Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
Правда, выглядело все это не крикливо, но, на мой взгляд, слишком убого, чтоб пробуждать фантазию. Однако, увидев, во что обходится даже такое минимальное обновление, я подавил чувство протеста.
Я добился права занять самую большую спальню на третьем этаже, где собирался жить сам и при необходимости устраивать «сцены». На первом этаже располагался удобный офис и бывшая кладовка, которую превратили в уютный бар.
Мы подали заявку на лицензию, разрешающую подавать еду и напитки, и официальные лица заверили нас, что для частного, закрытого для широкой публики клуба проблем не будет. Другие дела, связанные с обеспечением посудой, серебром, постельным бельем, кондиционерами, картинами и пр., продвигались с волшебной легкостью, благодаря влиянию «Джастис девелопмент».
Подготовка шла полным ходом.
Мы решили закрыть апартаменты 30 декабря и открыть особняк 2 января. Тем временем стали рассылать проспекты нового клуба всем нашим клиенткам, вызвав многообещающую реакцию. Вступительный членский взнос установили в тысячу долларов. Ежегодный — в двести пятьдесят. Плата за «сцену» осталась прежней — сотня, за «дубли» и «спецэффекты» — отдельно.
В каменную плиту у входной двери врезали небольшую благородную медную табличку. С простой надписью: «Питер-Плейс. Частный клуб».
Это, конечно, не то что имя в огнях Бродвея, но должен признать, она была для меня источником гордости и наслаждения.
Глава 114
— Угадай, кто приехал? — спросила меня Марта и, прежде чем я успел ответить, добавила: — Грейс Стюарт. Помнишь?
— Конечно, — сказал я. — Твоя подружка с побережья. Консультант по инвестициям.
— Она собирается пробыть в Нью-Йорке две-три недели и хочет с тобой повидаться.
— Почему бы ей не зайти?
— Ей нужен сопровождающий на обед. Она снова остановилась в «Бедлингтоне». Позвонишь?
— Возможно.
— Не слышу энтузиазма, Питер. Она очень славная.
— Очаровательная. Только чуть-чуть странноватая.
— Все мы странноватые, — сказала Марта.
Вечером через два дня я приветствовал Грейс в вестибюле «Бедлингтона». Я был в смокинге с новым длинным пальто «честерфилд», перекинутым через руку. Вдетая в петличку маленькая орхидея позабавила ее.
— Как элегантно! — засмеялась она и подставила щеку для поцелуя.
Она была без шляпы, в норковой шубке, широкой, как палатка. На жестком лице по-прежнему ни одной морщинки, несмотря на ее шестьдесят лет. Но блестящие седые волосы, памятные мне, превратились теперь в бронзово-рыжие.
— Нравится? — спросила она, вертя головой.
— Прекрасно! — заверил я.
Как и раньше, нас ждал заказной лимузин. В Вилледже открылся новый французский ресторан «У Флеретт», в котором она хотела побывать. И мы отправились, сидя бок о бок, держась за руки.
— Марта рассказала про новый клуб, — сказала она. — Поздравляю.
— Спасибо. Хотите вступить в него?
— Ни за что не упущу такой возможности! А можно присылать гостей с моим членским билетом?
— М-м-м, — промычал я. — Хороший вопрос. Я — за. Это пойдет на пользу бизнесу.
— А когда вы получите статус общественной организации? — довольно серьезно спросила она. — Многие мои клиентки пустились на такую авантюру, чтобы поменьше платить налогов.
— Вы совсем как одна моя подружка, — сказал я. — Она постоянно сыплет всякими «налоговыми прикрытиями», «инвестиционными фондами», «облигациями на предъявителя» и прочей финансовой чепухой, которую я не в силах постичь.
— Правда? — спросила Грейс Стюарт. — Я хотела бы с ней познакомиться. Твоя главная в жизни любовь?
— О нет. Просто друг.
Минутку она молчала. Потом спросила:
— Питер, ты счастлив?
Вопрос застиг меня врасплох.
— Должно быть, счастлив, — сказал я, — иначе я не делал бы того, что делаю.
— Как глупо, и ты это отлично знаешь. Большинство попадается в эту ловушку. Неужели и ты?
Я так долго молчал, что, не дождавшись ответа, она принялась излагать последние голливудские сплетни. Настоящий специалист по анекдотам, с острым языком и даром подражателя. Я подумал, что с ней приятней бывать на людях, чем наедине.
«Флеретт» еще не обрела широкой известности, и они изо всех сил старались угодить посетителям. Нам подали превосходный обед: голубиные грудки в соусе из зеленого перца. Пили мы мум.[27] Я заглянул в счет, который оплачивала Грейс. Два года назад я мог бы прожить целый месяц на эту сумму.
За шампанским и послеобеденными «Реми» меня охватило благодушие. В катившем нас обратно в «Бедлингтон» лимузине я протянул руку и погладил ее лодыжку.
— Голая и бритая, — заметил я. — Приятно знать, что некоторые вещи никогда не меняются.
— Какая память, — насмешливо ответила она, отталкивая мою руку.
— Только на важное, — сказал я, понимая, что говорю глупости, и гадая, не стоит ли подзаправиться спиртным, ибо знал, что последует дальше.
Пожалуй, стоило, и в номере, когда она спросила, не пожелаю ли я чего-нибудь, я попросил еще коньяку. Она позвонила в бар, чтоб прислали два коньяка. Оказалось, оба для меня. Она пошла за своим маком.
— Он вас возбуждает? — полюбопытствовал я, глядя, как она нюхает пузырек.
— Да нет. Чувствуешь просто приятную пустоту. Не хочешь устроиться поудобней?
— А мне вполне удобно.
— Не валяй дурака, сынок, — сказала, нет, прикрикнула она. — Ты знаешь, чего я хочу.
— Конечно. Я знаю, чего вы хотите. Но можно минутку поговорить?
— Если угодно.
— Я хотел бы понять вас, Грейс.
— Почему я предпочитаю наблюдать?
— Подглядывать.
— Как Том Подгляда?[28] Нет, лучше сказать, наблюдать. Питер, я не подглядываю. Я просто люблю смотреть. У меня самая крупная в Голливуде коллекция порнокассет. Невинное хобби.
— И вам никогда не хотелось… м-м-м… принять активное участие?
— Никогда. Мне нравится также и бой быков, но я не испытываю желания стать матадором.
Тогда я разделся и начал делать то, что она хотела.
— Питер, — мягко сказала Грейс Стюарт, — ты набираешь вес.
Глава 115
Каннис и Гелеско с пеной у рта доказывали, что в столовой и баре такого размаха, как в «Питер-Плейс», должны работать профессионалы.
Поэтому они наняли поваров, метрдотеля и официантов. Они привели своих барменов, подавальщиков, мойщиков посуды и вышибалу-швейцара со сломанным носом, похожего на бывшего центрального нападающего профессиональной футбольной команды, который всю жизнь играл без шлема. Выглядел он внушительно, но, на мой взгляд, едва ли когда-нибудь мог сгодиться для верхнего этажа.
Мы сумели сохранить Пэтси, Марию и Луиса, однако смена белья, закупка продуктов и спиртного, стирка и уборка отошли к «Джастис девелопмент».
— Они намереваются вернуть добрую часть потраченных бабок, — хмуро заметила Марта, — но за «сцены» мы будем получать наличными, так что сможем приворовывать по доллару.
«Питер-Плейс» будет работать шесть дней в неделю с двенадцати до восьми. Завтраки и обеды только по предварительной записи. Мы с Янси будем попеременно выполнять обязанности хозяина и разрабатывать график. Марта принимает заявки по телефону и собирает взносы.
Мы ввели новую систему, согласно которой стали держать наготове двух свободных жеребцов для клиенток, не позаботившихся о предварительном заказе. Они назывались «подручными» и получали пятьдесят долларов в день независимо от того, работали или нет.
Мы также организовали еженедельное обследование физического состояния жеребцов.
Ну что еще…
Да, новая услуга — напитки подаются клиенткам в спальню. На втором этаже зарезервирована большая комната для частных встреч. Разумеется, к услугам клиенток мальчики по вызову и служба сопровождения по обычной таксе.
На спичечных коробках, пепельницах, салфетках и соломинках для коктейлей значилось: «Питер-Плейс», наш адрес и телефон. Старший бармен даже изобрел фирменный напиток «Питер-Плейс» — сладкую смесь из клюквенного, апельсинового и грейпфрутового сока с ромом, украшенную сверху кусочком свежего ананаса, присыпанного сахарной пудрой. По-моему, редкостная гадость.
Быстро накатывались праздники, и мы как сумасшедшие готовились к Великому Открытию. Мы тратили суммы, казавшиеся мне непомерными, но сердце мое согревало количество заявок на членство в клубе, к каждой из которых прилагался тысячедолларовый билет вступительного взноса и двести пятьдесят в качестве платы за год.
Большинство заявок, конечно, поступало из Нью-Йорка, но немало и из таких дальних мест, как Аляска, Вайоминг, Аризона, и даже нескольких зарубежных стран. Слухи о нас ширились. Одно письмо (написанное красными чернилами) пришло от женщины из Арканзаса, которая представилась «одинокой старой девой, владелицей фермы». Она сообщала, что едва ли когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, чтобы воспользоваться нашими услугами, но признавалась, что «чувство сопричастности доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие».
