Джон Трейс - Заговор по-венециански
Глава 48
Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния
Начальник Герри Макфол уже собирается покинуть рабочий пост и отправиться на вечернюю партию в гольф, как тут ему сообщают: на международной линии — некий Том Шэман.
Улыбнувшись, начальник велит соединить. Том Шэман, как же, как же! Напористый молодой священник. И побоксировать не дурак. Макфол во время одного из визитов даже позволил ему спарринг с одним проверенным заключенным. На кулаках Том оказался силен.
— Начальник Макфол слушает.
— Начальник, простите за беспокойство. Это отец Том Шэман… бывший отец Том. Не знаю, может, вы помните меня…
— Ну конечно, я вас помню. Вы тот левша, чей хук ведет сам Господь Бог. Чем могу помочь, Том?
— У вас еще содержится заключенный по имени Ларс Бэйл?
Макфолу даже проверять не надо.
— Да. К счастью, ему недолго осталось. Подписали его приговор.
Тому всегда было тяжело узнавать о вынесении смертного приговора, и потому обыденный тон начальника тюрьмы на секунду обескураживает.
— Том, вы еще на связи? Слышите меня? Алло, Том?
— Да, здесь, я слышу вас. — Том усилием воли заставляет себя думать о деле. — Бэйл по-прежнему рисует?
Проверив время по наручным часам, Макфол закрывает ноутбук.
— Рисует ли? Как одержимый! Работ на целую галерею хватит. Он и на казнь с кистью в руке отправится.
— Телефонные разговоры ему дозволены? Можно меня соединить с ним?
— Это еще зачем? — подозрительно интересуется Макфол. — Его апелляцию отклонили.
Как бы объяснить поточнее? Не скажешь ведь, что неким образом нашлась связь между убийствами в Лос-Анджелесе десятилетней давности и свежими преступлениями в Венеции. И что в обоих случаях оттенок убийств — сатанинский.
— Начальник, я сейчас в Венеции и помогаю карабинерам распутать одно дело. Думаю, разговор с Бэйлом облегчит задачу.
Макфол снова смотрит на часы. Если организовать разговор сегодня, прямо сейчас, то прости-прощай игра в гольф.
— Завтра, Том. Перезвоните завтра в шесть пополудни — по вашему времени, — и я посмотрю, что можно сделать.
— Спасибо, — говорит Том и уже хочет повесить трубку, но тут его мозг пронзает одна мысль. — Простите, начальник. Вы сказали, что уже назначена дата казни Бэйла.
— Так и есть.
— Когда его казнят? Сколько осталось?
Макфол невольно усмехается.
— Уж не знаю, намеренно ли подогнали дату канцелярские крысы, но казнить этого сатанинского сукина сына мы будем в шесть утра шестого июня. Шесть — шесть — шесть. Надеюсь, Бэйл оценит иронию.
Capitolo XLVI
Канал Рио-Тера-Сан-Вио, Венеция
1778 год
Танина сидит в роскошных апартаментах у подруги, поигрывает золотистым вином в сине-зеленом бокале, который изготовлен в форме тюльпана из венецианского стекла. Как хочется тоже быть независимой, чтобы в семейных сундуках никогда не кончались богатства, ведь они так облегчают жизнь!
О, не то чтобы Танина завидует Лидии Фрателли и желает хотя бы лиру из ее состояния.
Огненно-рыжая Лидия для Танины как старшая сестра, которой нет, ближайший друг, с которым можно делиться всем сокровенным. И вот сегодня Лидия узнаёт все до мельчайших подробностей об отношениях между Таниной и Эрманно.
— Право же, он превратился в неслыханного сплетника! На прошлой неделе рассказал мерзкие — и, я уверена, лживые — вещи о синьоре Гатуссо.
Подруга нетерпеливо подается вперед. Ее глаза горят с предвкушением.
— Что за вещи? Давно я не слышала остреньких сплетен.
— Ничего смешного. Эрманно обвинил синьора Гатуссо — безосновательно, смею добавить — в связях с куртизанками.
Лидия смеется.
Танина, впрочем, поводов для смеха не видит.
— У Эрманно манеры как у торговки рыбой. И за этого человека я собиралась замуж. Ну нет. — В негодовании она делает глоток вина.
Лидия вновь смеется.
— Дорогуша, Эрманно настоящий ангел. Тебе с ним очень повезло. Прости ему те пылкие речи, как ребенку прощают оговорку.
— Эрманно не ребенок. По крайней мере, таковым не считается.
Подруга закатывает глаза.
— Ну конечно же, он ребенок. Все мужчины дети. Они стареют и дряхлеют снаружи, однако внутри остаются детьми. Как и менструация, мужское ребячество — одно из наших женских проклятий.
Танина тоже смеется и подбирает под себя ноги.
— А как же Гатуссо? Мой развратный работодатель и падший приемный отец? Он тоже маленький ребенок, которого я должна одарить из нескончаемого источника прощения?
— Конечно! Я знаю Лауро Гатуссо не меньше тебя, и будь уверена: он обаятелен, с ним здорово флиртовать, а жена досталась ему такая скучная. И потому он ищет развлечений вне супружеского ложа.
Танина хмурится.
— Синьора Гатуссо не скучная. — Потом задумывается на секунду и соглашается: — Ну ладно, может, чуть-чуть она и скучная, но почему мужчины так слушаются своего кутаса, будто он флюгер какой? Почему им недостает одной женщины?
Лидия ногтем убирает со лба вьющийся локон.
— О, брось! Мужчины от нас самих не так уж и отличаются. Мы тоже устаем от постоянного любовника и порой увлекаемся следующим, забыв расстаться с предыдущим.
— Это ты такая, — возмущенно поправляет подругу Танина. — Я — нет.
Отпив вина, Танина все-таки не может сдержать улыбочку.
— Да, знаю, — признает она, — когда-то, и очень недолго, я была такой. Надеюсь, что именно была. Пусть Эрманно загладит вину, и тогда я выберу его спутником жизни. Другого мне не надо.
Лидия иронично хлопает в ладоши.
— Тогда либо считай, что он уже загладил вину наилучшим образом, либо порви с ним окончательно. Танина, перестань уже говорить о таких глупостях.
— Пусть сначала извинится.
— Он еще не просил прощения?
— Нет, и не собирается.
— А ты намекала, что надо бы?
— Ну разумеется. Мы с того вечера не раз встречались, но Эрманно не извинился передо мной и не загладил вину за то, что заочно нанес такое оскорбление человеку, который мне не только работодатель, а еще и как отец.
— Отчего же?
Танина потихоньку закипает.
— Говорит, не за что извиняться. Велит забыть тот случай. Теперь еще и увлекся какими-то поисками. У него нет времени поговорить со мной даже о нашем будущем.
— Какими же поисками он увлекся?
Танина отставляет пустой бокал.
— Закопался в книги. Ищет следы одного предмета. Время от времени Эрманно и прежде увлекался историей каких-нибудь картин или скульптур. На этот раз хочет узнать про некую религиозную вещицу.
— Жидовская, небось. И что же это? Менора?[41] Их пруд пруди, как воров.
— Нет-нет. Вещица не еврейская. По правде, она даже интересная. Эрманно думает, этрусская. Сама я не уверена, потому что больше разбираюсь в картинах, не скульптурах. Однако вещь очень старая, видно сразу.
— Этрусская? Как необычно. Из тех дней до нас мало что дошло.
Танина с любопытством смотрит на подругу.
— Откуда ты знаешь? Нет, я, конечно, верю в твои широкие познания во многих областях. Особенно, — Танина лукаво улыбается, — в области мужского. Однако не думала, что твои интересы касаются и культуры этрусков.
— Они и не касаются. Просто был у меня однажды любовник, который собирал всякий мало-мальски ценный хлам, до которого дотягивались его жадные ручонки. Вот он и говорил мне об этрусках. Меня они, правда, не заинтересовали. Но что такого особенного в этой вещице?
— Если честно, то самой вещицы у него нет. Он ее не приобрел, пока. Эрманно работает по эскизу, принесенному неким монахом с острова Сан-Джорджио. Эта вещица — серебряная табличка, на ней изображен авгур, пронзенный своим же посохом.
— Какая гадость. — Лидия морщится, будто лимон съела.
— Эрманно говорит, табличка — одна из частей, составляющих нечто под названием «Врата судьбы».
— Серьезно? Что ж, надеюсь, и он, и тот полоумный монах, желающий продать вещицу, прилично заработают на ней.
— Еще и Эфран. Он непременно захочет свою долю. — Танина поднимает бокал и показывает хозяйке, что он пуст.
Лидия идет за бутылкой.
— О, этот пройдоха своего не упустит. Хотя дело свое знает и в прошлом году достал отменные драгоценности. Жемчуга. Роскошное ожерелье, идеально подходящее к лифу платья из голубого шелка, которое я себе пошила.
Лидия заново наполняет бокалы и отходит к изящному ночному столику из орешника, стоящему под вытянутым венецианским зеркалом.
— Что скажешь на это? — Она показывает подруге две маски, обе элегантны и богато украшены. Первая — trapunto uomo,[42] красное с золотом, вторая — trapunto donna,[43] слоновая кость и серебро.
