Ли Чайлд - Гость
– Скелет без видимых повреждений. На левом запястье был перелом, сросшийся, – заметил Стейвли, указывая на второй снимок. – Это случилось лет десять назад.
– Убитая занималась спортом, – сказал Ричер. – Об этом рассказывала ее сестра.
Стейвли кивнул.
– Проверим ключицы.
Шагнув влево, он изучил первый снимок. На нем были череп, шея и плечи. Светлые ключицы сходились к грудине.
– Маленькая трещина, – указал на снимок Стейвли. – Что я и ожидал. Ломая запястье, спортсмен, как правило, ломает и ключицу. Обычно это происходит, когда он падает с велосипеда, с роликовой доски или еще откуда-нибудь, выставляет вперед руку, чтобы смягчить падение, а в результате ее ломает.
– Но свежих повреждений нет? – спросил Блейк.
Стейвли покачал головой.
– Этим трещинам уже лет десять, а то и больше. Если вы хотите знать, умерла ли она вследствие физической травмы, мой ответ отрицательный.
Он щелкнул выключателем, погасив свет за рентгеновскими снимками. Затем прошел к операционному столу и снова сплел пальцы. В полной тишине захрустели суставы.
– Ну хорошо, принимаемся за работу.
Сняв шланг, ведущий от потолка, Стейвли открыл маленький краник на сопле. Послышалось шипение, затем хлынула струя прозрачной жидкости. Воздух сразу же наполнился сильным, резким запахом.
– Ацетон, – объяснил Стейвли. – Первым делом надо смыть эту чертову краску.
Он направил струю ацетона на конверт и на стальной стол. Его помощник принялся вытирать конверт полотенцем, сгоняя зеленое месиво в дренажную трубку. Запах сильного растворителя стал невыносимым.
– Вентилятор! – бросил Стейвли.
Метнувшись к стене, помощник щелкнул выключателем, и шум вентиляторов на потолке сменился с приглушенного гула на громкий рев. Стейвли приблизил сопло шланга к конверту, и его цвет стал меняться с мокрого зеленого на мокрый черный. Затем он опустил шланг к самому столу, сгоняя растворенную краску прямо в дренажное отверстие.
– Хорошо, теперь ножницы.
Взяв со столика ножницы, помощник вспорол угол конверта. Оттуда хлынула зеленая краска. Подхваченная струей ацетона, краска нехотя устремилась в дренажное отверстие. Она вытекала две минуты, три минуты, пять минут. Освобождаясь от нее, конверт сдувался, оседал. Тишина нарушалась только ревом вентиляторов и свистом струи ацетона.
– Так, теперь начинается самое веселое, – объявил Стейвли.
Передав шланг помощнику, он взял со столика скальпель и вспорол весь конверт снизу доверху. Сделал боковые разрезы вверху и внизу и медленно откинул резину. Она с чавкающим звуком отлепилась от кожи. Стейвли свернул ее двумя большими кусками. Открылось тело Элисон Ламарр, лежащие лицом вниз, липкое и скользкое от краски.
Снова взяв скальпель, Стейвли разрезал резину вокруг ступней, вдоль ног, повторил обводы бедер, поднялся вдоль талии, обогнул локти, прошел вокруг плеч и головы. Убрал всю лишнюю резину, и от конверта осталась только передняя сторона, зажатая между слоем засохшей краски и стальным столом.
Поскольку тело лежало лицом вниз, корка краски была перевернута. Верхний слой представлял собой желеобразные пузыри. Напоминающие поверхность далекой планеты. Стейвли принялся осторожно смывать струей ацетона его края, в тех местах, где краска прилипла к коже.
– Это не повредит коже? – спросил Блейк.
Стейвли покачал головой.
– Это то же самое, что жидкость для снятия лака с ногтей.
Под смытой краской стала проступать зеленовато-белая кожа. Стейвли обеими руками в перчатках оторвал корку краски. При этом тело приподнялось над столом, затем упало. Стейвли направил струю под него, борясь с упрямой, цепкой краской. Помощник поднял ноги. Стейвли срезал краску вместе с резиной, отрывая ее от бедер. Ацетон продолжал хлестать из шланга, смывая зеленоватое месиво в дренажное отверстие.
Стейвли перешел к голове. Направил струю на затылок. Волосы убитой представляли собой страшное зрелище. Они были спутанными, слипшимися от краски. Волосы плавали вокруг лица жесткой паутиной.
– Придется их отрезать, – заметил Стейвли.
Блейк угрюмо кивнул.
– У нее были замечательные волосы, – заметила Харпер.
Ее голос был едва слышен за шумом вентиляторов. Отвернувшись от стола, она отступила назад. Коснувшись плечом груди Ричера. При этом она задержалась так на секунду дольше, чем должна была бы.
Взяв со столика новый скальпель, Стейвли прошелся по волосам, стараясь добраться как можно ближе к засохшей краске. Затем, просунув руку под плечи, приподнял тело. Голова освободилась, оставив спутанные волосы в краске, словно корни мангровых деревьев, переплетенные в болоте. Разрезав краску и резину, Стейвли освободил еще один кусок.
– Надеюсь, вы поймаете этого ублюдка, – мрачно заметил он.
– Для того мы и делаем все это, – угрюмо пробурчал Блейк.
– Переворачиваем ее, – сказал Стейвли.
Тело перевернулось без труда. Ацетон, смешанный со скользкой краской, стал своеобразной смазкой. Жуткое лицо Элисон Ламарр предстало в ярком свете люминесцентных ламп. Зеленовато-белая кожа была покрыта морщинками и подтеками краски. Глаза были открыты, веки покрылись зеленой каемкой. Последний кусок конверта оставался прилипшим к телу от груди до бедер, словно старомодный купальник, скрывающий срамные места.
Пошарив рукой, Стейвли нащупал под слоем резины металлический предмет. Сделав в резине надрез, он осторожно пропустил туда пальцы и, словно в гротескной пародии на хирургическую операцию, извлек этот предмет.
– Отвертка, – объявил патологоанатом.
Помощник обмыл ее в ванночке с ацетоном. Это оказался качественный инструмент с тяжелой пластмассовой рукояткой и наконечником из хромированной стали.
– Из набора инструмента в ящике кухонного стола, помните? – сказал Ричер.
– У нее на лице царапины, – вдруг произнес Стейвли.
Он обмывал струей ацетона лицо. На левой щеке от глаза к подбородку проходили четыре параллельные раны.
– Раньше это у нее было? – спросил Блейк.
– Нет, – хором ответили Харпер и Ричер.
– Так что это значит? – спросил Блейк.
– Она была правшой? – вдруг спросил Стейвли.
– Не знаю, – ответил Пултон.
Харпер кивнула.
– По-моему, да.
Закрыв глаза, Ричер мысленно вернулся на кухню Элисон Ламарр, увидел, как она разливает кофе.
– Да, правшой, – уверенно заявил он.
– Согласен, – сказал Стейвли, осмотрев руки и пальцы убитой. – Правая рука чуть больше левой. И тяжелее.
– И что? – спросил Блейк, склонившись над изуродованным лицом.
– Я считаю, убитая сама нанесла эти царапины, – сказал Стейвли.
– Вы в этом уверены?
Стейвли обошел несколько раз вокруг головы убитой, ища лучшее освещение. Свежие раны распухли от попавшей в них краски. Стали зелеными, хотя должны были быть алыми.
– Дать однозначный ответ я не могу. Вы это понимаете. Но с высокой долей вероятности все произошло именно так. Если бы раны нанес убийца, каковы шансы, что он нанес бы их в единственном месте, где убитая могла нанести их сама?
– Он заставил ее, – сказал Ричер.
– Как? – спросил Блейк.
– Не знаю. Но он заставляет убитых делать многое. Например, я уверен, что он заставляет их самих выливать краску в ванну.
– Почему?
– Отвертка. С ее помощью открывались банки. А мысль о царапинах пришла уже позже. Если бы убийца сразу подумал о царапинах, он заставил бы убитую захватить с кухни не отвертку, а нож. Или и то, и другое.
Блейк отвернулся к стене.
– Где сейчас банки?
– Здесь, в криминалистической лаборатории, – ответил Пултон. – С ними работают эксперты.
– Отнеси им отвертку. Пусть проверят, соответствуют ли следы.
Помощник Стейвли убрал отвертку в чистый полиэтиленовый пакет. Пултон снял халат, сбросил бахилы и поспешно вышел.
– Но зачем? – спросил Блейк. – Зачем заставлять убитую царапать себе лицо?
– Гнев? – предположил Ричер. – Желание наказать? Унизить? Меня с самого начала мучил вопрос, где следы жестокости.
– Раны поверхностные, – сказал Стейвли. – Полагаю, они немного кровоточили, но не были болезненными. Их глубина одинакова на всем протяжении. То есть, убитая не дрожала.
– Быть может, это что-то ритуальное, – предположил Блейк. – Имеет какой-то символический смысл. Четыре параллельные линии ничего не означают?
– По крайней мере, для меня ничего, – покачал головой Ричер.
– Как она была убита? – спросил Блейк. – Вот что нам необходимо узнать в первую очередь.
– Быть может, убийца заколол ее отверткой, – предположила Харпер.
– Никаких следов этого, – возразил Стейвли. – Нигде нет колотых ран, которые могли бы стать смертельными.
Он уже оторвал от тела последний кусок резины и смывал краску с живота, помогая струе ацетона затянутыми в перчатку пальцами. Помощник убрал кусок резины, и тело осталось обнаженным под ярким светом, обмякшее и совершенно безжизненное. Ричер смотрел на него и вспоминал красивую, жизнерадостную женщину, улыбавшуюся и излучавшую энергию подобно крохотному солнцу.
