с него свалился. Он поднял голову – посмотреть на огонь, но и пылающая школа точно сквозь землю провалилась.
Том встал на колени, потом неуклюже поднялся на ноги, пытаясь снова завернуться в плед. Прямо на него двигался снежный вихрь, настоящая белая стена. В отчаянии Том повернулся к ней спиной, стараясь хоть лицо прикрыть, и тут перед глазами его мелькнули зеленые блики – за мгновение до того, как налетевший вихрь сшиб его с ног и швырнул на…
Никуда он его не швырнул. Вытянув руку. Том наткнулся на обитый чем-то мягким подлокотник кресла.
Глава 15
Он снова был в Большом театре иллюзий. Прямо над ним одна-единственная лампочка излучала тусклый свет, создавая причудливую игру светотени там, где в беспорядке валялась его одежда. Том натянул штаны и сунул ноги в мокасины; носки и нижнее белье он, скомкав, запихнул в карман. Вслед за этим надел рубашку. Все это он проделал машинально – голова его, без единой мысли, звенела от пустоты.
Том посмотрел на часы: было девять. Неужели прошло уже около десяти часов с того момента, как Коулмен Коллинз решил с ним "побеседовать с глазу на глаз"? И чем все это время занимался Дэл?
Он вышел в полутемный коридор. Мысль о Дэле вывела его из прострации: нужно немедленно увидеться и переговорить с ним. Еще утром Том был страшно доволен, что приехал-таки с Дэлом в Обитель Теней, теперь у него опять возникло почти уже забытое ощущение приближающейся опасности. Тепло только начинало возвращаться в окоченевшие ступни.
Том дошел до того места коридора, прямо перед поворотом в старую часть здания, где от него отходил еще один, короткий, коридор, ведущий к запретной двери. Он в раздумье остановился, глядя на перекрещивающиеся металлические пластины и вспоминая недавние слова Коллинза: "Это и твой мир, твое царство, сынок". "Что ж, – подумал он, – пора взглянуть в лицо, вероятно, самому ужасному, что есть в этом доме".
И потом, разве он не доказывал Дэлу в первую же ночь, что сам запрет означает не что иное, как скрытое подталкивание к нарушению?
– Я это сделаю, – неожиданно для самого себя сказал он во весь голос.
Не успев начать отговаривать самого себя от вызывающе открытого неповиновения хозяину, он был уже у самой двери.
Бронзовая ручка обожгла холодом ладонь. В памяти всплыла третья картинка, показанная Коллинзом там, на вершине холма: мальчик открывает дверь и окунается в изумительное, неземное, сладко поющее сияние.
Чем ты пожертвуешь: твоими крыльями или твоей песней?
Том распахнул запретную дверь.
Глава 16
БРАТЬЯ
– Ты только посмотри, Якоб, кто к нам пришел. – Незнакомец, оторвавшись от письменного стола, улыбнулся Тому. Его напарник тоже поднял голову от разложенных перед ним бумаг и одарил Тома такой же вопросительно-приглашающей улыбкой.
– Нет, ты видишь? – продолжал первый с сильным немецким акцентом. – У нас посетитель, юный посетитель.
– Вижу, вижу, – ответил второй, – глаза у меня пока на месте.
Оба они были уже в годах, гладко выбриты, одеты несовременно, а старомодные очки, как и одежда, явно иностранного производства, несколько смягчали их суровые лица, придавая братьям сходство с университетскими профессорами.
Восседали они за своими столами при свечах. Сзади виднелись высокие, почти до потолка, стеллажи с книгами.
– Пригласим его? – спросил второй.
– Думаю, мы просто обязаны его пригласить. Заходи, мальчик, сделай одолжение. Проходи, проходи. Вот так, сюда.
В конце концов, мы тут работаем и ради тебя тоже.
– Это Вильгельм, а меня зовут Якоб, – представился второй с легким поклоном. Был он шире в плечах и более коренаст, нежели его напарник с лицом добряка. Поднявшись из-за стола, он вышел навстречу Тому, и тот обратил внимание на его вымазанные глиной ботинки. В нос ударил сигарный запах. – Пожалуйста, присаживайся. Вон туда, – он указал на длинный мягкий диван справа от своего стола.
По мере того как глаза привыкали к полумраку, Том рассматривал детали интерьера комнаты: картины темных тонов и какие-то документы в рамках на стенах, чучело птицы на одной из книжных полок, стеклянный колокольчик, высушенные цветы.
– Я знаю, кто вы, вернее, догадываюсь, – проговорил он, присаживаясь на диван.
– Мы – те, кем хотели быть всю жизнь, с самого детства, – заявил Вильгельм. – И в этом наше великое счастье.
Сколько еще людей могут похвастать тем же? Мы хотели оставаться вечно молодыми, и нам это удалось.
– Вторая наша радость – коллекционирование, – добавил Якоб. – И этим мы тоже занимаемся всю жизнь, с самого детства.
– Не знаю, что бы я делал без брата, – снова вступил в разговор Вильгельм. – Это так важно – иметь брата. У тебя есть брат, мальчик?
– Ну, в какой-то степени есть, – ответил Том.
Ответ этот рассмешил братьев. Смех был таким искренним, таким заливистым, что и сам Том к ним присоединился.
– Так чем же вы тут занимаетесь? – поинтересовался он.
Братья переглянулись. Их веселое настроение начало заражать и Тома.
– Чем занимаемся? Сочиняем разные истории, – ответил Якоб.
– Истории? Какие истории?
– Разные – окутанные тайной, завораживающие, забавные, страшные…
– А для кого вы их сочиняете?
– Просто сочиняем, для того чтобы сочинять, – сказал Якоб. – Разве не понятно? Да ведь у нас и в жизни было много сказочного, и почти всегда со счастливым концом. Даже ошибки были счастливыми. Помнишь ту нашу историю про бедную девочку-сироту, в конце концов попавшую на королевский бал? В нашем оригинале туфелька ее была из меха, а в переводе она оказалась хрустальной.
– И получилось намного лучше, – подхватил Вильгельм. – А помнишь, братец, мой странный сон про тебя: стою я на вершине горы.., идет снег.., а передо мною – клетка, как в зоопарке, и в клетке этой сидишь ты и дрожишь от холода… а я смотрю на тебя сквозь прутья…
– Да, ты был в ужасе, но ужас твой смешался с изумлением. Мы хотим, чтобы и наши читатели изумлялись, узнавая сказочный мир, полный чудес.
– Истории эти не для каждого ребенка, не всем они подходят. Там всегда присутствует нечто ужасное, и это ужасное – реально. Но против страха есть лекарство, оно – в природе, в естестве, и это наша лучшая защита от страха. Разве не так?
Они ждали ответа, и Том, хоть и не очень понимал их рассуждения, ответил:
– Да, так.
– Молодец, ты быстро усваиваешь науку. – Якоб отложил в сторону ручку, которой поигрывал все это время. – А знаешь, о чем говорил Вильгельм перед смертью? О своей жизни, спокойно и просветленно.
– Потому что мы с братом приняли предложенный нам дар, за что и были вознаграждены тысячекратно, – сказал Вильгельм. – Этот дар, это сокровище – страна чудес, где мы провели лучшие наши годы. Но это была и жертва: если бы наш отец не умер молодым и у нас было бы нормальное детство, как у всех, возможно, мы никогда бы не открыли для себя эту замечательную страну.
