М. Кэри - Новая эра Z
Там все казалось не к месту. До Мелани доносились не только визги, но и звуки от чьих-то быстрых передвижений. Но зал был настолько велик, настолько полон эхом, что она не могла определить, откуда идет звук.
Она осмотрелась. Везде были двери и лестницы. Она наугад поднялась по еще одной лестнице, затем открыла дверь и прошла по длинному коридору еще через две двери, которые открывались от малейшего прикосновения.
И остановилась моментально, как останавливаются, когда вдруг видят, что стоят на краю обрыва.
Пространство, в котором она сейчас была, намного больше, чем зал внизу. Тут царила кромешная тьма, но она догадалась о размере по изменению эха и по движению воздуха перед лицом. Ей даже не пришлось думать об этих вещах. Она просто знала, что это место огромно.
И звуки шли к ней снизу, так что пространство имело три измерения, а не два.
Мелани подняла руки перед собой и пошла вперед – маленькими шажками ребенка, которые быстро привели ее к краю платформы. Под пальцами был холодный металл рельса или балюстрады.
Она молча стояла, прислушиваясь к визгам, стуку ног и другим ритмическим хлопкам, которые доносились до нее и улетали дальше.
Потом кто-то засмеялся. Высокая, радостная трель.
Она стояла как вкопанная, чувствуя, что дрожит. Этот смех мог принадлежать Анне, или Зои, или любому из ее друзей в классе. Это был смех маленькой девочки, ну, или мальчика.
Она почти закричала, но сдержалась. Это был хороший смех, и она подумала, что человеку, издававшему его, тоже хорошо. Но один человек не мог издавать весь этот шум. Было похоже, что много-много людей бегают по кругу. Играя в игру, наверное, в темноте.
Она ждала так долго, что произошло кое-что странное. Она начала видеть.
Но никаких источников света не было. Глаза внезапно решили дать ей более подробную информацию. Она слышала как-то на уроке про то, что называется аккомодацией. Палочки и колбочки в глазах, особенно палочки, изменяют свою зону чувствительности, чтобы видеть там, где раньше была темнота. Но в этом процессе есть ограничения, из-за которых картинка получается в основном черно-белая, потому что стержни не очень хорошо различают цвета.
Это было иначе. Как будто взошло невидимое солнце и озарило помещение, как днем. Или черный океан высох и превратился в сушу буквально за несколько секунд. Она была бы удивлена, если бы это сделали голодные.
Она была в театре. Она никогда не видела раньше театра, но знала, как он должен выглядеть. Много-много рядов кресел, смотрящих в одну сторону – на место с широким плоским деревянным полом. Сцена. Еще места были на балконе, который был своего рода вторым этажом, на котором и стояла Мелани, смотря вниз на сцену.
И она оказалась права, там был не один человек. По крайней мере дюжина.
Хотя они не играли в игру. Они делали что-то принципиально другое.
Мелани долго смотрела на них, вслушивалась. Ее глаза были широко раскрыты, а пальцы вцепились в перила с такой силой, будто она боялась упасть.
Она смотрела, пока шумы и движения не стихли. А потом выскользнула так тихо, как только могла, через вращающиеся двери и вниз по лестнице.
Выйдя на улицу, где шел проливной дождь, она сделала несколько шагов и спряталась в тени стены, на которой была поблекшая древняя граффити, сохранившая только два цвета – черный и серый.
Что-то происходит с ее лицом. Глаза горят, а горло сотрясают конвульсии. Похоже на первый вдох в душевой, когда воздух с первыми каплями спрея наполняется горькими брызгами.
Но там не было никакого спрея. Она просто плакала.
Часть ее разума, которая осталась стоять и смотреть, как она ест кота, смотрела этот спектакль тоже и оплакивала что-то, но из-за дождя было невозможно определить, действительно ли у нее текут слезы?
58
Ночь, скрючившись, бесцельно проползает после ужина, который, несмотря на опасно высокое содержание соли и сахара в нем, никто, кажется, не оценил.
Джустин сидит в комнате для экипажа, развернувшись в кресле так, чтобы смотреть в одну из бронированных щелей на улицу. За спиной слышится прерывистый храп Галлахера. Он выбрал лучшую койку и забрал одеяла с других, чтобы свить себе гнездо. Там, полностью невидимый, он забаррикадировался от внешнего мира со своими мечтами и горами поликоттона.
Он вообще единственный, кто спит. Паркс все еще копается в генераторе и не собирается останавливаться. Прерывистый стук из машинного отделения говорит Джустин о его успехах. А прерывистая ругань – о временных неудачах.
Между ними находится лаборатория, где в тишине работает Колдуэлл, рассматривая слайд за слайдом под конфокальным микроскопом Zeiss LSM 510 со встроенным аккумулятором (электронный микроскоп все еще ждет животворящего прикосновения тока от генератора «Рози»), оставляя комментарии к каждому образцу в блокноте с кожаным переплетом, внимательно нумеруя записи.
Когда солнце встает, Джустин поражена. Ей уже казалось, что этот онтологический тупик будет продолжаться вечно.
В красных лучах рассвета из боковой улицы выходит крошечная фигурка и направляется к дверям «Рози».
Джустин издает невольный крик и бежит открывать. Но Паркс преградил ей путь и не собирается отступать. Слышится тонкий, приглушенный звук: голые ножки вежливо стучат по броне.
– Тебе придется позволить мне разобраться с этим, – говорит ей Паркс. У него мешки под глазами и масляные пятна на лбу и на щеках. Похоже, что он только что убил кого-то, в чьих жилах текла тушь. Плечи устало опущены.
– Что значит «разобраться»? – спрашивает Джустин.
– Это значит, что я поговорю с ней первым.
– С пистолетом в руке?
– Нет, – раздраженно ворчит он. – С этим.
Он показывает ей поводок и наручники, которые держит в левой руке.
Джустин колеблется секунду.
– Я знаю, как надевать наручники, – говорит она. – Почему я не могу выйти и поговорить с ней?
Паркс вытирает грязный лоб грязным рукавом и бормочет себе под нос «господи боже».
– Потому что она попросила об этом перед тем, как ушла, Хелен. Ты единственная, за кого она беспокоится, не за меня. Я почти уверен, что она в порядке, потому что просто постучала в дверь, а не начала царапать или биться головой об нее. Но независимо от того, в каком она настроении, она не хочет увидеть тебя сразу, как откроется дверь. Особенно когда она в таком виде – с кровью на губах и одежде. Ты же понимаешь это, да? После того как она приведет себя в порядок, наденет намордник и наручники, ты сможешь с ней поговорить. Договорились?
Джустин глотает. Ее горло пересохло. Правда в том, что она напугана. Больше всего она боится того, что могли последние двенадцать часов сделать с Мелани. Боится, что в глазах девочки может увидеть что-то новое и чужое. Именно поэтому она не хочет пропускать главный момент. И не хочет, чтобы Паркс шел первым.
Но она понимает, что не может пойти против того, о чем Мелани специально просила. Поэтому она отходит за перегородку, пока сержант открывает дверь.
Джустин слышит, как металлические засовы скользят внутрь, а потом вздох помощи гидравлических петель.
И тогда она проскакивает через кормовую оружейную прямо в лабораторию. Колдуэлл смотрит на нее равнодушно. Пока не понимает, что означают действия Джустин.
– Мелани вернулась, – говорит доктор, подходя к ней. – Хорошо. Я беспокоилась, что она…
– Закрой рот, Кэролайн, – грубо обрывает ее Джустин. – Серьезно. Закрой его сейчас же и не открывай больше.
Колдуэлл продолжает смотреть на нее. Она хочет выйти, но Джустин преградила путь и доктор вынуждена остаться. Вся агрессия, копившаяся в ней, выплеснулась в этих словах.
– Садись, – говорит Джустин. – У тебя не получится увидеть ее. У тебя не получится поговорить с ней.
– Получится, – говорит Паркс у нее за спиной. Она поворачивается и видит его, стоящего в дверном проеме. Мелани за ним. Он не успел надеть наручники, но намордник уже на ней. Она промокла, желтый пушок на голове примят, а футболка прилипла к костлявому телу. Дождь уже прекратился, значит, она так проходила всю ночь.
– Она хочет поговорить со всеми нами, – продолжает Паркс. – И я думаю, мы хотим послушать. Скажи им, что только что сказала мне, малыш.
Мелани напряженно смотрит на Джустин, потом на доктора Колдуэлл.
– Мы здесь не одни, – говорит она. – Там кто-то есть.
59
В отсеке для экипажа они выбирают себе места. Несмотря на то что полный комплект «Рози» состоял более чем из десяти человек, им здесь тесно уже вчетвером. Джустин чувствует, что такая близость всех напрягает.
Она сидит на нижней койке. Колдуэлл садится на соседнюю, напротив. Галлахер расположился на полу, скрестив ноги по-турецки, а Паркс прислонился к стене.
Мелани обращается к ним, стоя в проходе, возле двери. Джустин вытерла ей волосы полотенцем, повесила куртку, джинсы и футболку сушиться и обернула ее еще в одно полотенце, вместо халата. Руки Мелани находятся под полотенцем за спиной, потому что Паркс снова надел наручники. Это была ее идея. Она повернулась к нему спиной, держа руки вместе, и терпеливо ждала, пока он их надевал.
