Грег Лумис - Врата Аида

— Что я должен чувствовать?

Он получил ответ еще до того, как она успела ответить. Каждый выстрел отзывался едва ощутимой дрожью под ногами, а после автоматной очереди дрожь прошла уже по стене.

Словно прочитав его мысли, Эдриан кивнул.

— Нам надо поторапливаться, пока эта кротовая нора не обвалилась к чертовой матери.

Словно подтверждая его опасения, сверху просыпалась струйка пыли, за которой последовал камень размером с кулак.

— Вибрация, — с опозданием объяснила Мария. — И подпереть здесь нечем.

Над головой что-то заскрипело, снова посыпалась пыль, и за спиной у них захрустело.

На этот раз Джейсон не стал нежничать и с силой толкнул Марию вперед.

— Шевелись!

Именно это и представляло наибольшую трудность. Частички пыли в лучах фонарика уже собирались в густой туман, расползавшийся в разные стороны. Дышать становилось все труднее. Где-то неподалеку на землю упало несколько больших камней. Джейсон моргнул от попавшей в глаза пыли. Каждый вдох отдавался резью в горле, как будто он вдыхал песок. Во рту пересохло.

Но где они, впереди или позади?

— И как мы найдем теперь выход? — прохрипел, вторя его мыслям, Эдриан.

— Пятьдесят на пятьдесят, — вполне серьезно ответил Питерс.

— Ты прав, старик, но если мы не поторопимся, нас стопроцентно здесь завалит.

Вашингтон

Местом проведения президентской конференции по защите окружающей среды был назван сегодня Хиллвуд, последний дом легендарной светской «львицы» Марджори Мерривезер Пост, проживавшей здесь с 1957 года до своей кончины в 1973 году.

Бывший муж миссис Пост, Джозеф Дэвис, служил послом в Советском Союзе в 1937–1938 годах, когда отчаянно нуждавшиеся в валюте Советы распродавали сокровища, конфискованные у церкви и семьи Романовых. Миссис Пост и ее муж были знатоками русского искусства, и в Хиллвуде собралась крупнейшая за пределами России коллекция, включающая в себя по меньшей мере пятьдесят императорских яиц Фаберже.

Расположенная между Коннектикут-авеню и Рок-Крик-парком в районе Вудли-Парк, резиденция после смерти миссис Пост перешла к Смитсониевскому институту.

Место как нельзя лучше подходит для такого рода конференции, обеспечивая приватность встреч и ограничивая доступ посторонних, что способствует соблюдению мер безопасности, охарактеризованных источником в Белом доме как «строгие».

Какие-либо другие подробности, в том числе имена участников и представляемых ими организаций, пока не оглашаются. Некоторое время назад президент — и это стало большой неожиданностью — объявил о возможной амнистии обвиняемых в преступлениях, совершенных от имени такой организации, как «Американские зеленые». Напомним, что три ее члена обвиняются в поджоге лаборатории клонирования в Канзасе, в результате чего погиб ученый-химик.

«Кто-то же должен с чего-то начинать, — сказал пресс-секретарь Белого дома Тони Блэкман. — Если все стороны сойдутся во мнении относительно будущего нашей планеты, то разве имеет значение, кто сделал первый шаг?»

Глава 44

Хиллвуд

4155 Линнеан-авеню, Вашингтон, округ Колумбия

Ширли Аткинс была всего лишь уборщицей. Да, конечно, фонд, дававший деньги на содержание этого большого и старого дома, выдал ей бесплатную форму, у нее был профсоюзный контракт, и ее называли «смотрительницей». Но по сути работа ничем не отличалась от той, которой она занималась в домах сенаторов, членов Палаты представителей и лоббистов, в домах, что были и побольше этого, — в Джорджтауне, Калораме и даже Арлингтоне. Разве что Арлингтон — это и не совсем Вашингтон, да? Насчет последнего у нее были сомнения.

Так или иначе, платили вполне достаточно, чтобы снимать небольшую квартиру подальше от тех новых районов, где детей по дороге в школу встречают наркоманы и пушеры и где по ночам не воют полицейские сирены. Ширли жила там, где у детей есть шанс стать кем-то получше, чем уборщик.

А вот в доме, который был обставлен так, как этот, работать ей еще не приходилось. Приходя сюда каждый день, она в первую очередь оказывалась в комнате, называвшейся фойе. Высокой, в два этажа. И люстры такой, что висела здесь, она нигде больше не видела. Мистер Джимсон говорил, что она, мол, эта люстра, какого-то Людовика, французского короля. И сделана из горного хрусталя. А еще люди на портретах в золоченых рамах. Все в мехах, и мехов этих на каждом побольше, чем на каком-нибудь черном медведе. Так ведь они русские, а в России вроде бы холодно. Аткинс устраивало, что большая часть этих русских портретов содержалась в маленьком домике во дворе, на даче, как называл ее мистер Джимсон. Никаких кукол, только картины и всякие штучки с камнями.

В стеклянных шкафчиках по другую сторону фойе полным-полно фарфора. Как можно есть с тарелок, расписанных всеми этими цветами? Ширли не знала. А еще не понять, чистые они или нет, даже когда помоешь.

Мистер Джимсон только посмеялся, когда она сказала ему об этом. Но он много над чем смеялся. И не презрительно, как некоторые — что ты, мол, несешь, тупая негритоска, — а добродушно, как будто им обоим нравились одни и те же шутки. Да, они частенько вместе смеялись. Ширли не всегда понимала, что он имеет в виду, но все равно повеселилась. Мистеру Джимсону было приятно, когда она смеялась. Когда у нее болел кто-то из детей или появлялись проблемы в школе, он всегда относился к этому с пониманием. Растить троих без отца — дело нелегкое. И это мистер Джимсон тоже понимал.

Она вздохнула и смахнула слезинку с пухлой щеки.

Мистер Джимсон.

Погиб под машиной два дня назад. Просто сошел с тротуара. Водителя так и не нашли. Эти вашингтонские копы и собственную ширинку, если не приспичит, не всегда найдут.

А тот новенький, с каким-то русским именем, выглядит чудно, как будто со страниц комикса сошел: здоровенный, голова бритая. Откуда-то издалека. Почти ни с кем не разговаривает и такой нервный. Вчера чуть из штанов не выпрыгнул, когда Ширли подошла спросить, нельзя ли уйти на несколько минут раньше. А стоял вон там, у окна. Смотрел на розовый сад. Наверное, думал про то совещание, что здесь будет. Совещание… И народу будет немало — тридцать стульев вокруг инкрустированного мрамором стола приказано поставить.

Надо бы пропылесосить ковер, а перед началом еще разок протереть пыль. Что за совещание, про то Ширли не ведала, но знала, что будет сам президент. Не хватало только, чтобы президент подумал, мол, какая она неряха, эта Ширли Аткинс. Нет, нет, сэр.

А еще эти люди в розовом саду. Что-то там копают. Судя по разговору, русские. Наверное, так и надо, ведь в доме столько всего русского. Надо бы присмотреть за ними, чтобы не таскали грязь в ее дом. Странно только, что копают они зимой, когда сажать ничего нельзя. Вроде бы кто-то из тех, что будут на совещании, хотят что-то свое посадить. Зачем? Розы и сами по себе хороши.

Глава 45

Байя

Мария потянула Питерса за рубашку.

— Сюда.

Он с трудом услышал ее из-за грохота падающих камней.

— Уверена?

— Ты же сам сказал, что наши шансы — пятьдесят на пятьдесят. Моя ставка такая — двигаться туда, откуда идет воздух.

И действительно, пылинки не просто висели в воздухе, но кружились и вихрились, увлекаемые общим потоком, воздушной рекой, идущей наружу из какого-то отверстия. Но какого? Здесь ведь могли быть и шахты. В которые лучше не попадать.

Такой вот расклад.

Они двинулись по туннелю — впереди Мария, за ней, не теряя контакта друг с другом, Джейсон и Эдриан. Останавливались только по необходимости, когда сверху падали особенно большие камни. Никто ничего не говорил — глотать пыль никому не хотелось. Джейсон даже не выругался, когда ударился голенью об острый выступ.

Разносившееся внизу эхо мешало определить, где именно стреляют. Впрочем, через какое-то время стрельба прекратилась. Скорее всего, у них кончились патроны.

Или они поняли, что надо выбираться, пока здесь все не обвалилось.

Джейсон прислушался, но в таком грохоте можно было услышать разве что топот копыт проносящегося табуна.

Пыль становилась все светлее, и от света уже резало глаза. Он прищурился и вдруг ощутил на лице мягкий, теплый ветерок. Дышать сразу стало легче. Темный туннель кончился, и перед ним лежал залив, по голубой поверхности которого прыгали золотистые пылинки солнечного света.

Питерс стер рукавом слои осевшей на лицо грязи и полной грудью вдохнул чистый, солоноватый воздух. Мария бессильно опустилась на камень, как будто ее спина и ноги превратились вдруг в вареные макароны. Эдриан припал к бутылке с водой.