Лев Пучков - Сыч – птица ночная
— Кто работает? — Гасан опять привстал, заглянув через щель. — С кем хлебнем?
— Да с Шурой с этим, с кем же еще! — я попытался выдать слабое подобие улыбки. — Видал я пару раз, как он дергается на сцене да кричит надрывно — оторва еще тот…
— Он издевается над нами. Или они не правильно его кололи, — озабоченно нахмурился Гасан, обращаясь к пулеметчику. — Плохие специалисты, рецептуру не соблюдали. Или наоборот — специально. Чтобы дураком сделать. Чтобы ничего хорошего не смог рассказать. Надо будет сразу к Али завезти — пусть посмотрит.
— Это какой Али? — подозрительно поинтересовался я. — Это, случаем, не доктор из Хакан-Юртовского дурдома?
— Тебе какая разница? — досадливо воскликнул Гасан. — Ты что — всех врачей в Чечне знаешь?
— Всех не знаю, — не стал преувеличивать я. — Но вот этого, из Хаканского дурдома, лично застрелил. Пару лет назад. За некорректное поведение. Вот я и подумал — а как же вы можете меня к нему завезти, ежели он в расходе? Тут может быть одно из двух: или я его некачественно пристрелил и он жив остался, или он давно разложился, а вы ведете речь совсем о другом Али. Если имеет место второй вариант, тогда я прошу прощения за то, что встрял в вашу беседу и вверг вас в сомнения. Ну а если все же присутствует первый вариант, я страшно огорчен — обычно я работаю качественно и рекламаций такого рода пока что не поступало.
Горцы озадаченно переглянулись. Гасан почесал затылок и растерянно пожал плечами. Хафиз покрутил головой и после минутного раздумья высказал предположение:
— А по-моему, все нормально. По-моему, у них артист такой есть — Шура. Песни поет. Противный — на мокрого ишака похож. А в Хакане я лет шесть назад работал пару недель — мы на нефтебазе компрессоры устанавливали. Действительно, дурдом там есть, и главврача звали Али. Но это давно было…
— Разве бывают такие имена? — усомнился Гасан. — Шура? Чтобы так человека называли? Нет, не может быть. Наверно, ты ослышался. Таких имен не бывает.
— У них все бывает, — Хафиз кивнул в мою сторону и пренебрежительно хмыкнул. — У них каждый третий ребенок рождается дебилом. Это не я придумал — это американские врачи такую статистику подсчитали. Каждый третий — ты только представь! Нация дебилов. А на их правительство посмотри — старые, больные все. Скоро у них нормальных совсем не останется.
— Ты имел в виду артиста? — поинтересовался Гасан, изучающе рассматривая меня. — Это имя такое — Шура?
— Точно, имел, — согласился я. — Есть такое имечко. Что поделать, если разные понятия у нас именуются одинаково. У нас — певун, у вас — орган госуправления. Но по сути, как мне кажется, они одинаковы. Клоуны…
— Ну, слава Аллаху! — облегченно пробормотал Гасан, не дослушав мою сентенцию и вновь проявляя заботу. — Ты давай приляг, отдохни немного. Тебе, наверно, тяжело сидеть. Береги себя, Иван, — ты нам нужен.
— Шутит, значит, — констатировал Хафиз после того, как Гасан оставил меня в покое и в очередной раз присел на корточки у машины. — Это хорошо — значит, не сдурел окончательно. Хотя знает, что приговорен. Настоящий воин — уважаю таких. Если меня русские в плен поймают и на расстрел поведут, я тоже буду так себя вести: шутить и прикалываться. И умру гордо, смеясь над ними! Пусть эти трусливые овцы видят, как гордо умирает горный волк!
— Чтоб тебя ишак за язык укусил! — сердито буркнул Гасан. — Зачем тебе в плен? Ты лучше ходи все время грустный, но живи. В нашем роду и без того каждый второй мужчина убит…
Некоторое время горцы молчали, наблюдая за супостатами. Порывы ветра настырно вторгались в уютную тишину салона через щель и заставляли меня зябко ежиться, но я не торопился нажимать на кнопку подъемника. И не воспользовался советом Гасана прилечь на сиденье. Драма, которая разыгрывалась снаружи, стоила того, чтобы на нее посмотреть, даже если ты заочно списан Со счетов и пребываешь в роли стороннего наблюдателя. Списан так списан — чего теперь переживать? Если верить седому Га-сану, в расход меня выведут не ранее чем через месяц. Месяц. Целых тридцать дней. За это время я приду в себя, поправлюсь и чего-нибудь придумаю. Я много где сиживал в свое время и не по своей воле — и отовсюду, прошу заметить, рано или поздно уматывал. А чем данный эпизод моей жизни хуже остальных? Ничем: опять я в руках врагов и вновь эти враги хотят меня в конечном итоге перевести на положение трупа. Ну и флаг им в руки — пусть дерзают. А пока есть вещи поинтереснее. В настоящий момент меня более всего занимает, каким образом обе стороны будут выпутываться из ситуации, в которую они совершенно добровольно себя загнали.
Итак, супостаты убираться восвояси не собирались. Водила изображал вялотекущую деятельность у поднятого капота «уазика», разноволосые кабинетные засели в салоне, не желая подавать признаков жизни, бойцы камуфляжные перемещались за машинами, постукивая себя по плечам, чтобы согреться, и халатно поглядывая в нашу сторону — пристально не следили за каждым движением, полагая, видимо, что абреки вряд ли первыми вломятся в агрессию.
Супостаты ждали. Ждали, когда горцы подбросят им шанс и добровольно совершат глупость. Сделка завершена, можно плотоядно потереть ладони и везти милого чеченскому сердцу киллера (вашего покорного слугу то бишь) на хауз. Но для того, чтобы везти, сами понимаете, необходимо сесть в машину — без этого никак. А в машину нельзя. Машина — братская могила. Тут не нужно быть стратегом, чтобы мгновенно произвести элементарные расчеты и сделать вывод. Расстояние до супостатов немногим более двадцати метров. В настоящий момент абреки представляют собой отделение в обороне: четыре автомата и пулемет, рассредоточенные по фронту до пятидесяти метров. Все — опытные боевики, прошедшие суровую школу войны. Попробуйте наступать на такое отделение, не имея трехкратного численного перевеса и такой же кратности превалирования в огневой мощи, я на вас посмотрю. Можете не пробовать, а просто поверить мне на слово — ничего хорошего из этого бестолкового занятия не выйдет. А если запихать это опытное отделение в машину да начать движение, чтобы нельзя было в мгновение ока спешиться и рассыпаться по рубежу, тогда совсем другое дело. Почти в упор, сосредоточенным, да с восьми стволов — кабинетные наверняка не замедлят поучаствовать… И пластины бронированные в дверях не помогут — у трех камуфляжных хлопцев из кабинетной бригады за спинами пришпандорены «мухи». А уехать под прикрытием четырех стволов тоже не получается: забравшись на бугор, придется встать, чтобы подобрать эти стволы, а потом пару километров перемещаться над обрывом вдоль Терека, являя собой великолепную мишень для гранатометчиков, коль скоро те пожелают двигаться параллельным курсом с казачьей стороны. Так что нельзя пока в машину. Необходимо во что бы то ни стало дождаться, когда «продавцы» плюнут на все и уберутся восвояси…
— Если он на шуре все расскажет… — донесся снаружи продрогший голос Гасана. — Представляешь, что будет?! Ой-е-е… Зелимхан сейчас в большой силе. Такой вес имеет! Его два отряда, считай, третья часть всей национальной гвардии…
— Да, это уж точно, — поддержал пулеметчик Хафиз, потирая озябшие руки и ерзая локтями по полированному капоту джипа. — Этот зверь большой и сильный, придется нам с ним повозиться… Сейчас бы шулюмчика горячего похлебать да стакан водки… Что за люди, э?! Сидят, индюки, не хотят уезжать! Понятно все — ничего им тут не обломится! Чего сидят, больной собаки дети? Ух, шакалы…
Ветер дул, время шло. Пауза с отъездом уже давно перешла всякие нормы приличия и как-то самопроизвольно трансформировалась в состояние напряженного предбоевого ожидания. Водиле уазному прискучило ковыряться в моторе, изображая фиктивное устранение неполадки, он захлопнул капот, подхватил автомат и совместно с камуфляжными хлопцами принялся активно перемещаться за машинами — грелся. Теперь можно было с уверенностью сказать, что кабинетная команда также является заложником ситуации. Даже если отказаться от неприличной затеи перебить горцев и завладеть недоданным за информацию «лимоном», то убираться первыми с поля переговорного «продавцам» теперь нельзя. Кто поручится, что абреки не захотят сотворить с ними то же самое и вернуть отданный за меня миллион? А никто! И те и те — волки, промышляют в ЗОНЕ не первый год, судя по всему. Диспозиция примерно паритетная, так что остается одно: ждать. И как долго, позвольте спросить? Мне в принципе без разницы — я в славный град Мехино (резиденция клана Асланбековых, если кто не в курсе) шибко не тороплюсь. А парням снаружи каково? Абреки вон уже синие, от неподвижного сидения скоро в статуи превратятся. Да и камуфляжные хлопцы ходячие — дети не совсем здоровой собаки — тоже продрогли. Зря они так, здоровье беречь надобно…
